Худощавый и усатый Плиев качнул плечами:

   — Хорошая идея, я — за!

   — А что скажет Павел Алексеевич? — Василевский взглянул на Ротмистрова. Тот шевельнул усами.

   — Хватит ли моих сил, чтобы задержать Манштейна? — Лицо генерала стало задумчивым.

   — Из резерва Ставки я дам тебе ещё войск, — заверил его Василевский.

   — Ну, если так, я тоже — за! — улыбнулся Ротмистров.

До поздней ночи работал Александр Михайлович в штабе Ротмистрова. Потом вышел из блиндажа перекурить. На небе тускло горели звёзды. Ветер, разогнав тучи, прилёг в степи отдохнуть. Кругом белым-бело от снега, казалось, что у этой белой степи, ровной как скатерть, нет конца и края.

   — Павел Алексеевич, поеду я. — Василевский загасил папиросу. — Меня ждут в Верхне-Царицынске. Надо переговорить с командармами, а то как бы нам не прозевать первые удары Манштейна.

В Верхне-Царицынск на КП 57-й армии генерала Толбухина он добрался на вездеходе. Сел пить чай, и тут к нему подскочил Толбухин:

   — Александр Михайлович, началось! Из района Котельникова немцы атаковали войска 302-й стрелковой дивизии 51-й армии генерала Труфанова и части 126-й стрелковой дивизии, что расположена восточнее города...

   — Это начали наступать дивизии 57-го немецкого корпуса из армейской группы «Гот», а у нас на том участке фронта, как тебе известно, три довольно слабые стрелковые дивизии и одна танковая бригада, — засуетился Василевский. — Боюсь, Манштейн им не по зубам! Поеду на станцию Жутово и выясню обстановку, а уж потом буду принимать решение...

Вернувшись в Верхне-Царицынск, Василевский с огорчением узнал, что 6-я танковая дивизия немцев двигалась к южному берегу Аксая, а их 23-я танковая дивизия вышла к шоссейному мосту через Аксай у Круглякова. Он вызвал на связь командующего Сталинградским фронтом генерала Ерёменко, штаб которого находился в Райгороде.

   — Андрей Иванович, я только что прибыл из 51-й армии Труфанова, — сказал Василевский, переводя дыхание. — Там плохи дела. Армада тяжёлых танков Манштейна навалилась на войска и прорвала оборону. Вам надлежит срочно выделить часть сил, чтобы помочь Труфанову. Усильте также оборону на реке Мышкове. Я сейчас еду в Заворыгин и свяжусь с Верховным.

   — Вас понял, Александр Михайлович, действую! — бодро ответил Ерёменко.

Василевский мучительно размышлял, где взять восемь—десять полнокровных дивизий. И вдруг его осенило: 2-я гвардейская армия генерала Малиновского! По плану, утверждённому Ставкой, эта армия должна нанести главный удар по окружённым войскам Паулюса, и теперь её перебрасывали по железной дороге на Донской фронт. Этой операции Сталин лично дал наименование «Кольцо».

«У Рокоссовского эту армию надо взять и бросить против Манштейна», — решил Василевский. Но как на это посмотрит Сталин? А что скажет Рокоссовский? Нужно ехать к нему.

Спустя час он прибыл в Заворыгин. Вошёл в штаб фронта, и на него дохнуло горячим воздухом «буржуйки». Генералы Рокоссовский и Малиновский сидели за столом и разглядывали карту Донского фронта. Увидев начальника Генштаба, они вскочили с мест. По хмурому лицу Василевского Рокоссовский понял, что тот явно не в духе.

   — Что-то случилось? — встрепенулся он, отвечая на приветствие Александра Михайловича.

   — Пока нет, но может случиться беда, — резко отозвался Bасилевский. Он снял бекешу. — Танки Манштейна протаранили нашу оборону на Котельническом направлении и движутся ни выручку Паулюсу.

Начальник Генштаба связался по телефону с генералом Ерёменко и спросил, успел ли он что-нибудь сделать. Тот подтвердил, что оперативная группа войск во главе с генералом Захаровым уже направлена в прорыв.

   — Я приказал Захарову с марша ринуться на врага и встречным боем разгромить его или задержать, — слышался в трубке бас Ерёменко. — Но этих моих сил недостаточно. Прошу доложить Верховному мою просьбу о резервах.

