В конце концов коллегия решила повторить попытку следующим летом.
19 мая 1766 года три судна покинули Екатерин-гавань. Спустя три недели с попутным ветром отряд достиг сплошного льда западнее Шпицбергена и направился на запад вдоль кромки ледяных полей. Через десять дней им повстречался 3 мачтовый голландский китобой «Корнелиус».
Шкипер Шикиано рассказал, что каждый год в этих местах гибнут суда, затирают льды, а что касается прохода во льдах, он никогда не видел и не слыхал.
Прошло пять дней, и затеплилась надежда, что на севере показалась земля. Чичагов сам убедился, что зачастую мореходов подводит природа. «А в этом часто мореплаватели обманываются, — вспоминал он, — так как и мне в нынешнюю кампанию случилось, будучи в широте 78°15' и длине 18°09’ 16 июня, когда примеченные мною к западу облака показались землёю, и до тех пор находился в сомнении, пока оные стали расходиться и отделились от горизонта».
Ещё недавно мореходы пробивались на северо-запад, пока сплошные торосы не преградили путь.
Повернув к осту, суда направились сквозь крошево льда к Шпицбергену, проведать зимовщиков.
«После больших усилий они, окружённые льдом, остановились в пятивёрстном расстоянии от изб, где помещалась команда. — Повествуется в записках Чичагова. — На другой день начальник экспедиции сошёл с корабля и направился по льду к строениям; лейтенант Рындин выбежал к нему на встречу со слезами на глазах и в потрясающих картинах описал свою жизнь в этой местности и страдания людей, из всей команды остались в живых только Рындин, комиссар и пять рядовых; прочие все померли».
Слушая Рындина, капитан-командору невольно вспоминался круглый зал Адмиралтейства и рассуждения адмиралов, «вице-президент Адмиралтейской коллегии, граф Чернышёв и все члены, рассуждавшие с таким возмутительным спокойствием о возможности или невозможности зимовать на Клокбае и делавшие свои предположения, основываясь на фантазии сытого желудка и мягкого кресла».
С той поры Чичагов зарёкся в будущем испрашивать когда-либо советов у Чернышёва...
Пополнив запасы провизии и воды и успокоив зимовщиков, что за ними обязательно вернутся через месяц-полтора, «при крепком северном ветре» Чичагов повёл отряд в море. Целую неделю встречный ветер дрейфовал суда к югу. С переменой ветра они двинулись к северной оконечности Шпицбергена, окружённой льдами, «июля 48-го, будучи в широте 80о, выше северного конца Шпицбергена, при крепком ветре и тумане, так приблизились ко льду, что уже попали между льдин и только успели отворотиться и сделать сигнал другим судам, а сами еле обошли по ветру превеликую льдину и с опасностью вышли на свободную воду».
С каждым днём погода ухудшалась. Встречные шкипера-китоловы твердили, что они плавают десятки кампаний, и к северу от Шпицбергена лежат сплошные паковые ледяные поля и никакого прохода нет. 18 июля 1766 года экспедиция достигла широты 80о 30'. До сих пор никто из мореходов не поднимался в такие широты. Через несколько дней совет капитанов постановил: поиски прекратить и возвращаться. Почти неделю грузили в Клокбае остатки провизии и материалов, забрав всех зимовщиков. 7 августа взяли курс в Белое море. Трёхмесячное плавание завершилось, и 10 сентября отряд бросил якоря на Архангельском рейде. Итак, на первый взгляд задачу экспедиция не выполнила, не отыскав прохода Ледовитым океаном на Восток. Это в корне не верно. Наоборот, вояж как раз чётко доказал, что такого прохода нет и попытки пробиться к северу на деревянных судах бесполезны. 15 сентября Чичагов отправил донесение с приложением всех карт и письмо Чернышёву.
«Имею честь, — доносил капитан-командор, — вашему сиятельству донести об обстоятельствах моего плавания, а из приложенных при сем примерных карт усмотреть соизволите, каким опасностям мы были подвержены, особенно при туманах, будучи всегда во льдах. Прошли на виду льда до самой невозможности, но не оставляя ни одной бухты или залива, которые бы не были нами осмотрены. Напоследок убедились, что положение льда простирается с севера на восток, и обойдя северо-западный конец Шпицбергена, соединяется с землёю. С вероятностью заключить можно, что северный проход невозможен».
