— Второй налет за утро. Неспроста, по-моему, это. Что-то задумали фашисты, — озабоченно проговорил Беляков.

— Посмотрим, — спокойно ответил Стебель. Он взял со стола лист бумаги и передал его Букоткину: — Вот весь наш боезапас. Начальник артиллерии приказал экономить. Пополнения не будет…

— Да-а, — задумчиво протянул Беляков. — При такой активности немцев больше месяца не продержимся.

— Кончится боезапас — взорвем батарею и пойдем на сухопутный фронт, — сказал Червяков.

— Взорвем! — возмутился Стебель. — Не для того мы ее строили. — Он нервно прошелся по маленькой комнате и остановился перед Беляковым: — Здесь будем биться до последнего патрона. Ясно? Никуда отсюда не уйдем. Так всем и передай.

Беляков впервые видел командира батареи таким возбужденным. Обычно Стебель всегда был спокоен и несколько флегматичен, что порой не нравилось комиссару.

Второй налет продолжался около часа. Когда «юнкерсы» улетели, с боевых постов начали поступать доклады.

— На батарее никаких повреждений нет, — доложил командир первой башни.

— Ясно? А вы — взрывать, — усмехнулся Стебель.

Букоткин понимал состояние Стебеля. Он сказал бы то же самое сейчас. Ведь гарнизон полуострова Сырве не продержится и двух дней без огневой поддержки 315-й башенной батареи. Да и Ирбенский пролив она держит на замке. Фашистские корабли не смогут доставлять грузы в Ригу, пока на батарее имеется хоть один снаряд.

Два дня, которые прожил Букоткин у гостеприимного командира 315-й батареи, показались ему вечностью. Он с завистью наблюдал за работой артиллеристов. Ходил на ложную батарею к своим краснофлотцам. Он не мог сейчас, когда каждый человек был нужен на передовой, сидеть без дела. У него вскрылись раны, ноющая боль не давала покоя, он хотел скорее заняться настоящей боевой работой, чтобы не слечь. Теперь он не отходил от телефона, звонил в штаб. В конце концов ему предложили обследовать армейские полевые батареи и ознакомить командиров с правилами стрельбы по морским целям.

— Тереби Харламова. Просись на двадцать пятую батарею в бухте Лыу, — посоветовал Стебель. — Там командир еще не назначен. Соседями будем.

На другой день, вернувшись из поездки на полевые батареи, Букоткин позвонил начальнику артиллерии. На его просьбу Харламов ответил неопределенно. Но Букоткин стоял на своем, и Харламов сдался:

— Доложу генералу. Вечером сообщу.

Не дождавшись ответа, Букоткин отправился в штаб.

— Вам трудно будет командовать в таком состоянии, тем более что батарея еще не вошла в строй, — сказал Елисеев.

— Справлюсь, товарищ генерал! Я здоров, — уверял Букоткин. — Краснофлотцев батареи знаю: я начинал там службу командиром огневого взвода. — Букоткин умоляюще поглядел на Харламова, но тот в ответ только пожал плечами.

— Добро! — наконец нерешительно произнес Елисеев. — Приказ о вашем назначении я подпишу.

Букоткин облегченно вздохнул. Он плохо слушал, о чем говорил генерал, мысленно был уже на новой батарее, где ему снова предстояло сражаться с врагами.

Из штаба он проехал к Стебелю, забрал своих краснофлотцев и, не теряя времени, направился к бухте Лыу. Их встретил молодой инженер и старшина батареи сверхсрочник Воробьев. Узнав, что Букоткин назначен командиром батареи, они повели его на огневую позицию.

— Пока готово к отстрелу одно орудие. Второе смонтируем через неделю.

Букоткин внимательно осмотрел деревянное основание и его крепление со станком орудия.

— Липа. После первого же выстрела орудие опрокинется, — заключил он. — Не так ли, старшина?

— Пожалуй, — согласился Воробьев.

— Не опрокинется, не беспокойтесь. Расчеты правильные, — уверял инженер.

Букоткин вместе с Воробьевым облазил орудие и топом, не терпящим возражения, сказал:

— Не приму. Крепите дополнительно, да быстрей.

Инженер пытался было спорить, но, поняв, что это бесполезно, приказал строительной бригаде дополнительно крепить пушку.

На следующий день произвели отстрел. После первого выстрела Букоткин и Воробьев подбежали к орудию и стали осматривать крепление.

