Ведь она же ни в чем не виновата. Просто жертва. Как пресловутый жертвенный агнец, который тоже ни в чем не виноват ни перед людьми, ни перед жестоким древним богом, благосклонно принимающим такие жертвы. Нет, не так. Никакая это не жертва. Ведь жертвы приносили, чтобы задобрить, а здесь хотели напугать. Здесь не о жертве надо говорить, а о заложнике. Тоже, в сущности, ни в чем не повинный человек, которого выбрали, чтобы испугать кого-то другого.

Вокруг происходило какое-то движение, люди ходили, разговаривали, но он не слышал никого и не особенно отмечал все перемещения. Пытался примерить к себе это новое и странное ощущение: «Оли больше нет». Все время об этом думал, но никак не мог зафиксироваться на этой мысли. Как будто мозг отказывался признавать очевидный факт, искал хоть какую-то лазейку, хоть маленькую, микроскопическую даже, возможность не поверить. Потому что, если принять, что Оли больше нет, то следующим шагом нужно будет признаться, что погибла она из-за него. Из-за его упрямства и никому не нужной принципиальности. Дело ведь не в жадности вовсе, как пытались его убедить, а именно в принципиальности этой, черт бы ее побрал. Хотелось почувствовать себя человеком, творцом и хозяином своей судьбы. А что получилось? Получилось так, как ему и обещали. Получается, что они не блефовали в тот, последний, раз.

Про себя он так и называл их всегда — «они». Не хотел ни уточнять, ни догадываться, от чьего имени действовали эти люди. Надеялся, что обойдется. Что если не относиться к ним всерьез, как к ночным страхам, то они и развеются, исчезнут с первым утренним лучом. Наивным он был дураком. Никто про него не забыл и не оставил в покое. Наоборот, перешли к активным действиям.

Вадим Сергеевич посмотрел вокруг и наткнулся взглядом на сидевшую прямо на земле девчушку-студентку. Молоденькая совсем, двадцати еще нет, скорее всего. Уставший и перепуганный насмерть ребенок, хоть и пытается не подавать вида. А боится очень. Вадим Сергеевич понял это моментально, только взглянул на нее, почувствовал родственную душу, отравленную таким же, как у него, обреченным всё расти и расти ужасом. Как звери узнают своих по запаху, так и он почуял. Вот только девчушке этой, Дашеньке, страшнее в десять раз. Она ведь не знает, за что убили Олю. Потому боится теперь всех своих попутчиков без разбору. А он знает. И еще знает точно, что Даше как раз бояться нечего — если кто и будет следующим, так он, Вадим Глушенков — несговорчивый ишак пятидесяти двух лет от роду. Но прежде чем убивать, они должны ведь попробовать уговорить его еще разок. Интересно, кто из этой случайно подобравшейся компании подойдет к нему с предложением, «от которого невозможно отказаться»? Он прикрыл глаза и стал терпеливо ждать. Теперь уже ждать недолго, это ясно.

В этот момент произошло неясное движение, все будто очнулись разом, и в воздухе повисло вполне осязаемое напряжение. Вадим открыл глаза и увидел прямо перед собой красного от ярости Артема. Тот стоял вполоборота к нему и говорил сквозь сжатые тонкие губы, словно сплевывал:

— Скажите, уважаемый, чего вы вообще добиваетесь?

Вадим Сергеевич даже вернулся ненадолго к тоскливой действительности — настолько неожиданной была эта фраза. Чего он добивается, вернее, добивался до сегодняшнего утра, им прекрасно известно. К чему, спрашивается, комедию ломать? Не замечал он за ними раньше любви к дешевой театральности. И тут же обожгло догадкой: неужели это Артем? Но вот так, в открытую, при всем честном народе, как говорится? Или настолько он уверен в собственной безнаказанности, что десяток свидетелей его не пугает? А может, не останется никаких свидетелей? Кто знает, на что готов этот тип? Вдруг Оля была только первой из возможных жертв? Тогда девчонка боится совсем не напрасно, видно, почувствовала, что история эта более чем скверная. Господи, во что же он вляпался! Он взглянул в лицо этому Артему и вдруг понял, что тот попросту сумасшедший. Они знали, кому поручать «грязную» работу. Такой ни перед чем не остановится, не задумается и не дрогнет. Идеальный исполнитель. Небось и справка о невменяемости у него имеется, должным образом оформленная.

