— Утром я заскочу к тебе, Андрей Иванович, — заверил командующего.

Но приехал он к нему под вечер. Вошёл в блиндаж весь в снегу, лицо горело от ледяной крупы. Без всякой фальши в голосе воскликнул:

   — Рад тебя видеть, Андрей Иванович! Как самочувствие? Нога побаливает?

   — Временами, а так бегаю.

   — У тебя тут как в бане: тепло, уютно. — Василевский снял бекешу, отряхнул с неё мокрый снег и бросил на лавку. — Ну, где твои пленные?

   — Я провёл с ними научный эксперимент, — улыбнулся Ерёменко во весь рот. — Прошу, садись ближе к «буржуйке», а то весь промок. Василий! — окликнул он адъютанта. — Давай сюда чай, бутерброды, шоколад! Надо обогреть представителя Ставки.

   — Чай — это хорошо для сугрева, — пошутил Александр Михайлович, ломая пальцы рук так, что им стало горячо. — Мороз чертовски жгучий, на ветру задыхаешься. Ну, рассказывай про свой эксперимент!

   — Привели, значит, ко мне пленных лётчиков, и через переводчика я начал с ними беседовать. Задавал им самые разные вопросы — и про Гитлера, и про Геббельса, который день ото дня безбожно врёт о новых победах немцев под Сталинградом, хотя они сами убедились в том, что попали в большой «котёл». Отвечали они, как мне показалось, откровенно и честно. К тому же я распорядился накрыть для них стол и подал водку. Словом, разговор с ними получился. Потом я им сказал, что наши бойцы отвезут их к фельдмаршалу Паулюсу в «котёл» и пусть они, пленные, передадут предложение командования фронта о капитуляции войск, чтобы зря не проливать кровь и терять свои жизни. Тут они заговорили между собой как петухи, одни соглашались с моим предложением, другие отвергали. Один офицер с крестом на груди задал мне вопрос: «Господин генерал, если бы к вам пришёл ваш политрук из немецкого плена и сделал бы подобное предложение, как бы вы отнеслись к нему?» — «Отдал бы его под трибунал!» — ответил я ему. «А нас, господин генерал, не то что под суд отдали бы, а сразу расстреляли, — сказал пленный офицер. — Поэтому мы не желаем идти к Паулюсу, а хотим остаться в плену, как бы нам ни было тяжело...»

Ерёменко увидел, как лицо Василевского посуровело.

   — Ты превысил свои полномочия, когда хотел послать к Паулюсу пленных, и без разрешения Ставки не должен был это делать, — произнёс Василевский.

   — Я не самовольничаю! — бойко выпалил Ерёменко. — Вчера о сбитых самолётах доложил товарищу Сталину, и он посоветовал мне провести такую вот работу с пленными.

   — Ну и хитёр ты, Андрей Иванович! — Василевский толкнул слегка его в плечо. — Со звонка Сталину и начал бы свой рассказ. А где Никита Сергеевич?

   — Уехал вручать партбилет снайперу Красицкому. У бойца на счету полсотни уничтоженных фрицев.

   — Я согрелся, так что приглашай сюда начальника штаба, и будем кумекать, как укрепить передовые рубежи твоего фронта. — Василевский достал свою рабочую карту. — Времени в обрез. Меня ждут ещё в 51-й армии...

Положение на Котельническом направлении вызывало тревогу у Александра Михайловича: Манштейн стягивал на этом участке немалые силы и, похоже, собирался сокрушить советскую оборону. Поэтому, посетив 51-ю армию генерала Труханова и 5-ю танковую армию генерала Романенко, Василевский уточнил обстановку и проследил выход указанных армий на стык войск 5-й Ударной армии. Командарм генерал Романенко, которого Василевский узнал ещё в финскую войну, провожая представителя Ставки к самолёту, от имени своих бойцов и командиров заявил:

   — Мы готовы к решительной схватке с танками Манштейна, и я уверен, что побьём этого шелудивого пса фюрера. Нам бояться нечего — мы на своей земле и, если надо, прольём кровь, но Родину-мать отстоим! Так и передайте товарищу Сталину!..

Утром начальник штаба главнокомандования вермахта генерал-фельдмаршал Кейтель прибыл к Гитлеру. Высокий и сутулый, он неуклюже открыл дверь кабинета. Фюрер разглядывал карты, разложенные на овальном столе.

   — Беда, мой фюрер, — разжал губы Кейтель. — Под Сталинградом русским удалось окружить 6-ю армию Паулюса и 4-ю танковую армию...

Лицо Гитлера помрачнело, щетинистые усики под носом задёргались. Он неподвижно стоял перед Кейтелем и выпученными глазами смотрел на него.