   — Надо на три—пять дней задержать танки Манштейна, а потом будет кому нанести по ним надлежащий удар, — весело бросил в трубку Василевский. Он окликнул Рокоссовского: — Константин Константинович, вызови мне Ставку.

   — С Москвой связи нет! Должно быть, где-то повреждена линия.

   — Жаль! — горько усмехнулся Александр Михайлович. На его усталом лице появилась не то хитринка, не то усмешка, и Рокоссовский никак не мог понять, чем это вызвано. — Я хотел попросить Верховного направить 2-ю гвардейскую армию Малиновского на борьбу с танками Манштейна.

   — Я категорически против! — распалясь, заявил Рокоссовский. От волнения на его лице взбугрились желваки. — Надо сначала разбить Паулюса, а затем браться за Манштейна. К тому же у меня сорвётся операция «Кольцо»!

   — Она не сорвётся, мы перенесём её на поздний срок. Если же Манштейн прорвётся к Паулюсу, то в «мешке» появится такая дыра, что её ничем не залатаешь! — Василевский взглянул на генерала Малиновского. — Твоё мнение, Родион Яковлевич?

   — Вы начальник Генштаба, представитель Ставки, у вас есть право приказывать, а моё дело исполнять, — бодро ответил командарм.

   — И всё же, как ты считаешь?

   — Пусть решает командующий фронтом Рокоссовский, моя армия, как вы знаете, передана в его подчинение. — У Малиновского дёрнулись брови. — Мне уже поставили задачу — нанести главный удар по немцам в операции «Кольцо». Если вы намерены отменить её, тогда другое дело...

Василевский какое-то время колебался. В глазах — настороженность, губы затвердели. Не привык он в жизни терять что-либо без боли, вот и теперь хочет заговорить с Рокоссовским, но не может — острый, тяжёлый комок шевельнулся в горле. Он мысленно представил, как в районе Котельникова наши войска, истекая кровью, ведут неравный бой с танками Манштейна. От мысли, что там гибнут бойцы, а он не может им сейчас помочь, у Александра Михайловича бешено забилась кровь в висках. От нестерпимой боли он сжал потными ладонями голову. Казалось, впервые на фронте Василевского охватил страх, но не за себя, а за то дело, которое возложила на него Ставка. «Ты не можешь больше ждать! — сказал он себе. — Ты должен принять решение, иначе будет поздно!» Василевский встал из-за стола, одёрнул китель.

   — Товарищ Малиновский, — выдохнул он резко, с надрывом, — приказываю вам немедленно перебросить свою армию форсированным маршем на реку Мышкову! Ваша задача — мощным ударом упредить Манштейна, дать ему решительный отпор, нс допустить прорыва внешнего фронта окружения войск Паулюса!

   — Вы передаёте 2-ю гвардейскую армию в распоряжение командующего Сталинградским фронтом? — уточнил Рокоссовский.

   — Да, Константин Константинович, я так решил и прошу мои действия не обсуждать! — Василевский перевёл взгляд на Малиновского: — Вам ясен приказ?

   — Так точно!

   — Выполняйте! — отрывисто бросил Василевский.

   — Слушаюсь!

Малиновский рванул на себя дверь.

В штабе стало тихо, только слышны были лихой стук аппарата бодо в соседней комнате да негромкие переговоры связистов со своими коллегами из соседних дивизий. Рокоссовский молча прохаживался по длинной, неуклюжей комнате, окна которой выходили на заснеженную дорогу, изредка бросая косые взгляды на Василевского. Тот нагнулся над столом и, работая циркулем и карандашом, что-то высчитывал на оперативной карте. И от того, что всё так неожиданно произошло, и от нестерпимой боли и обиды, что операция «Кольцо», в которую вложено много сил, откладывается, Рокоссовскому стало не по себе. Он подошёл к Василевскому и тихо спросил:

   — Ты уверен, что иного решения быть не могло?

Василевский выпрямился:

   — Слушай, Костя, я знаю, тебе сейчас очень тяжело, ты чертовски зол на меня, но пойми — у Манштейна злобные намерения. Он был в Ставке Гитлера, и тот наверняка потребовал от него любой ценой выручить Паулюса. Нам дорого обошёлся «котёл», немало погибло наших бойцов, пока мы не взяли врага в кольцо. И вдруг всё это потерять? На это я пойти не мог! Потом, когда страсти улягутся, ты поймёшь, что я был прав...