— Да ничего я не добиваюсь, — раздался прямо за его спиной ленивый голос. — Выдумываете на ровном месте… уважаемый.

Вадим обернулся и увидел прямо за собой того коренастого мужика с ранней сединой в жестком ежике темных волос, которого всем рекомендовали как нашедшегося через много лет пропавшего родственника. То, что про него рассказывали, Вадим запомнил хорошо — очень уж колоритный был типаж. Этакий рубаха-парень, местами даже чересчур простой и потому навязчивый. Сейчас этот Колян сидел рядом с ним и недоуменно переводил взгляд с Артема на этого своего нашедшегося братана. А вот как зовут самого братана, Вадим как-то не запомнил.

— А как тогда прикажете понимать такое пристальное внимание к моей скромной персоне? Вы же ходите за мной по пятам. Потеряться боитесь?

— А если боюсь? — «Братан» смотрел насмешливо, но лицо держал серьезное. — Вдруг я и правда боюсь заблудиться? А вы, как я погляжу, человек опытный, бывалый. Жалко вам, если я немного следом похожу?

Артем закипал все больше, перепалка грозила перерасти в полноценную стычку. Колян поднялся на ноги и подошел поближе к родственнику.

— Вы с ума все посходили! — зашипела Ирина сорванным голосом. — Что вы как дети? Подеритесь еще. Костя, где ты ходишь? Я же ясно сказала, не отходить далеко.

Костя появился со стороны реки, взмокший и всклокоченный. Не обращая внимания на мать, он заорал почти восторженно:

— Там человек! В воде!

Через пару секунд недоумевающий Вадим Сергеевич осознал, что остался в полном одиночестве.

Липкий страх уходил постепенно, уступая место любопытству. Он поднялся и побрел в ту сторону, откуда раздавались возбужденные голоса.

Человек лежал лицом вниз метрах в полутора от берега, зацепившись одеждой за торчавшую из воды корягу. Подробнее рассмотреть не получалось — берег здесь был высоким и почти отвесным.

— А вдруг это и не человек вовсе? — спросил Димка, вглядываясь в неясный силуэт.

— А кто тогда?

— Ну не знаю, тряпка какая-нибудь.

— Очень странная тряпка, сильно на человека похожа, — не поддавался Колян.

Они добежали до обрыва первыми и теперь топтались на самом краю, рискуя свалиться вниз с десятиметровой высоты. Колян даже на четвереньки опустился, чтобы лучше видеть.

Подошедший следом Денис не стал участвовать в споре, достал из рюкзака веревку и начал привязывать ее к сосне.

— Думаешь, хватит твоей веревки? — Колян смотрел на небольшую бухту скептически. — Там метров десять точно есть. А то и все пятнадцать.

— Ну, докуда хватит, — пожал плечами Денис.

— А дальше как?

— Как-нибудь.

Он предпочитал не думать сейчас о том, как будет спускаться, если и в самом деле не хватит веревки. Ничего, берег здесь крутой только вначале, внизу уже попроще будет — там и склоны более пологие, и скальные выступы имеются. Вон какая «полка» удобная, да еще почти у самой воды. Вот туда и надо спускаться, оттуда проще до воды будет добраться по камням.

— Мне можно с вами? — Костя возник рядом до того неожиданно, что Денис, поглощенный проверкой надежности крепления, аж вздрогнул. Хотел сначала послать настырного мальчишку куда подальше, но потом решил взять. А то, в самом деле, шпыняют все пацана, отмахиваются, вот он и чудит. Надо же ему куда-то свою неуемную энергию девать. Пусть лезет, черт с ним. Заодно и на глазах будет.

— Можно, — буркнул инструктор, не поворачивая головы. — С веревкой умеешь обращаться?

— Не-а, — радостно сообщил Костя. — Да я могу и без веревки. На фига она нужна? Тут невысоко совсем.

Денис решил провести воспитательную работу сразу, чтобы не отвлекаться потом на ерунду при спуске. Поэтому повернулся и медленно сказал, глядя на строптивца в упор:

— Давай сразу договоримся: что нужно, а что нет, решать буду я. Это ведь я вниз спускаюсь, так? А ты со мной идешь. Ты — со мной, а не наоборот. Короче, я главный, и я всегда прав. Если не согласен, скажи это сейчас. Если возразить тебе по делу нечего, значит, согласен на мои условия и будешь делать только то, что я скажу. Согласен?