В штаб не вошёл, а вбежал дежурный по связи и громко доложил:
— Связь с Москвой есть! На проводе — Верховный Главнокомандующий!
Василевский услышал далёкий, но чёткий голос вождя:
— Что случилось?
Он доложил: Манштейн начал крупное наступление со стороны Котельникова, бросил в сражение сотни танков и, если они подойдут к реке Аксай, преградить им путь наши малочисленные войска не смогут. Создалась реальная угроза прорыва внешнего фронта окружения войск Паулюса.
Сталин буквально взорвался:
— Где вы были раньше? Я же вас предупреждал, что в районе Котельникова немцы наращивают большие силы! А вы после нашего разговора, видимо, сели пить чай, а надо было сразу же поехать на место и принять меры!
К связи ВЧ был подключён громкоговорящий динамик, он стоял на краю стола, и все слышали, как чертыхался вождь. Василевский напряжённо держал трубку, и Рокоссовский видел, как дрожала у него рука. Он даже не пытался возразить Сталину, ждал, когда тот закончит свою тираду. Слова больно стегали его, но он знал — и Верховному сейчас тяжело: слишком дорогой ценой войскам Красной Армии удалось окружить крупную группировку врага!
— Чем вы объясните просчёт в районе Котельникова? — уже спокойнее спросил Сталин.
— Я должен был подсказать командующему фронтом укрепить там нашу оборону, но Манштейн раньше начал наступление...
— Вот именно — «должен был», — пробасил в трубку Верховный. — Что же теперь?
— Я приказал генералу Малиновскому перебросить свою 2-ю гвардейскую армию в район реки Мышковы. Только она способна в данный момент остановить Манштейна. Другого выхода у нас нет.
— Вы что же, отменили решение Ставки? — жёстко спросил Сталин.
— Я считаю, что как начальник Генштаба и представитель Ставки имею право принять такое решение, — спокойно возразил Василевский, словно речь шла о чём-то самом обыденном. — Собрался тут же доложить вам, но связь с Москвой была прервана.
— А как же операция «Кольцо»? — сдержанно спросил Верховный, хотя, как потом он признался Василевскому, в его душе «бушевала буря».
— Предлагаю пока её отложить. Паулюс сидит в «мешке», и, если ему не поможет Манштейн, никуда он не денется. — Начальник Генштаба выждал, затем добавил необычно твёрдо: — Главное сейчас, товарищ Сталин, не дать Манштейну продвинуться к Паулюсу!
— А что генерал Ерёменко?
— По моему распоряжению он создал оперативную группу войск и бросил её на помощь войскам генерала Труфанова, но эта группа не сможет долго противостоять врагу. А больших сил у Ерёменко нет. Нет этих сил и у Рокоссовского, кроме армии Малиновского.
— Рокоссовский рядом с вами? Дайте ему трубку!
«В трубке послышался голос Сталина, — комментировал впоследствии этот эпизод Рокоссовский. — Он спросил меня, как я отношусь к такому предложению. Я ответил: «Отрицательно». Тогда Сталин сообщил мне, что он согласен с доводами Василевского, что моё решение разделаться сначала с окружённой группировкой, используя для этого 2-ю гвардейскую армию, заслуживает внимания, но в сложившейся обстановке оно слишком рискованное, поэтому я должен армию Малиновского, не задерживая, спешно направить под Котельниково в распоряжение Ерёменко...»
Удручённый Рокоссовский, положив трубку, хмуро взглянул на Василевского:
— И всё же я остаюсь при своём мнении...
Кажется, всё, что так недавно до боли в груди беспокоило Василевского, исчезло, но где-то в глубине души сидел тугой комок и не давал ему расслабиться. Он откинулся на спинку стула, тряхнул пальцами шевелюру. Нет, не всё ещё он сделал... Да, армия Малиновского сильна, но перебросили по железной дороге половину её сил, значит, удар по танкам Манштейна будет не таким чувствительным. Созрела мысль — усилить наши войска 6-м мехкорпусом и 7-м танковым корпусом из 5-й Ударной армии. Эти два корпуса нанесут фланговые удары в тыл немецкому 57-му танковому корпусу.
— Что тебя ещё мучит? — спросил Рокоссовский, наблюдая за ним.
Василевский высказал ему свой замысел.