   — Как это случилось? — наконец выдавил из себя фюрер. — А где ты был, Вильгельм? Почему не подсказал ему?

   — Я предупреждал Паулюса, — поспешил заявить Кейтель. — Советовал ему глубоко не вклиниваться в оборону русских, но увы... Горяч Паулюс, мой фюрер, весьма горяч, а тут следовало осмотреться...

   — Надо спасать Фридриха! — крикнул Гитлер. — На кого мы возложим эту миссию?

   — Это может сделать только Манштейн! — веско сказал Кейтель. — Он возглавит группу армий «Дон» и крепко даст большевикам по зубам!

   — Ты умница, Вильгельм! — Гитлер подскочил к своему любимцу и пожал ему руку. — Вызывай Эриха в Ставку, я буду его инструктировать!

Прилетел Манштейн поздно вечером. Он был бодр, энергичен, хотел доложить Гитлеру обстановку на фронте, но тот прервал его:

   — Эрих, ты знаешь, что твой друг Паулюс попал в русский капкан?

   — Да, мой фюрер, и по этому несчастному случаю я скорблю, — не глядя Гитлеру в глаза, ответил Манштейн.

   — Ты должен спасти Паулюса, он наш соратник! Кейтель убедил меня, что ты преподашь урок большевистской Красной Армии. — Гитлер подошёл к карте, нагнулся над столом. — Я приказал обеспечить всем необходимым войска Паулюса с воздуха, бросить на это всю транспортную авиацию, чтобы питать «котёл». — Он помолчал, задумавшись. — Как это удалось русским? Мне доложили, что боевыми действиями фронтов под Сталинградом руководит некто Василевский. Он близок к самому Сталину. Эрих, тебе он знаком по войне?

Манштейн смутился, отчего его остроскулое лицо покраснело, а желваки надулись.

   — Мой фюрер, этого русского генерала по сражениям я не знаю, — отрывисто сказал Манштейн. — Агентура подготовила мне на него досье. Оказывается, на этой войне Василевский ещё не командовал ни дивизией, ни армией, а тем более фронтом.

   — Тебе агенты добыли его фотографию? — спросил Гитлер.

   — Нет, мой фюрер, а я бы желал посмотреть на своего противника.

   — Минутку, Эрих. — Гитлер позвонил по прямому телефону генерал-фельдмаршалу Кейтелю. — Вильгельм, у тебя есть фотографии верхушки Красной Армии? Надо кое-что показать Манштейну.

«Лучше бы фюрер не приглашал сюда эту штабную крысу», — с неприязнью к Кейтелю подумал Манштейн.

Дверь распахнулась, и в кабинет вошёл генерал-фельдмаршал с папкой в руке. Увидев Манштейна, вставшего с кресла и курившего сигару, он кивнул ему, поздоровавшись, и вручил Гитлеру папку.

   — Здесь фотографии маршалов Шапошникова, Ворошилова, Будённого, Тимошенко, генерала армии Жукова... Кто вам нужен, мой фюрер? — угодливо осведомился Кейтель.

   — Кто сейчас начальник Генерального штаба Красной Армии? — спросил Гитлер.

   — Генерал-полковник Василевский, бывший русский офицер, после революции он перешёл на сторону большевиков. — Кейтель порылся в папке. — Вот он, Василевский! Очень симпатичный красный командир. Любая немка захотела бы провести с ним ночь, — улыбаясь, ответил Кейтель. — Я лично с ним знаком...

   — Вильгельм, мне не до шуток! — сухо произнёс Гитлер. — Речь идёт о спасении войск Паулюса — ты это понимаешь?

   — Мой фюрер, я говорю правду, — посерьёзнел Кейтель. Лицо его вытянулось, морщины со щёк сбежали, и весь его вид говорил о том, что слова фюрера его чувствительно укололи.

Манштейн, загасив сигару, подошёл к столу. Он взглянул на фотографию и воскликнул:

   — Я тоже знаю этого русского! Ей-богу знаю, мой фюрер! Я видел его, он до войны был в Берлине.

Кейтель бросил презрительный взгляд на Манштейна, и тот притих. А Кейтель напомнил Гитлеру, что перед войной в Берлин приезжала делегация правительства большевиков, в её составе был и Василевский, в то время первый заместитель начальника Оперативного управления Генштаба Красной Армии. Тогда же вермахту стало известно, что незадолго до приезда в Берлин Василевский участвовал в разработке плана по отражению возможной агрессии против Советского Союза. А руководил всей этой работой маршал Борис Шапошников, весьма способный генштабист...