Усадив гостя на постель, старшина порылся в углу, достал фляжку, вылил часть ее содержимого в алюминиевую кружку и подал Смирнову:

— Согрейтесь, товарищ лейтенант.

Смирнов выпил. Тепло приятно разлилось по телу, озноб постепенно стал проходить. Старшина между тем извлек из-под нар поношенное рабочее платье, избитые яловые ботинки, тельняшку и совершенно новенький бушлат. Через несколько минут помощника командира 43-й батареи нельзя было узнать. Сидевшая на нем мешком, не по росту сшитая краснофлотская форма делала его смешным и неуклюжим; он стал похож на призывника, который впервые надел военную форму. Не выдержав, старшина улыбнулся.

— Какие-нибудь плавсредства у вас имеются, старшина? — поинтересовался Смирнов.

— «Тузик» есть. А вчера вечером еще лайбу рыбацкую к острову прибило.

— Это же целая флотилия! — обрадовался Смирнов. — Скомандуйте «тузику» сходить за моими краснофлотцами, они на берегу ждут.

— Добро! — согласился старшина и вышел из землянки.

Минут через пять вернулся.

— Все в порядке, товарищ лейтенант. Шлюпку отправил.

— Да, а как ваша фамилия, старшина? — спросил Смирнов. — Мы и не познакомились.

— Старшина второй статьи Сарапин, начальник поста наблюдения.

— А меня вы уже знаете. Прибыл для корректировки огня с береговой батареи. Откуда удобнее всего вести наблюдение? Покажите.

Сарапин повел Смирнова на маяк. Они взбирались по крутому деревянному трапу. Смирнов едва поспевал за юрким и легким старшиной. Но вот наконец Смирнов ступил с последней ступени на круглую площадку. Внизу около маяка виднелась груда камней — замаскированная крыша землянки. С площадки открывался вид на Виртсу. Простым глазом были отчетливо видны пирс, маяк, постройки. Сарапин выслушал доклад вахтенного наблюдателя, потом вынул засунутую за скобу карту района и, разложив ее прямо на досках, не торопясь стал рассказывать обо всем, что успели они засечь на том берегу.

— Вот здесь у них, по-видимому, штаб, — обвел он карандашом кружок вокруг заштрихованного прямоугольника. — Сюда приезжает много машин и мотоциклов.

Смирнов записал координаты указанного здания.

— А вот тут, на опушке этой рощицы, возле железной дороги, стоит четырехорудийная батарея. Это она все время бьет по Куйвасту.

Смирнов снял координаты батареи.

— Сейчас я вам покажу их на местности, товарищ лейтенант, — поднялся Сарапин и подошел к стереотрубе.

Быстро отыскав цели, он показал их Смирнову. В перекрестие нитей Смирнов увидел, как по дороге промчался мотоцикл и скрылся за забором, окружающим серое одноэтажное здание. За мотоциклом проехала легковая машина. Смирнов перевел стереотрубу на зеленую рощицу. Некоторое время ничего, кроме развесистых крон деревьев, не было видно. Потом из-под них блеснула знакомая желтоватая вспышка — выстрел замаскированного орудия.

— Есть! — крикнул он старшине.

— Ровно через тридцать секунд пуляют, — спокойно сказал Сарапин. — Днем и ночью ведут психологический обстрел нашего берега.

Действительно, через тридцать секунд левее первой показалась еще одна вспышка, потом еще. Немецкая батарея вела методический огонь по пристани Куйвасту.

На шлюпке пришли с Муху Кудрявцев и Кучеренко.

— Налаживайте связь с батареей, Кучеренко, — приказал Смирнов, и, пока они поочередно с Кудрявцевым кричали в трубку, называя один позывной за другим, он уточнил цели, еще раз проверил данные, закодировал их.

Минут через пятнадцать с трудом дозвонились до батареи. Смирнов сам взял трубку, но в первое мгновение ничего не мог разобрать: до слуха доносились женский смех и монотонный голос диктора, читающего что-то на эстонском языке. И только потом, напряженно вслушиваясь в непонятный говор, он уловил далекий, точно подземный, голос Букоткина.

— Василий Георгиевич, это я, Смирнов! — прижимая трубку к самому уху, закричал он. — Смирнов, говорю… Смирнов! Принимайте целеуказание. Готовы? Записывай-то… Цель номер один — штаб. Цель номер два — четырехорудийная батарея. Даю координаты…

Передав все данные, он посадил у телефона Кудрявцева, а сам прильнул к стереотрубе.