Однако все аргументы и доводы Чичагова пролетали мимо ушей Чернышёва, и он так и не сумел «разубедить графа Чернышёва в его понятиях о Северном море». Естественно, настроение своего докладчика разделяла и императрица, разочарованная итогами экспедиции[13]. Только личный доклад Чичагова и его доводы несколько смягчили «гнев и недовольство императрицы». Выслушав капитан-командора, она распорядилась подготовить указ — «Желая оказать нашу милость и удовольствие за приложенное старание, к достижению до побелённого предмета, бывши в некоторой экспедиции на наших флотских офицеров, а именно: капитана бригадирского ранга Чичагова, капитана первого ранга Панова, капитана второго ранга Бабаева, капитан-лейтенантов Борноволокова, Пояркова, лейтенанта Рындина, всемилостивейший повелеваем нашей адмиральской коллегии производить им вечный пансион, награждение сделать и прочим бывшим с ними нижним служителям, которые то заслужили, дабы всё, видя столь отличные наши милости, усердным и тщательным исполнением и таковых им порученных делах, такого же жребия достойными оказать себя старались».
Без роздыха приступил Чичагов готовить экспедиции для кораблей в Кронштадте. В те годы корабельные команды были укомплектованы едва ли не наполовину и то необученными рекрутами, о чём не раз докладывали Адмиралтейств-коллегии Мордвинов и Спиридов. Да и кораблей добротных на Балтике не хватало. Архангельские верфи существенно подкрепляли Балтику, и вскоре командиром Архангельского порта назначили Чичагова.
Хорошо знакомый с обстановкой Чичагов поначалу пресёк казнокрадство и злоупотребления. Вместо четырёх линейных кораблей на стапелях Соломбальских верфей заложил шесть единиц.
Началась война с Турцией, и Архангельск послал для Средиземноморской эскадры Спиридова два добротных линкора: «Ростислав» и «Всеволод», и два пинка: «Нарген» и «Гогланд». Чичагова в начале 1770 года повышают в чине, и его, контр-адмирала, вызывают в Петербург, назначают командующим эскадры. Спустя две кампании, он вслед за Спиридовым ведёт четвёртую эскадру в Средиземное море, за что был удостоен ордена Святой Анны.
Вскоре он снаряжает и отправляет пятую эскадру на Средиземное море под командой С. Грейга.
Война с турками продолжается, и Чичагова в конце 1773 года командируют на юг, в Донскую флотилию, к вице-адмиралу А. Сенявину. Чичагов с начала кампании во главе небольшой эскадры отправляется прикрывать подступы к Азовскому морю.
На рассвете 9 июня 1774 года сигнальщики заметили турецкую эскадру.
— Держать на неприятеля! — скомандовал Чичагов, поглядывая за корму. В кильватер флагманского фрегата следовали ещё два фрегата и два «новоизобретённых» судна. «Не особливо густо, — размышлял флагман, — менее двухсот пушек». Глядя в подзорную трубу, Чичагов чуть не сбился со счета. «Пяток кораблей линейных, девяток фрегатов, три десятка галер. Пушек сот семь-восемь».
— Барабанщиков наверх! Орудия к бою! Сигнал по эскадре: «Гнать неприятеля!» — лихо скомандовал флагман.
Раздались первые залпы.
Турецкий капудан-паша усмехался: «Русский рехнулся, лезет в пасть смерти». Но всё же приказал разделить эскадру. Меньшую часть направил против русских. А с большей устремился к Керченскому проливу. Главное для турок — прорваться в Азовское море.
Но Чичагов сразу разгадал хитрость противника. Развернув свою небольшую эскадру, он стремительно двинулся наперерез туркам к крепости Керчь. Там на берегу батареи по команде флагмана пяток русских кораблей выстроились поперёк пролива, отдали якоря и открыли шквальный огонь по приближающимся турецким кораблям. Солнце скрылось за Четыр-Дагом, загустели сумерки.
