В утренних сумерках угловатый силуэт горы навис над дорогой, словно черная туча. Вместе с ночной тьмой исчезли волки и лисы, зато стремительно проскакал лопоухий заяц, над кустами вспорхнули птицы. Возле Патмы путь сделался круче. На скалах играли тучки. Они то громоздились, как бутоны хлопка, то таяли, как распущенная шерсть, то низко висели бахромой над петлявшей дорогой и даже задевали брезентовый верх машины. И тогда охотников прохватывало сыростью. До сих пор Аннатуваку казалось, что он хорошо помнит горный пейзаж, но сейчас с изумлением оглядывал угловатые скалы, провалы ущелий, валуны, напоминавшие круторогих баранов. Разноцветные выходы геологических пластов опоясывали скалу, вкрапленные в них слюдяные блестки резко сверкали на утреннем солнце. Прозрачные капельки воды, булькая, падали со скал на дорогу. Величественные арчи клонили тяжелые ветви, как бы здороваясь с неутомимым «газиком». Пепельно-серые куропатки перебегали с места на место. Зачарованный этим зрелищем, Аннатувак, не отрываясь, смотрел по сторонам.

Иначе относился к красотам природы Махтум, искусно проводивший машину по крутой и неровной дороге. Руки и ноги его находились все время в движении, а мысли были обращены к подножию горы, точнее — к тому пригорку, на котором остался убитый волк. Может быть, туша все-таки уцелеет и на обратном пути удастся подобрать? Желая разрешить свои сомнения, Махтум спросил:

— Товарищ Човдуров, волки пожирают своих мертвецов?

— Хищники неразборчивы, — коротко ответил Аннатувак. — Если дотянется, то и свой хвост съест.

Махтум совсем приуныл. «Ну и дурак же я! — говорил он себе. — Положим, волки не едят убитого товарища. Но кто откажется от вкусного бараньего мяса? Какой шофер, проезжая мимо, не кинет в машину тушу? Да и слава достанется ему: убил, мол, волка!»

Между тем Аннатувак с каждой минутой все больше воодушевлялся.

— Взгляните, Андрей Николаевич, там гора круглится, точно яйцо, здесь вздымается к небу, будто горб упитанного верблюда… А вода струится, прозрачная, словно глаз журавля… Вот красота!.. Если брать отсюда напрямик, до Небит-Дага, верно, не больше двадцати километров, но там сейчас ходят без пальто, а тут лежат шапки снега. Вон глядите, иней белеет вдоль дороги, будто мука просыпалась…

Слушая, как восторженно, точно мальчишка, лепечет Аннатувак, Сафронов радовался, что затея удалась и Човдуров начисто забыл про Сазаклы.

— Сколько веков, — сказал он, невольно впадая в тот же восторженный тон, — сюда заходили только редкие любознательные путники, а нынче Махтум довез нас за два часа почти на самую вершину. Пришли сюда и геологи… Небит-Даг дает нефть, Балхан — уголь, свинец. Может, и более драгоценные металлы здесь найдутся?

Упоминание о драгоценных металлах пришлось по душе не только Човдурову, но и Махтуму. Он подумал, что некоторые камешки в самом деле блестят, как золото, но, поразмыслив, решил, что все же лучше сегодняшняя требуха, чем завтрашний курдюк, и снова принялся обдумывать, как бы подобрать брошенного волка.

Наконец машина выскочила на вершину. Здесь раскинулось холмистое плоскогорье, освещенное солнцем, покрытое сухой прошлогодней травой. Выросшие на просторе арчи были раскидистее, чем на склонах, а некоторые давно засохли. Махтум подумал: «Вот где дрова! Потребуется караван машин, чтобы увезти только одно дерево. Под каждым может улечься целая овечья отара».

Как и предполагал Махтум, по горной дороге прошла не только его машина. Спускался вниз новенький «ГАЗ-69», доставивший сюда геодезические приборы, вдали трактор тянул тяжело груженные машины. Не успели проложить дорогу, а уже на горе начиналась жизнь.