— Сейчас батарея откроет огонь по цели номер один.

В томительном ожидании проходили минуты, необходимые для подготовки батареи к стрельбе. На маяке с нетерпением ждали первого выстрела.

— Падает! — нарушая напряженную тишину, звонко крикнул Кудрявцев.

Затаив дыхание, Смирнов впился глазами в здание немецкого штаба; прямо перед ним, вздымая облако черного, перемешанного с грязью дыма, разорвался тяжелый снаряд.

— Недолет!

Кудрявцев передал корректуру на батарею. Второй снаряд упал с перелетом примерно на таком же расстоянии от штаба, как и первый. Смирнов смог заметить только быстро рассеивающееся облачко, сам взрыв не был виден — мешало здание штаба.

— Перелет!

Не прошло и пяти минут, как шквал беглого огня береговой батареи обрушился на немецкий штаб. В стереотрубу разгоряченный Смирнов отчетливо видел, как разлетались обломки дома, перевертывались стоящие во дворе автомашины, взлетали в воздух мотоциклы, в панике бежали люди. Штаб был полностью уничтожен. На месте его дымилась бесформенная груда развалин.

— По цели номер два. Поражение! — передал Кудрявцев команду батареи.

Продолжительный налет накрыл немецких артиллеристов. Снаряды рвались точно на опушке рощицы, ломая и уничтожая развесистые деревья. В первое мгновение нельзя было ничего разобрать. Перед Смирновым стояла сплошная завеса из плотной серой пыли и грязного дыма.

Когда после стрельбы завеса постепенно рассеялась, то на месте недавней кудрявой рощицы виднелись лишь обезображенные, одиноко торчащие стволы деревьев. Немецкая батарея замолчала.

Ночью Смирнова разбудил тревожный голос Сарапина.

— Товарищ лейтенант, какие-то тени движутся к острову, — доложил он.

Смирнов быстро вскочил с жестких нар и стал торопливо одеваться.

— Всем в ружье!

Через три минуты маленький гарнизон Вирелайда, готовый отразить нападение, занял оборону на каменистом берегу. Смирнов лег грудью на плоский камень и стал внимательно всматриваться в темноту, но ничего, кроме густой маслянисто-черной воды, не было видно. Тишину теплой летней ночи нарушал лишь тихий плеск мелкой волны, настойчиво бившейся о неподатливые камни…

— Ничего не вижу, старшина, — сознался он.

— Вот сюда смотрите, товарищ лейтенант, — указал рукой направление Сарапин. — Видите два низких силуэта? Идут на веслах…

Действительно, две длинные тени бесшумно приближались к острову. Кто это мог быть? Скорее всего — немецкие разведчики или даже диверсионная группа. А может быть, это первый бросок большого десанта? Если так, то сколько времени шесть человек смогут оборонять слишком большую для них территорию? Что бы это ни было, Смирнов решил действовать осторожно, по возможности дольше не выдавать своего присутствия и потом ударить наверняка.

— Приготовиться, — шепотом передал он команду залегшим в камнях краснофлотцам. — Без моей команды огня не открывать.

Тени между тем уверенно приближались к острову. Теперь уже можно было различить, что идут не шлюпки, а плоты. Стали заметны расплывчатые фигуры людей. Отчетливо послышалась приглушенная русская речь.

— По-русски говорят. Может, наши заблудились? — шепотом спросил Сарапин.

— Не провокация ли тут какая, старшина? — тихо ответил Смирнов. — Да, сейчас убедимся сами.

Он подозвал Кучеренко, приказал ему отойти метров на пятьдесят в сторону и окликнуть шедших на плотах людей. Если это немцы, то они должны открыть огонь; тогда защитники Вирелайда ударят по ним с фланга. Неслышно пробираясь между камнями, Кучеренко скрылся в темноте. Вскоре послышался его окрик:

— Стой! Стрелять будем! Кто плывет?

— Свои мы, красноармейцы! Спасаемся от фашистов. Не стреляйте! — раздались голоса.

— Положить оружие и выходить по одному на берег! — передал Смирнов.

— У нас ни одного патрона нет, — ответил кто-то на плоту, но его тотчас прервал окрик: