— Вы поставьте в известность Верховного, а я тем временем оденусь и приеду в Генштаб.
— Не лучше бы вам самому сообщить Сталину, Борис Михайлович?
— Вы кто, заместитель начальника Генштаба или кисейная барышня? — вспыхнул маршал. — Дорого время! Немедленно звоните товарищу Сталину!
— Слушаюсь! — на одном дыхании выпалил Василевский. Он позвонил по «кремлёвке» вождю и, когда тот ответил, доложил ему о начале немецкого наступления под Москвой.
— Я уже знаю, товарищ Василевский, — сказал Сталин усталым голосом. — Меня только что проинформировал маршал Будённый. Борис Михайлович в Генштабе? Как придёт, вместе приезжайте в Кремль. Я еду туда.
А через два дня, 2 октября, враг начал боевые действия против войск Западного и Резервного фронтов. Особенно сильные удары последовали из районов севернее Духовщины и восточнее Рославля. А там, как на грех, наших войск было совсем мало, и это огорчило Сталина; 3 октября немцы захватили Спас-Деменск и Киров, на другой день пал Юхнов, а 7 октября немецкие танки ворвались в район Вязьмы. Оказались в окружении дивизии 19-й и 20-й армий Западного фронта, войска 24-й и 32-й армий Резервного фронта и понёсшая тяжёлые потери в боях в районе Холм-Жирновского группа войск генерала Болдина. Под натиском врага отступали и части Брянского фронта. На запрос Василевского генерал Ерёменко сердито ответил:
— На фронт навалилась громада немецких танков!
— Андрей Иванович, вы же убеждали Ставку, что немецкие танки вроде спичечных коробков, — едва не ругнулся Василевский. — Что доложить товарищу Сталину?
— Скажите, что я прошу дать фронту хотя бы сто танков!
Но Сталин, как и предполагал Александр Михайлович, в ответ на просьбу Ерёменко чертыхнулся:
— Нет у нас танков! Он кто, Ерёменко, — большевик или трепач? — Сталин зацепил Василевского недобрым взглядом, как будто тот был виноват в случившемся. — Помните, что он нам говорил? «Я разобью подлеца Гудериана!» Пусть держит своё слово. — Верховный тяжёлыми шагами прошёлся вдоль стола. — Сколько у нас просителей развелось, а воевать умеют единицы! Генштабу надо решительно пресекать попытки отдельных командующих покушаться на резервы Ставки! Пусть лучше воюют, тогда им хватит тех сил, кои есть у них в наличии.
— Я передам ваше указание начальнику Генштаба, — произнёс Василевский.
— И сами зарубите у себя на носу! Что ещё у вас?
— Вы спрашивали, сколько войск бросил Гитлер на штурм Москвы? Докладываю: пятьдесят одну дивизию, в том числе тринадцать танковых и семь моторизованных. Мировая военная история не знала такого сосредоточения войск, — добавил Александр Михайлович.
Сталин небрежно усмехнулся:
— Наполеон бросил на Россию тоже многотысячную армию, дошёл до Москвы, а Кутузов всё равно разбил его! Побьём и мы Гитлера, но потери, конечно, понесём. — Сталин подошёл к молча сидевшему Молотову. — Вячеслав, в четыре часа проведём заседание Государственного Комитета Обороны. Ты, как мой заместитель, собери членов ГКО. И сам подумай, как и чем укрепить оборону столицы.
— Я уже кое-что наметил, Иосиф, — отозвался Молотов.
— Вот и выскажешь свои соображения членам ГКО...
Совещание было коротким, но содержательным, и Сталин остался доволен. Когда все разошлись, он подошёл к маршалу Шапошникову.
— Борис Михайлович, чем вы объясните трагедию под Вязьмой? — ледяным голосом спросил он. — Превосходством противника в танках и самолётах?
— Не только этим, Иосиф Виссарионович. — На лице маршала появился бледный оттенок. — Вся загвоздка в главном ударе. Ставка и Генштаб ожидали его на юго-западе, а Гитлер бросил ударные силы на западное направление, в центр.
«Это моя ошибка, — подумал Сталин, вспомнив, как ему возражали работники Генштаба, особенно Шапошников и Василевский, а он упрямо стоял на своём. — Зря я тогда заставил их переделать оперативный план. И нарком Ворошилов оказал мне в этом деле медвежью услугу...» А вслух он спросил:
— Под Вязьмой всё ещё идут бои?
