«Вице-адмирал Нахимов во всё время 165-дневной осады Севастополя сначала не принадлежал к её обороне, потом с 28 ноября в качестве помощника и замещения меня в случае смерти или раны чрезвычайно способствовал успешной обороне Севастополя: блистательною неустрашимостью, влиянием на войска, приобретённою любовью и уважением, неусыпною деятельностью, доходящую до того, что непрестанным осмотром бастионов, редутов, батарей и траншей ему известно направление орудий в каждой амбразуре.
Вице-адмирал Нахимов имеет неисчислимые заслуги».
В первую неделю марта на Камчатском редуте был сражён насмерть вражеским ядром контр-адмирал Владимир Истомин, один из сподвижников Нахимова, душа обороны Малахова кургана. Провожая тело В. Истомина в склеп, где лежали тела М. Лазарева, В. Корнилова, Нахимов сквозь слёзы проговорил с сожалением:
— Эти прыткие молодые люди, они... да-с, они очень спешат-с.
Он не скрывал от окружающих после смерти Корнилова, что его желание иметь последнее прибежище рядом с ними... и Михаилом Лазаревым.
В конце марта 1855 года за отличие при обороне Севастополя И. Нахимова произвели в адмиралы. Вскоре он сдал эскадру контр-адмиралу П. Юхарину и все силы отдавал теперь обороне колыбели флота. Каждый день во флотском сюртуке с эполетами объезжал всю линию обороны на шести бастионах, Малаховой кургане и 10-й батарее. Находился в самых опасных местах, во весь рост ходил на передовой, не прячась за укрытия, не страшась проносившихся ядер и свистевших вокруг вражеских пуль. Всюду его появление воодушевляло матросов и солдат. Нахимов стал для защитников Севастополя своеобразным символом неколебимости обороны. Во время ожесточённых неприятельских штурмов 26 мая и 6 июня 1855 года Нахимов своим примером и действиями предотвратил захват неприятелем Малахова кургана, «ключа всей обороны». 28 июня противник возобновил усиленную канонаду, обстреливая 3-й бастион и Малахов курган. В тот же день Нахимов направился вначале на 3-й бастион, затем побывал на батарее лейтенанта Жерве и оттуда к вечеру поскакал на Малахов курган. Всюду слышались разрывы бомб и посвист пуль.
Нахимов взял у сигнальщиков зрительную трубу и, несмотря на возражения командира бастиона, поднялся на банкет, привстал над бруствером, осматривая неприятельские позиции. Его высокая, чуть сутуловатая фигура хорошо просматривалась со всех сторон...
Прежде каждый день Нахимов видел на бастионах, в госпиталях и лазаретах неистощимую энергию и отвагу защитников Севастополя. Этих людей не нужно понукать и ободрять, они сами рвутся на самые опасные дела и, рискуя ежеминутно, нисколько не дорожат собственной жизнью. Главной обязанностью начальников он считал — «удержать людей от напрасного удальства, ведущего к напрасным потерям, ничем не оправданным».
Совсем недавно приказом Нахимов напоминал всем начальникам обязанность, которую считал священной: «Предварительно озаботиться, чтобы при открытии огня с неприятельских батарей не было ни одного лишнего человека не только в открытых местах и без дела, но даже прислуга у орудий и число людей для неразлучных с боем работ было ограничено крайней необходимостью. Заботливый офицер, пользуясь обстоятельствами, всегда отыщет средство сделать экономию в людях и тем уменьшит число подвергающихся опасности».
Нахимов требовал думать о сохранении жизни офицеров — разделять их на очереди, приказав свободным находиться под блиндажами и в закрытых местах; просит начальников внушить всем, «что жизнь каждого из них принадлежит отечеству и что не удальство, а только истинная храбрость приносит пользу ему и честь...».
Приказ адмирала подчёркивал, что, «решившись продолжать осаду, враги наши рассчитывают на средства, ещё более громадные».
И в то же время Нахимов подчёркивал: «одержать успех при большей потере со своей стороны не есть ещё полное торжество».
Заботясь о подчинённых, сам Нахимов пренебрегал своей жизнью. Что и случилось 28 июня... Приподнявшись над бруствером, он хладнокровно осматривал позиции неприятеля. Рядом, просвистев, тюкнула пуля в мешок с землёй, следующая попала в бруствер, осколок камня попал в козырёк стоявшему рядом лейтенанту Колтовскому.
