— Клади, тебе говорят, и не рассуждай!

Первый плот, не дойдя до берега метров десяти, уткнулся тупым носом в песчаную отмель. Второй подошел к нему. Люди без оружия по одному перешли вброд на остров и, сгрудившись, боязливо смотрели на незнакомую землю, ожидая, когда кто-нибудь приблизится к ним.

— Построиться! — скомандовал Смирнов и подошел к ним поближе. — Кто такие?

— Красноармейцы мы… Свои… От немцев спаслись… — все разом заговорили обрадованные люди.

Чувствовалось, что они немало пережили, прежде чем вернулись к своим.

— Не все сразу, — остановил их Смирнов. — Пусть говорит один, старший. Кто у вас командир?

Красноармейцы замолчали, виновато опустив головы и подталкивая друг друга локтями.

— Нет у нас командира. Убили его немцы. Сержант был… — несмело ответил за всех невысокий красноармеец с широким, почти круглым лицом. — А другого не успели назначить, вот и остались без старшего.

— Теперь старшим этой группы будете вы, — сказал ему Смирнов.

— Так точно, товарищ капитан. Моя фамилия Сычихин… Красноармеец Сычихин, — ответил он, в темноте не разглядев знаков различия стоящего перед ним командира.

Сычихин рассказал, что их строительный батальон производил в начале войны оборонительные работы в Виртсу. При наступлении немцев на поселок их взвод до последнего момента прикрывал отход остальных частей на Муху, но под конец был отрезан от буксира, ожидающего их на пирсе, и отступил в лес. Несколько недель они скитались по незнакомым местам, избегая встреч с неприятелем, потом разобрали сарай, связали веревками сухие трухлявые бревна и на них переправились на Вирелайд. Всех людей плоты выдержать не могли, и человек пятнадцать осталось на противоположном берегу.

— А как же быть с оставшимися? Надо переправить и их. — Смирнов вопросительно посмотрел на оборванных, измученных красноармейцев.

— Трудно это, — тяжело вздохнул Сычихин.

— Вот что, товарищи, у нас есть рыбацкая лайба. На ней можно сходить на тот берег и к утру успеть вернуться. Командиром лайбы назначаю краснофлотца Кучеренко. Кто еще с ним желает пойти? — обратился Смирнов к строю.

Красноармейцы молчали и старались не встречаться взглядами с краснофлотцами.

— Что, нет желающих? — повторил Смирнов.

— Возвращаться туда — все равно что на верную смерть, — ответил Сычихин. — Но мы пойдем. Там наши друзья. Кто пойдет со мной?

Строй зашевелился, подался вперед, и из него вышли несколько человек. Сычихин отобрал троих, остальным приказал оставаться на острове.

— Поесть бы чего красноармейцам, товарищ командир. Три дня в рот крошки не брали. Обессилели совсем… Еле дотянули до вас, — обратился он к Смирнову.

— Старшина, надо поделиться запасами и накормить товарищей, — повернулся Смирнов к Сарапину.

Сарапин, недовольно пробурчав что-то про энзэ, распорядился доставить консервы и хлеб для тех, кто уходит. Остальных обещал накормить в землянке.

Проводив лайбу и убедившись, что красноармейцы накормлены и размещены в землянке и на маяке, Смирнов лег на нары и тут же забылся тревожным сном. Проснулся он рано с беспокойной мыслью об ушедших на вражеский берег. Перед ним стоял Сарапин.

— Не вернулись, товарищ лейтенант. А видимость улучшается с каждой минутой, — шепотом; чтоб не разбудить товарищей, проговорил Сарапин.

Смирнов молча оделся, и они вышли на улицу.

После душной землянки утренняя прохлада приятно освежала. Смирнов расстегнул китель и жадно, с наслаждением, полной грудью вдыхал солоноватый, пахнущий свежей рыбой, чистый морской воздух.

На берегу, стоя на ровном камне, он не торопясь умылся, достал носовой платок и вытер им покрасневшее лицо. Сарапин молча ожидал его у подножия маяка, время от времени посматривая на пролив, покрытый толстым слоем белого тумана. Вражеский берег молчал. Видны были лишь крыши домов Виртсу, маяк и длинная волнистая линия леса, от которой только что оторвалось ярко блестевшее солнце. Под его лучами туман лениво клубился, медленно, с трудом отрываясь от воды, поднимался в безоблачную высь и растворялся в ней. Муху-Вяйн постепенно очищался; обнажалась его ровная, лоснящаяся на солнце отутюженная поверхность.