— Да! — резко ответил маршал. — Там наши войска сковали двадцать восемь вражеских дивизий!
— Хотя, конечно, биться с врагом в окружении они долго не смогут, — заметил Василевский. — Окружение есть окружение, и эффект сражения в данном случае весьма невелик.
Шапошников увидел, как Верховный хмуро свёл к переносице брови, и поспешил добавить:
— Генштаб уже принял меры, чтобы укрепить нашу оборону на Можайском рубеже. С Дальнего Востока сюда перебрасываются три стрелковые и две танковые дивизии. Другие, более мощные, резервы Ставки на подходе.
Сталин хотел было возразить начальнику Генштаба, он даже посмотрел на карту, но в последний момент лишь сухо заметил:
— В двенадцать ноль-ноль жду доклада об обстановке на фронтах. — Сталин взглянул на Василевского: — А вы к этому времени подготовьте информацию о ситуации в районе Севастополя и Одессы.
Шапошников и Василевский вышли, и в кабинете стало тихо. Сталин с минуту постоял у карты, потом выпил стакан «Боржоми» и вызвал Поскрёбышева:
— Соедините меня с командующим Западным фронтом генералом Коневым!
Разговор с Верховным озадачил маршала Шапошникова. А тут ещё Генштабу стало известно, что перед наступлением на Москву Гитлер провёл с генералами совещание, на котором, в частности, заявил: «Я требую от вас сровнять с землёй столицу русских! С большевиками надо покончить до наступления зимы! Снарядов и патронов не жалеть, всё сжигать на своём пути!..» Об этом Шапошников сообщил Сталину. Тот угрюмо произнёс:
— А что другое вы хотели услышать от этого маньяка?..
Шапошников и Василевский вернулись в Генштаб грустные.
Борис Михайлович, усевшись за стол, сказал Василевскому:
— Голубчик, свяжитесь с генералом Ерёменко и узнайте, какие у него дела. И вообще Брянский фронт держите на прицеле! Андрей Иванович наобещал Сталину целый короб, а теперь просит дать ему танки. Но танки нужнее не ему, а Коневу!..
Александр Михайлович поспешил на узел связи. Пробыл он там недолго. Вернулся хмурый и озадаченный.
— Плохи дела, Борис Михайлович. — Василевский подошёл к висевшей на стене карте. — 2-я танковая группа немцев из района Шостки нанесла сильный удар по Севску в тыл войскам 13-й армии. Вот сюда. — Он показал на карте это место. — А 2-я немецкая армия, прорвав оборону 50-й армии, устремилась на Брянск и в тыл 3-й армии. Надо нам что-то предпринять, иначе быть большой беде.
Шапошников долго молчал, затем словно бы вскользь бросил:
— Утром я свяжусь с генералом Ерёменко, а уж потом решим, как нам быть. За ночь вряд ли там что изменится...
Василевский лёг спать поздно ночью на кушетке в своём кабинете. Он уже задремал, когда в Генштаб позвонил Сталин.
— Товарищ Василевский? — спросил он. — А где Борис Михайлович?
— Он отдыхает.
— Тогда вы зайдите ко мне!
Василевский быстро оделся, взгляд его скользнул по часам — два ночи, а Верховный ещё не спит. Видно, и вправду его крайне тревожит обстановка под Москвой. Едва он вошёл в кабинет, как Сталин сказал:
— Пойдёмте с вами на связь по бодо. Я хочу поговорить с генералом Ерёменко.
Связь дали тотчас. Разговор был недолгим, но предметным. Ерёменко доложил, что вчера с утра противник на левом фланге 13-й армии нанёс главный удар, а на участке группы генерала Ермакова он тремя группами атаковал наши войска в общем направлении на Севск.
Сталин. Хорошо действовали PC (реактивные снаряды)?
Ерёменко. Было дано 9 залпов, осталось 3 залпа. PC нанесли врагу большое поражение. Плохо, что сегодня в районе действий выпал снег, идут дожди, не могут вылетать самолёты и маневрировать колёсные машины, в том числе PC.
Сталин. Как у вас обстоят дела с самолётами?
Ерёменко. Есть ещё 100 машин, нет совершенно Илов.
