Вознесенский полистал документ Генштаба.

   — Условимся так, Александр Михайлович, — сказал он. — Я изучу заявку и позвоню вам в конце дня. У меня сейчас будет встреча с наркомами танковой промышленности и боеприпасов, а в пять вечера меня «атакуют» нарком судостроительной промышленности Носенко и ваш друг адмирал Кузнецов. Ему надо построить корабли и подводные лодки, для чего тоже нужно немало металла.

   — Сочувствую вам, Николай Алексеевич! — улыбнулся на прощание Василевский.

Весь день он работал в Генштабе, но Вознесенский так и не позвонил. Приехал домой усталый.

   — Похудел ты, Саша, — сказала жена. — А всё оттого, что много ездишь, о многом переживаешь.

Он усмехнулся, потрепал её по кудряшкам.

   — Пора тебе, Катюша, понять, что я не рядовой вояка, а начальник Генштаба, заместитель наркома обороны СССР! — не то сердясь, не то упрекая, ответил Василевский. — На моих плечах лежит такая тяжесть, что и упасть можно...

Зазвонил телефон. Генерал Штеменко, дежуривший по Генштабу, сообщил, что его спрашивал Вознесенский, просил позвонить ему домой.

   — Какое у него настроение, Сергей Матвеевич?

   — Голос бодрый, я понял, что заявка Генштаба его в жар бросила, — отшутился Штеменко.

   — Тогда буду ему звонить... — Василевский снял телефонную трубку «кремлёвки», набрал нужный номер.

   — Николай Алексеевич, это я, Василевский. Слушаю вас! Вы, наверное, урезали мою заявку?

   — Вот и не угадал, Александр Михайлович! — засмеялся Вознесенский. — В этот раз мы дадим вам всё, что просите. Цифры весьма велики, но у меня есть резервы. По секрету скажу вам, что товарищ Сталин интересовался вашей заявкой...

   — Вы меня обрадовали, Николай Алексеевич. Спасибо вам, дорогой коллега. — И вдруг добавил: — Я благодарен судьбе, что она послала мне такого друга, как вы...

   — И я тоже! Приходите! — весело отозвался Вознесенский.

Вернулся в Генштаб Василевский довольный, а через полчаса уже был у Верховного.

   — У генерала Гордова особых изменений нет, фронт пока надёжно держит оборону...

   — Как с резервами для контрнаступления? — спросил Верховный.

   — Всё по заявке Генштаба доставляется эшелонами под Сталинград. Танков, правда, надо бы ещё...

Сталин молча снял трубку «кремлёвки» и позвонил Вознесенскому.

   — Посмотрите с Малышевым, нельзя ли дать под Сталинград больше танков, чем заявил Генштаб?

   — У меня только что был генерал Василевский, и он об этом не просил, — отозвался Вознесенский.

   — Да, Николай Алексеевич, начальник Генштаба не просил, — весело пробурчал в трубку Верховный. — Он у нас очень скромный. Танки просит товарищ Сталин.

   — Ах, так... — замялся Вознесенский. — Постараюсь выполнить вашу просьбу...

Рано утром чёрная «эмка» въехала на поле Центрального аэродрома и подкатила к «Дугласу». Из неё вышел начальник Генштаба Василевский и поднялся в самолёт. В иллюминатор он увидел, что к «Дугласу» бежит дежурный по аэродрому и машет лётчику рукой.

   — Алексей, узнай, что ему надо!

Пилот выпрыгнул на поле.

   — Товарища Василевского срочно вызывает товарищ Сталин, — тяжело дыша, сказал дежурный. — Только что звонили из приёмной...

Чёрная «эмка» мигом доставила Василевского в Кремль.

У Сталина в кабинете находился Маленков, в его руках был светло-коричневый саквояж.

   — Пришлось задержать ваш вылет, — сказал Сталин. — С вами полетит в Сталинград товарищ Маленков. Вместе с секретарём обкома партии он займётся эвакуацией ценного оборудования, а также побывает в войсках. Вас хочу ещё раз предупредить, — голос Верховного зазвучал как туго натянутая струна, — пока Ставка формирует резервы, город оборонять надёжно! Вчера туда улетел заместитель Председателя СНК товарищ Малышев со своими коллегами, так что держите с ним связь...

