— Почему ты, Вильгельм, не сказал мне об этом? — Гитлер прищурил глаза, словно брал на прицел своего подчинённого.
— Мой фюрер, у вас и так много важных государственных дел, к тому же я не думал, что вас это заинтересует, — смутился Кейтель. — В те дни, когда к нам по вашей просьбе приехали русские, я чертовски закрутился. Мне и министру иностранных дел фон Риббентропу вы поручили встретить советскую делегацию на вокзале, — продолжал он. — Тогда же господин Молотов и представил членов делегации, в том числе и военного эксперта Василевского. Пока мы принимали главу делегации господина Молотова, военные эксперты на наших авиационном и танковом заводах с вашего разрешения, мой фюрер, знакомились с военной техникой.
— Помню, помню. — Гитлер закусил губы.
— Тогда-то и я познакомился с Василевским, — вмешался в разговор Манштейн. — Мы даже обменялись с ним рукопожатием. Я показывал ему наши новые танки...
— А вечером, в день приезда делегации большевиков, — с обидой продолжал Кейтель, — вы, мой фюрер, снова направили меня на Унтер-ден-Линден в советское посольство, где в нашу честь русские устроили большой приём. Были там рейхсмаршал Геринг, ваш заместитель по руководству партией Гесс...
— Я не хочу слышать это имя! — грубо прервал Кейтеля Гитлер. — Он страшно подвёл меня...
(В мае 1941 года Гесс совершил полёт в Англию с целью заключить соглашение о перемирии, склонить британцев к совместной борьбе против СССР, но потерпел неудачу в своей миссии. — А.3.).
— Значит, генерал Василевский ещё до войны служил в Генеральном штабе, — задумчиво произнёс Гитлер. — Видимо, не зря Молотов брал его с собой как военного эксперта. Сам Молотов умён, чертовски умён, — повторил фюрер. — Я полагаю, что он хитрее Сталина, этого усатого кавказца. — Гитлер снова взял фотографию Василевского. — Как и Сталин, он тоже курит трубку?
— Да, мой фюрер, — подтвердил Кейтель. — По данным нашей агентуры, начальник Генштаба русский — крепкий орешек.
— В каком смысле, Вильгельм? — не понял Гитлер.
— Разумеется, в военном...
Гитлер взглянул на Манштейна:
— Слышал, Эрих? Так что на твою долю выпал достойный противник. Я считаю, усатый кавказец не зря назначил его начальником Генштаба Красной Армии.
— Мой фюрер, — вновь заговорил Манштейн, когда Кейтель ушёл, — на поле брани победу добывают полководцы, а не штабные крысы.
Гитлер вскинул голову, отчего чёлка чёрных как уголь волос упала ему на лоб и чуть прикрыла глаз,а. Рукой он резко отбросил её со лба.
— Штабные крысы? — Он хохотнул. — Однако, Эрих, ты дерзок на слова. Не забыл, что Паулюс был первым обер-квартирмейстером Генштаба сухопутных войск, а по-русски — первый заместитель начальника Генштаба? Не сказалось ли это отрицательно на его военной карьере?
— Возможно, и сказалось, мой фюрер. — Манштейн снова достал сигарету и закурил. — Это может знать его бывший шеф Гальдер. Мне же штабная работа не по душе. Фронт — моя стихия. И как будто у меня получается. И с деблокадой Паулюса у меня тоже получится. Впрочем, — язвительно продолжал Манштейн, — если вы, мой фюрер, сомневаетесь в этом, то можете поручить Кейтелю спасти Паулюса и его войска.
— Эрих, мне обидно такое слышать, — развёл руками Гитлер и зачем-то взглянул на потолок своего кабинета. — Ты мой близкий соратник, и я очень тебе доверяю... И Кейтель мой ближайший советник. Но конечно же он не полководец, как ты, это истина, и я не стану её оспаривать. Но скажи, ты всё продумал? — Гитлер так и впился в него глазами.
— Да, мой фюрер. — Манштейн подошёл к карте. — 57-м танковым корпусом из армейской группы «Гот» я нанесу удар по русским из района Котельникова, и их оборона будет смята.
По губам Гитлера пробежала тонкая улыбка.
— Ты уверен в успехе, Эрих?