— Сойдет, — решил Букоткин, замерив небольшой сдвиг. — Теперь заканчивайте со вторым орудием, — сказал он инженеру. — Время не ждет…

Время действительно не ждало. Немецкие войска перешли в наступление по всему фронту. Части гарнизона, с трудом сдерживая натиск врага, с боями отходили на запад, минируя дороги и наиболее доступные участки местности. Утром 19 сентября гитлеровцы, объединив центральную и южную группы, начали наступление на Курессаре. Стало ясно: город не удержать. И защитники острова с боями отошли к Сырве. Противник наступал до тех пор, пока не натолкнулся на подготовленный рубеж обороны у перешейка. Прорвать оборону с ходу ему не удалось. Гитлеровцы вынуждены были остановиться. Они спешно начали подтягивать артиллерию, а их самолеты весь день тщательно обрабатывали передний край обороны гарнизона.

Обе стороны готовились к последней, решающей схватке.

Холодная вода приятно освежала воспаленное от длительного перехода лицо. Вольдемар Куйст, удобно разместившись на прибрежных валунах, не торопясь умылся. Хотелось пить, но горьковато-соленая вода пришлась ему не по вкусу. Глаза слезились от огромного ослепительного клина на поверхности Рижского залива, тянувшегося от горизонта к берегу бухты Кейгусте. Вода, переливаясь в солнечных лучах, отливала перламутром. Теперь можно было немного отдохнуть и подкрепиться бутербродами. От Курессаре вдоль побережья Рижского залива, изрезанного бухточками и заливами, он прошел не менее шестидесяти километров. Еще столько примерно осталось, чтобы добраться до конечного пункта — пристани Куйвасту на острове Муху. Там, как показал пленный унтер-офицер, немцы сосредоточили большое количество боеприпасов и горючего, доставленных с Виртсу. Если их удастся поднять в воздух, то это будет неоценимая помощь измотанным в боях моонзундцам. На задание Куйст пошел один, налегке. Группой пробираться через вражеские заслоны было бы труднее. Взрывчатка у него уже имелась. При отходе с острова Муху он оставил ее у старого Ильмара, с которым еще до войны был хорошо знаком: часто они вместе ловили рыбу в проливе.

Слева послышался свист, кто-то выводил незатейливую мелодию веселой песенки. Куйст юркнул в кусты, притаился. Свист приближался. Он осторожно раздвинул ветки и увидел высокого обер-лейтенанта с полотенцем в руке. «Умываться идет», — сообразил Куйст, и вдруг у него мелькнула дерзкая мысль: захватить форму и документы офицера, тогда он быстрее сможет добраться до Куйвасту. По росту они вроде бы одинаковы, правда, обер-лейтенант более плотный и шире его в плечах. Но это ничего. Вольдемар следил за тем, как офицер неторопливо разделся до пояса, аккуратно сложил мундир, начал разминку. Куйст огляделся по сторонам: на берегу больше никого не было. Он переполз к крайнему кусту. В правой руке крепко зажал нож, готовясь к прыжку. Но обер-лейтенант еще был далеко, приходилось терпеливо выжидать. Наконец немец закончил упражнения и, насвистывая, пошел к воде. Куйст сжался в комок. Когда офицер поравнялся с ним, прыгнул ему на спину и ударом ножа свалил на землю… Обер-лейтенант даже не успел вскрикнуть. Вольдемар Куйст торопливо схватил форму и побежал в лес. Там, в самой чаще, отдышавшись от быстрого бега, он переоделся и посмотрел на свои новые документы: кто же теперь он такой? «Обер-лейтенант Генрих Хаммер… Что ж, совсем неплохо. А пока разыщут настоящего Генриха, я уже буду в Куйвасту», — повеселел Куйст. Форма ему была почти впору. Лишь чуть-чуть широковат в плечах мундир. Да кто это может заметить! Он пошел к дороге, насвистывая услышанную им от обер-лейтенанта мелодию незнакомой песенки.

Вот и дорога, идущая от Кейгусте в Ориссаре. Здесь где-то сражались его земляки из эстонского оперативного батальона. Впереди он увидел троих солдат, на груди у них висели автоматы. Первым желанием было немедленно скрыться в кустах, но солдаты его уже заметили. Куйст одернул мундир, поправил фуражку и независимо зашагал навстречу. Правая рука все же невольно тянулась к пистолету. «Вдруг распознают? Одному мне не справиться с троими», — вихрем пронеслось у него в голове. Но солдаты, чеканя шаг, прошли мимо. «Тебе везет, Генрих Хаммер!» — улыбнулся Куйст. Минут через десять его нагнала грузовая машина, в кузове которой сидели пятеро солдат. Он поднял руку, остановил машину.