— Они сегодня довольно метко целят, — успел проговорить Нахимов и тут же упал без стона и крика: пуля попала ему в голову, пробила насквозь и вышла у затылка.
Колтовский нащупал пульс, он не бился.
Офицеры отнесли Нахимова в блиндаж, сделали перевязку. Павел Степанович что-то неразборчиво проговорил. На носилках его перенесли в Апполонову балку, а оттуда на катере переправили в госпиталь на Северную сторону.
30 июня 1855 года в одиннадцать часов, не приходя в сознание, Нахимов скончался.
Нескончаемым потоком проходили мимо тела усопшего адмирала, покрытого Андреевским флагом, прощались со своим кумиром матросы, солдаты, офицеры, жители Севастополя. Вечером следующего дня состоялись похороны. После отпевания в Михайловской церкви, Нахимова похоронили во Владимирском соборе, рядом с М. Лазаревым, В. Корниловым, В. Истоминым.
Спустя десятилетия вице-адмирал С. Макаров кратко, но выразительно произнёс: «Да последуют деяния адмирала Нахимова добрым примером настоящему и будущему поколению моряков».
Владимир Истомин
пределяя в Морской корпус троих сыновей — Константина, Павла и Владимира, — скромный чиновник, секретарь камерального суда Эстляндии, Иван Истомин руководствовался здравым смыслом. Содержать семью, пятерых детей, было не под силу. Какого-либо состояния в родной Псковской губернии не имел, считался однодворцем. К тому же на Ревельском рейде белоснежные паруса манили к себе ребят-малолеток. Младший, Владимир, появился на свет в 1809 году.
С началом весны в бухте, как правило, обосновывалась эскадра из Кронштадта. На берег сходили моряки. Матросы разбредались по портовым кабакам, офицеры прогуливались с барышнями, заглядывая в дешёвые ресторанчики. По их облику и обхождению секретарь делал вывод о сравнительно неплохой степени воспитанности морских офицеров.
В ту пору главным морским начальником в Ревеле был известный вице-адмирал Дмитрий Сенявин. По долгу службы секретарь бывал иногда в конторе командира порта и слышал самые лестные отзывы офицеров и клерков о своём начальнике.
Каждый раз, когда эскадра покидала бухту, адмирал провожал её, стоя на причале, пока корабли, осенённые парусами, не скрывались вдали, за Наргеном... Где-нибудь неподалёку, за прибрежными валунами или кустарниками, мальчуганы, взявшись за руки, следили за всеми процедурами на кораблях. Там поднимали якоря, распускали паруса, и, медленно разворачиваясь, суда один за другим покидали бухту и, построившись в колонну, тянулись к выходу.
Разве могли предполагать юнцы, что судьба сведёт их когда-нибудь с молодцеватым, довольно симпатичным на вид адмиралом, который, расправив плечи, заложив руки за спину, широко расставив крепкие ноги, с некоторой грустью сопровождает взглядом исчезающие за горизонтом паруса?
Так уж случилось, что десяток с лишком лет спустя на линейном корабле «Азов» в составе экипажа отправились в Средиземное море мичман... Константин Истомин и его младший брат, гардемарин Владимир.
На «Азове» поднял свой флаг адмирал Д. Сенявин. Командовал кораблём капитан 1-го ранга М. Лазарев. В эскадре шёл и младший флагман, контр-адмирал Логин Гейден, на корабле «Святой Андрей».
Кроме уже известных и знаменитых моряков, Д. Сенявина и М. Лазарева, гардемарин Истомин впервые воочию лицезрел императора Николая I, который посетил «Азов» перед уходом в Англию.
В плавании Истомины на вахтах и в кают-компании знакомились и общались с В. Корниловым, П. Нахимовым, Е. Путятиным, А. Домашенко и другими офицерами. Шестнадцатилетний гардемарин Владимир Истомин был свидетелем всех корабельных событий. В Портсмуте адмирал Д. Сенявин арестовал, в числе других офицеров, на три дня И. Нахимова за то, что он «дозволял себе в минуту запальчивости ударять руками матросов во время работ». В противоположность этому в Средиземном море гардемарин был очевидцем благородного поступка, свидетельствовавшего о высокой нравственности русского офицера. Спасая упавшего за борт матроса, погиб мичман А. Домашенко.