— Иначе я бы не взялся за такое тяжёлое дело, мой фюрер! — Манштейн вскинул поседевшие брови. — На этом участке фронта у русских слабая оборона — три стрелковые и две кавалерийские дивизии и одна танковая бригада. Моих 6-й и 23-й танковых дивизий вполне достаточно, чтобы сокрушить русских. А там и рукой подать до Паулюса.
— Теперь я вижу, что ты всё продумал, всё подсчитал. — Гитлер прошёлся по мягкому ковру, поправил свастику на рукаве. — Надо во что бы то ни стало спасти Паулюса! Если его армия погибнет, это будет для Германии трагедией... Город носит имя вождя русских Сталина, и красных бойцов сломить будет нелегко.
— «Чёрных дьяволов», моряков военного Севастополя, тоже было тяжко сломить, но я сделал это и водрузил нашу свастику на бастионах поверженного города! К вашим ногам я брошу и Сталинград!
— Эрих, как стратег ты силён, и за это я уважаю тебя. — Гитлер ущипнул короткие усы. — Танков у тебя вдвое больше, чем у русских. Кроме того, я отдал приказ вермахту часть соединений для твоей группы «Дон» перебросить из Франции. Так что у тебя есть всё, что надо!.. Ну, дай пожму тебе руку! — И фюрер обнял Манштейна.
В ночь Манштейн улетел на фронт.
«Начальник Генштаба Василевский... Что он думает сейчас обо мне и знает ли, что я буду вести с ним поединок? — размышлял Манштейн, слегка покачиваясь в мягком кресле самолёта. — Знает ли, что я повёл наступление из района Котельникова? Пожалуй, нет, а то давно бы усилил оборону на этом участке... Да, я начну из Котельникова, это самый короткий путь к Паулюсу. И к 25 декабря, как и приказал фюрер, мои танки соединятся с войсками фельдмаршала. Сделаю ему подарок к Рождеству...»
С этими мыслями Манштейн уснул в кресле.
На вездеходе в снежную пургу Василевский прибыл на КП 7-го танкового корпуса. Встречал его комкор генерал Ротмистров. Был он в полушубке, в папахе, лицо на морозе раскраснелось, а на бровях и усах осел белый иней.
— Прошу вас пройти в штаб, — пригласил он Василевского и не по-уставному добавил: — У меня сегодня на душе праздник: в мой корпус прибыл начальник Генштаба и представитель Ставки!
Сюда прибыли командарм 5-й Ударной генерал Попов и командир 3-го гвардейского кавалерийского корпуса генерал Плиев. Здороваясь с ними и улыбаясь краешками губ, Александр Михайлович отпускал шутки, говорил, что в такой сильный мороз хороший хозяин не выпустит во двор свою собаку, а вот он, Василевский, потревожил командармов.
— Мне прогуляться на КП Павла Алексеевича — одно удовольствие. — Плиев подёргивал тонкими пальцами кончики своих щетинистых усов, присаживаясь поближе к столу, возле которого раскалилась докрасна «буржуйка».
— Я тоже продрог, хотя на мне была овчина, — признался Попов.
— Разве это мороз? — усмехнулся в усы Ротмистров, садясь рядом с Поповым. — В финскую войну я был начальником штаба 35-й танковой бригады. Там лютовали такие морозы, что масло в двигателях застывало и танки с трудом давали ход. Белофинны лезли на нас как саранча, все в полушубках, а у наших бойцов — шинель. Обмороженных было немало.
— То была не война, — с тяжёлой усмешкой возразил Василевский. — Так себе, конфликтик. Теперь другая война — война брони и моторов. — Он развернул на столе рабочую карту. — Итак, прошу, товарищи, внимания. Надеюсь, все знают, что на выручку фельдмаршалу Паулюсу Гитлер бросил отборные войска, во главе которых поставил своего стратега Манштейна. Этот гитлеровский выкормыш весьма опасен, вояка что надо, его-то мы и должны укротить. Что нам надлежит сделать? — спросил начальник Генштаба и сам же ответил: — Отработать план общих действий в районе Рычковска и Верхне-Чирска...
— Речь идёт о том, чтобы не допустить соединения Котельнической и нижнечирской группировок врага? — уточнил генерал Попов.
— Вот именно, Маркиан Михайлович! — воскликнул Василевский. — Задача, безусловно, тяжёлая, но вам она под силу.
— Не лучше ли танками Ротмистрова и одной-двумя стрелковыми дивизиями ударить по ручковскому плацдарму и захватить его? — предложил Попов.