Смирнов подошел к Сарапину. Старшина недовольно хмурил густые, сросшиеся брови и тяжело вздыхал.

— Не видать?

Сарапин покачал головой.

— Пеленг девяносто пять, дистанция десять кабельтовых… вижу шлюпку. Идет на нас! — радостно крикнул с маяка вахтенный наблюдатель.

Сарапин облегченно вздохнул, сняв бескозырку, взъерошил коротко подстриженные черные волосы.

Первым на берег из лайбы выскочил Сычихин и по-уставному доложил о прибытии Смирнову.

— Всех забрали?

— Так точно, ни одного не оставили.

Подошел Кучеренко.

— Товарищ лейтенант, он знает, где у немцев склад с боеприпасами находится, — кивнул он на Сычихина. — Дорогой мне все рассказывал. Вот бы накрыть.

— Склад, говорите? Интересно, — оживился Смирнов. — Вы карту знаете? Показать на ней сможете, где он примерно находится?

— Немного разбираюсь, — замялся Сычихин.

Кудрявцев принес из землянки карту. Сычихин долго глядел на разбросанные квадратики домов Виртсу, напряженно морщил лоб и, часто шмыгая носом, в раздумье тер рукой небритый подбородок.

— Вот тут, пожалуй, — ткнул он наконец толстым пальцем на южную окраину поселка, — но точно заверить не могу. На местности я бы его сразу нашел, а по карте трудно, товарищ лейтенант.

— Если здесь действительно склад боеприпасов, то его будет видно в стереотрубу с маяка, — определил Смирнов. — Пошли на маяк… сейчас проверим…

На площадке маяка он навел стереотрубу на место предполагаемого склада и показал Сычихину.

— Он, товарищ лейтенант, он самый! — воскликнул Сычихин, отрываясь от окуляров. — В этом лесочке и лежат фашистские снаряды, целые штабеля там…

— Связывайтесь с батареей, — приказал Кудрявцеву Смирнов и, когда связь была налажена, передал Букоткину: — Цель номер три, склад боеприпасов.

Первый шквал огня никаких результатов не дал: ожидаемого взрыва не последовало.

Замерив отклонение, Смирнов передал данные Букоткину. Через минуту огромный столб черного дыма поднялся над леском. Донесся раскатистый звук взрыва. Дым на глазах наблюдателей медленно оседал, обнажая изуродованный, наполовину уничтоженный лесок. Сычихин удивленно смотрел на то место, где только что взорвались немецкие боеприпасы.

— Это да-а! — произнес он. — Силища-то какая! Эх, еще бы что у фашистов уничтожить.

Он повернулся к Кучеренко, с которым успел уже подружиться, и вдруг вспомнил: когда пробирались к берегу пролива, то чуть было не наткнулись на гитлеровцев, разместившихся в четырех домах возле шоссейной дороги. Во дворе стояло много грузовых автомашин. Сказал об этом Смирнову. Тот передал данные на батарею. Но Букоткин временно решил огня не открывать: над батареей кружили фашистские бомбардировщики, взлетевшие сразу же после уничтожения склада с боеприпасами. По-видимому, они были встревожены метким огнем неизвестной батареи, за короткое время причинившей так много вреда. Прокружив над полуостровом Кюбассар около часа, «юнкерсы», сбросив наугад по бомбе, возвратились обратно. Батарея снова открыла огонь по скоплению мотопехоты врага.

Красноармейцы строительного батальона, воспользовавшись гостеприимством краснофлотцев, побрились, почистились, залатали рваную одежду. Днем их переправили в Куйвасту. Со второй лайбой последним уходил Сычихин. Он простился за руку с каждым из краснофлотцев и подошел к Смирнову.

— Спасибо вам, товарищ лейтенант, за все. Выручили вы нас крепко. Не забудем этого никогда.

— Что вы, Сычихин, — возразил Смирнов. — Мы вам благодарны за помощь.

— Ну, какая это помощь! Возможно, еще и встретимся…

Проводив лайбу, Смирнов зашел в землянку перекусить. Он только сейчас вспомнил, что ничего не брал в рот со вчерашнего дня.

После банки тушенки и двух кружек крепкого горячего чая тело сковала усталость, захотелось спать. Но едва он улегся на нары, как с маяка доложили, что к Виртсу подошли три немецких мотобота. Из-за пирса виднелись лишь их мачты и надстройки. После первого же снаряда, упавшего с недолетом в воду, мотоботы поспешно отошли от пирса и укрылись от обстрела за островом.