И тут председатель вспомнил о своем втором брате Тэгрыне, невольно стал перебирать в памяти все, связанное с ним. «В беде он всегда помогал другим, не думая о себе. Где-то здесь, в этих местах, он спас и меня, когда я под лед провалился…»
Байдара мчалась по морской глади, оставляя после себя радужные пятна бензина. Гивэй по-прежнему крепко спал. Айгинто всмотрелся в его лицо и почему-то ясно представил больничную кровать и Тэгрына, лежащего на ней. С жалостью к смертельно усталому Гивэю в груди у него закипело второе чувство — лютой, испепеляющей душу ненависти к тем, кто, быть может, уже навсегда отнял старшего брата.
В поселок байдара вернулась лишь поздним вечером, и снова Гивэй, едва поужинав, отправился в землянку. В эту ночь он надеялся вызвать, наконец, мотор к жизни.
Заменив фонарь лампой, юноша вновь тщательно осмотрел все части двигателя, промыл их в керосине, смазал машинным маслом.
— Сегодня у него забьется сердце… — шептал юноша, думая о моторе, как о живом существе. — Сегодня все охотники Янрая узнают, что у них есть еще один руль-мотор. Ого! Гивэй такой человек… Секретарь сказал верно: Гивэй один за целую бригаду работать может!
Одна часть за другой входили на свое место. Вот уже и весь мотор собран. Вычищенный до зеркального блеска, он казался совсем новеньким, только что доставленным с завода.
Волнуясь, Гивэй с жадностью выкурил трубку, на минуту закрыл глаза, перед тем как завести мотор.
— Сейчас даст вспышку, сейчас заработает! — говорил он, крепко ухватившись за шнур, намотанный на дек.
Встав на ноги, Гивэй рванул шнур. Щелкнул импульсатор. Мотор чихнул, запахло едким дымом сгоревшего бензина. Гивэй жадно вдохнул знакомый запах дыма, лихорадочными движениями снова намотал шнур. Еще один рывок. Мотор снова чихнул и замер.
— Давай, давай! — закричал Гивэй. — Ты уже дышишь! Дыши, я очень, очень прошу тебя: глубже дыши!
Еще и еще раз дернул к себе шнур Гивей. Мотор чихнул еще несколько раз и снова безнадежно замер.
С чувством, похожим на отчаянье, Гивэй обхватил голову руками, тяжело задумался. В горле пересохло, нестерпимо хотелось пить. «Как же это? Неужели я с ним ничего не сделаю? А еще хотел самолет водить! Мальчик! Глупый мальчик, совсем дурак! Разве так за десять человек работают?»
Припав к чайнику, Гивэй напился холодной воды, с огромным трудом заставил себя успокоиться.
— А ну, еще раз попробую! — скрепя сердце решил он и снова принялся разбирать мотор.
Разбирал мотор он на этот раз вяло, без веры в успех. В усталой голове возникла смутная мысль: «Не обратиться ли к кому-нибудь за помощью?» Постепенно эта мысль стала отчетливой, вполне осознанной. «Но к кому я пойду за помощью?.. Пытто сильно ругать будет, да и сам-то он не больше моего понимает в моторе. Брату лучше не говорить — ничем не поможет, только рассердится… Разве к Оле сходить, с ней посоветоваться?..»
Гивэй даже разозлился на себя за эту мысль. «Это верно, что я беспонятливый морж. Чем Оля поможет мне? Что она — механик, инженер?»
Но навязчивая мысль не исчезала. И когда после повторного испытания мотор, как и прежде, остался безжизненным, Гивэй встал, наскоро вымыл руки и вышел из землянки.
Когда он подошел к школе, было еще совсем темно. Остановившись перед дверью, Гивэй перевел дыхание и вдруг забарабанил в дверь кулаками.
«Что я делаю? — почти с ужасом подумал он. — Надо уйти, надо сейчас же уйти… Ну чем мне поможет Оля?»
Но было уже поздно. За дверью послышались шаги, и в то же мгновение раздался тревожный голос девушки:
— Кто там?
— Оля, открой… Это я, я… Гивэй!
— Гивэй, — изумленно повторила Оля, не открывая двери. — Но что тебя привело ко мне среди ночи?.. Несчастье случилось, что ли?
— Оля, открой! Не бойся!.. Я хочу, чтобы ты помогла мне. Слышишь, Оля… Трудно мне, сильно трудно…
— Чтобы я помогла? — уже совсем другим тоном спросила Солнцева. — Ну иди, иди…
Солнцева зажгла лампу, пригласила юношу сесть. Всмотревшись в его запавшие глаза, она забеспокоилась:
— Что с тобой? Заболел, что ли?