Охотники вышли из машины и направились к самому пику горы. Отсюда, как на ладони, были видны Патма, Караэлем и Огланлы на северо-западе, а на юго-западе — Вышка и Кум-Даг. Развалины древней крепости тянулись чуть ли не на километр. Човдуров подумал, что крепость имела важное стратегическое значение, но, когда высказал это соображение Андрею Николаевичу, тот не согласился: ведь на горе большое поселение не могло существовать — слишком ограничены посевные площади, да и мало воды, труден крутой подъем. Вернее было бы предположить, что это была летняя резиденция какого-нибудь хана. Такая догадка показалась Аннатуваку убедительной, и он спросил:

— Может, знаете историю этой крепости?

Сафронов пожал плечами.

— Я — нет. Может быть, вы знаете?

— Даже старики не вспоминали!

Махтум лихо сдвинул ушанку, выпятил грудь, ядовито улыбнулся и сказал:

— А я вот знаю!

Оба инженера обернулись к нему.

— Ну-ка, Махтум!

Шофер сделал вид, что не расслышал, и начал неторопливо вышагивать вдоль полуразвалившейся стены. Решив, что он хочет найти какое-то примечательное место, инженеры двинулись следом, но Махтум нигде не задерживался и только прибавлял шагу. Аннатувак наконец потерял терпение.

— Куда ты идешь, Махтум?

Наслаждаясь невинной местью за волка, брошенного на дороге, Махтум, не оборачиваясь, ответил:

— Хочу измерить, сколько тут шагов в окружности.

— Разве история крепости связана с твоими шагами?

— Торопливость от шайтана, — наставительно сказал Махтум, — терпение от создателя.

Аннатувак догнал Махтума и, схватив за плечи, повернул к себе лицом.

— Разыгрываешь нас, что ли? За кого нас принимаешь?

— Вас, товарищ Аннатувак, за начальника, а товарища Андрея — за главного инженера, — ответил Махтум с полной серьезностью.

— У тебя все шарики в порядке? Или совсем голова перестала работать?

— Действительно, товарищ начальник, она у меня сейчас неважно работает. Все думаю, думаю…

— О чем?

— Думаю, что произошло там, на дороге. Съели ли волки труп или кто унес? Или все еще лежит на том же месте?

Взбешенный Аннатувак схватил шофера за плечи и так встряхнул, что ушанка слетела с головы.

— Давай рассказывай, что слышал о крепости.

Сафронов, которого развеселило упрямство Махтума, подошел поближе.

— Значит, вас интересует история крепости? — переспросил Махтум и нагнулся. — Подождите, сейчас шапку надену… Не знаю, когда она развалилась, эта крепость, только построена была четыре тысячи лет тому назад.

— Откуда узнал?

— Помнил я, товарищ Аннатувак… — Махтум погладил свою голову и взглянул на шапку, — но вот замерзла голова, и все забыл. Если мозги не согрею, пожалуй, и не вспомню.

Аннатувак, побежденный упрямством шофера, пожаловался:

— Видите, Андрей Николаевич, как он над нами издевается…

— Когда воля не в твоих руках, товарищ начальник, слабеет язык, — кротко заметил Махтум.

— Ну, надевай шапку, пусть соберутся мысли и окрепнет язык!

Махтум отряхнул шапку, надел на голову, потом присел на камень и начал рассказ.

— Историю этой крепости я слышал от Сапджана-ага…

— Кто этот Сапджан?

— Садовника из Дашрабата зовут Сапджан. Однажды возле Дашрабата мы встретились у старой крепости. Я говорю: «Ба, какая старая крепость! Интересно, когда ее построили»?! Сапджан-ага ответил: «Две тысячи лет тому назад». Я удивился. Тогда он сказал: «Ты этому не удивляйся. Вот на Балхане есть развалины крепости. Ее построили четыре тысячи лет тому назад — вот чему ты удивляйся!» Так он об этой крепости говорил.

— Откуда же садовник знает про крепость? — спросил Сафронов.

— Сапджан обошел все крепости с одним ученым. Тот все рассказывал…

— Кто же этот ученый?

— Как его звали? — Шофер почесал затылок. — Что-то связанное с телом человека. Подожди-ка… Не то круглый, не то гладкий… Нет, не то… Вспомнил, вспомнил! Толстый!

— Археолог Толстов?

Кто же в Туркмении не знает Сергея Павловича Толстова, много лет ведущего археологические изыскания в западных пустынях! Поэтому инженеры поверили рассказу Махтума. Только Сафронов подумал: «Толстов, верно, сказал, что крепость выстроена четыреста лет назад, а Махтум ради красного словца приумножил в десять раз — на него это похоже…»