Три часа лета, и «Дуглас» приземлился в Сталинграде. Маленкова встретил первый секретарь обкома Чуянов, и они уехали в обком партии, а Василевский — в штаб Юго-Восточного фронта, находившийся в штольне на левом берегу реки Царицы. Его встретил командующий фронтом генерал Ерёменко.

   — Как вы тут, Андрей Иванович?

— Сражаемся, — улыбнулся Ерёменко. — С чего начнём работу?

   — Мне надо в деталях знать обстановку на фронте. — Василевский распорядился, чтобы его помощники развернули на столе свои рабочие карты. — Андрей Иванович, ваша карта у начальника штаба? Приглашайте и его сюда...

Первая ночь для Василевского прошла относительно спокойно. Однако с утра немцы начали сильно бомбить город. Зенитчики вели по ним бешеный огонь, в небе запылали сразу три «юнкерса». Кругом всё рушилось от вражеских бомб, огонь бушевал в домах. Потом немцы стали штурмовать позиции. Их атаки следовали непрерывно, но генерал Ерёменко спокойно и уверенно отдавал по телефону приказы, требовал «Ни шагу назад!», перебрасывал войска с одного участка на другой.

Глубокой ночью на КП фронта поступило тревожное донесение: к югу от города фашисты вклинились в нашу оборону и вышли к станции Тингута. «Ещё бросок, и они могут ворваться в город! — забеспокоился Василевский. — Надо закрыть эту брешь!» Он связался по телефону с генералом Гордовым и спросил, какие приняты меры. Тот доложил, что создаёт ударную группу из трёх стрелковых дивизий, танковой бригады и 28-го танкового корпуса, которая и нанесёт удар по линии Павшино—Котлубань в юго-западном направлении с целью закрыть прорыв у Котлубани, Большой Россоши и выйти к Дону.

   — Решение разумное, Василий Иванович, — одобрил Василевский. — Кто возглавит ударную группу? Ещё не решил? Поручи это дело своему заместителю генералу Коваленко. Я хорошо его знаю по работе в Наркомате обороны. Генерал что надо, и храбрости ему не занимать. И ещё, — продолжал Василевский. — Я тут распоряжусь, и навстречу группе Коваленко им района Малых Россошек по немцам ударит 62-я армия генерала Лопатина.

   — Благодарю вас за поддержку! — зычным голосом прокричал Гордов.

Василевский хотел доложить Верховному о прорыве немцев к Волге, но связь с Москвой неожиданно прервалась. Пришлось телеграмму Верховному передать по радио.

Что же в это время было в Ставке? Сталин, получив депешу, прочёл её, посмотрел место прорыва немцев и в пять часов пятнадцать минут вызвал в кабинет Поскрёбышева и продиктовал ему телеграмму в Сталинград.

«Лично Василевскому, Маленкову. Меня поражает то, что на Сталинградском фронте произошёл точно такой же прорыв далеко в тыл наших войск, какой имел место в прошлом году на Брянском фронте, с выходом противника на Орел. Следует отметить, что начальником штаба был тогда на Брянском фронте тот же Захаров, а доверенным человеком тов. Ерёменко был тот же Рухле. Стоит над этим призадуматься. Либо Ерёменко не понимает идею второго эшелона в тех местах фронта, где на переднем крае стоят необстрелянные дивизии, либо же мы имеем здесь чью-то злую волю, в точности осведомляющую немцев о слабых пунктах нашего фронта...»

   — Записали? — спросил Сталин.

   — Всё в точности! — подтвердил Поскрёбышев.

   — Срочно отправьте в Сталинград на имя Василевского, а ко мне вызовите Берия, — распорядился Хозяин.

Через час эта телеграмма лежала на столе у Василевского, который всё ещё находился на КП Сталинградского фронта. Он прочёл и познакомил с ней Маленкова, только что прибывшего на КП. Поскольку в телеграмме первой была указана фамилия представителя Ставки, Маленков предпочёл не вмешиваться в чисто военные вопросы.

   — Что скажете? — спросил он Василевского.

   — Сталин ошибается, — заметил Александр Михайлович. — Генералы Захаров, Ерёменко и Рухле невиновны в том, что немцам удалось прорвать Сталинградский фронт. Просто у нас там меньше сил, особенно танков.

Позже Василевскому стало известно, что по приказу Сталина Берия арестовал генерала Рухле. Об этом ему сказал Маленков.