Гивэй встал и начал быстро, путанно рассказывать, как ходил в район, как просился на фронт, о чем говорил с секретарем райкома, наконец как украдкой перетащил в землянку испорченный мотор и вот уже около недели без толку пытается починить его.
— Я чистил его, смазывал, продувал, разбирал, снова собирал, а он не дышит… совсем мертвый по-прежнему.
— Но как же я тебе помогу, Гивэй, если я в технике совсем ничего не понимаю? — спросила Солнцева.
— Вот и я так себе говорил, — снова загорелся юноша: «Зачем ты идешь к ней, Гивэй? — спрашивал я себя. — Она же не механик, она же не моторист, как поможет тебе?» А ноги, понимаешь, сами идут, и в голове разные мысли возникают. «Нет, думаю, сумеет Оля помочь. Может, что-нибудь посоветует, может, просто хорошее слово скажет, и я тогда сразу догадаюсь, чем болен мотор, почему сердце его не бьется».
— Ах ты, механик, механик! — тихо промолвила Оля и, подойдя близко к Гивэю, добавила:
— Хорошо сделал ты, что пришел ко мне. Пойдем сейчас вместе к Митенко, я думаю, он не рассердится, что пришли среди ночи, — сказала она, открывая дверь.
— К Петру Ивановичу? — радостно воскликнул Гивэй. — А верно! Ай, как правильно ты придумала, Оля. Ого!.. Петр Иванович такой человек, такой человек!
Старик Митенко приходу Гивэя, казалось, не удивился, но что с ним пришла учительница — это немного его озадачило.
— Помочь ему надо, Петр Иванович, — твердо попросила Оля. — Уже целую неделю он тайно, по ночам, с мотором в землянке возится…
— Так, так, значит тайно, — сказал старик, — трогая одним пальцем ус. — А вот интересно, почему тайно?
Гивэй почти вплотную подошел к Митенко.
— Айгинто не верит мне, Пытто не верит, и парторг Гэмаль тоже не верит! Говорят, что голова у меня, как у мальчика, что не сумею я мотор починить, боятся — совсем испорчу!..
— Да, дела, — вздохнул Петр Иванович и крепко задумался.
— Что ж, и вы мне не верите? — Гивэй с отчаяньем взглянул на Олю, как бы призывая ее на помощь.
— Помогите ему, Петр Иванович, — настойчиво повторила девушка. — Он заболеет, честное слово заболеет, если не починит мотора. Вы же видите, как он похудел, осунулся.
— Знаю его характер. Замков да ружей он еще мальчонкой поломал немало. Механик со стажем… — Митенко встал, принялся одеваться. — Пойдем на склад, там у меня новые свечи и запасное магнето припрятаны.
— Магнето! — воскликнул Гивэй. — Ай, если бы вставить новое магнето! Мотор сразу жить станет, дышать станет! Понимаешь, Оля, а?
— Иди, иди с Петром Ивановичем, — Оля мягко подтолкнула юношу в спину. — Я знаю, уверена, что мотор твой не только дышать, бегать будет. С такой настойчивостью мертвого воскресить можно.
К утру на море поднялся шторм. Янрайцы на промысел не выехали. На правлении было решено всем охотникам выйти в тундру на свои участки, проверить, в каком состоянии подкормки, и, если нужно, добавить мяса.
Гивэй на свой участок не пошел, надеясь для этого выкроить другое время, и снова принялся за мотор.
Вечером, сгибаясь под тяжестью мотора, Гивэй пробрался к складу, вошел под небольшой навес, укрепил мотор на специальной деревянной стойке.
— Ай, сколько людей сейчас сюда прибежит! Все рты свои разинут, — торжествующе промолвил он, наматывая на диск шнур.
И вот мотор взревел. Прижимая руки к груди, Гивэй прислушивался: а что, если вдруг заглохнет, замрет?
Но тут до слуха юноши донеслись странные звуки с улицы, похожие на похоронный женский плач.
— Что такое?.. Что случилось?
Забыв все, предчувствуя недоброе, Гивэй бросился в конец поселка, откуда доносился похоронный плач. Вскоре он увидел женщин. Они, по древнему обычаю, усевшись на корточках в кружок, прямо на улице, оплакивали покойника. Тонкое, щемящее сердце завывание плыло над поселком. Встревоженные собаки рвались с цепей. Чуть в стороне от женщин сидели беспорядочной группой мужчины. С суровыми, каменными лицами они покуривали трубки и вели речь о самых обыкновенных, будничных вещах. Так диктовал закон предков: женщины, у которых сердце слабее, должны оплакивать покойника, а мужчинам нужно стойко переносить горе, они должны показывать вид, что несчастье не сломило их.