— Фланговые удары в тыл 57-му немецкому корпусу? — перс спросил Рокоссовский. — Здорово! И как мне в голову не пришла эта мысль, хотя фланговые удары я уважаю! Что же тебе мешает отдать приказ направить туда эти два корпуса?
— После бурного разговора о передаче армии Малиновского Верховный может мне отказать.
— Не откажет! — горячо возразил Рокоссовский. — Твой замысел даст фронтам огромный выигрыш... Нет, если ты это но сделаешь, я сам доложу Верховному. У меня забрал целую армию, а просить у Сталина два корпуса робеешь!
Зазвонил аппарат ВЧ. Василевский снял трубку.
— Товарищ Василевский, вы уверены, что армии Малиновского хватит, чтобы крепко ударить по танкам Манштейна? — вдруг осведомился Верховный. — К тому же в район Котельникова перебросили ещё не всю армию, хотя ваш подопечный заверил меня, что ускорит это дело.
— Меня это тоже тревожит, — признался Василевский. Нам бы сюда ещё два корпуса. — Он изложил Верховному свой замысел. И тот его одобрил.
В самый разгар боев Василевскому позвонил командующий Сталинградским фронтом Ерёменко и обеспокоенно спросил, не бросит ли Манштейн на выручку своего 57-го корпуса танки.
— Удар наших корпусов по флангам немецких войск скуёт манёвр Манштейна, если он вдруг решится на такой шаг, — успокоил его Василевский.
Но бравый Манштейн решился на другой, более опасный манёвр. Когда наши войска освободили Котельниково, он попытался удержать фронт под Тормосином, куда и стал перенацеливать свои танки. Но Василевский мигом смекнул, что надо предпринять. Он позвонил командующему Юго-Западным фронтом Ватутину и сказал:
— Надо сдержать войска Манштейна на Чире, Николай Фёдорович. Как ты, сможешь? Я передаю тебе 5-ю Ударную армию и 3-й гвардейский кавкорпус. Хватит этих сил?
— Вполне! — весело отозвался Ватутин. — Я подключу к этому делу и свою 5-ю танковую армию.
«Доложу Сталину, а то вдруг моё решение он не одобрит», — подумал Александр Михайлович. Он тут же связался с Верховным.
— Берите 5-ю Ударную армию и включайте её в состав Юго-Западного фронта, — согласился Верховный. — Только переговорите с генералом Цветаевым, теперь он командует этой армией, всё ему объясните.
Василевский так и сделал. Командарм Цветаев заверил его, что « 5-я армия не зря называется Ударной и немцы скоро ощутят на себе её боевой порыв».
И генерал Цветаев разгромил немцев в районе Тормосина. При очередном докладе Сталину Василевский попросил его наградить Цветаева орденом.
— А вы добряк, товарищ Василевский, — одёрнул его Верховный. — Удача Цветаева на орден не тянет, ордена к тому же дают не в счёт аванса, а за реальные победы. Пусть товарищ Цветаев ещё проявит себя, тогда я готов принять ваше предложение...
Василевский смешался. Он не ожидал такого упрёка от Верховного, хотя тот не раз говорил, что «орденов жалеть не надо и, если человек отличился на поле боя, не грешно наградить его». На другом конце провода Сталин, наверное, ждал, что ответит ему начальник Генштаба, но Александр Михайлович долго молчал. Наконец решился:
— И всё же генералу Цветаеву я бы дал орден, — сдержанно сказал он.
— Я же говорил вам, что порой вы упрямы как козел, — бросил Верховный и положил трубку.
Поздно вечером, когда Василевский сидел за столом и размышлял над картой, анализируя ход дальнейших наступательных действий фронтов, ему по ВЧ позвонил Жуков:
— Крепко вы дали по зубам Манштейну! Это в моём духе. Но вы его лишь пощипали, а надо бить!
— Ты прав, Георгий, — весело отозвался Василевский. — Манштейна надо добить, и над этим я сейчас думаю.
— Ну, а то, что ты с ходу забрал у Кости 2-ю гвардейскую армию и бросил на Манштейна, — лихо! Я был у Верховного, когда ты вёл с ним переговоры. Он ворчал, даже накричал на тебя, но это так, сгоряча. Ты же знаешь характер Верховного, иногда он больно жалит. Но твоё решение он сразу одобрил... Видимо, на днях, после Нового года, я приеду к вам.
