— Каракумы, может быть, самый перспективный район Советского Союза! — воскликнул этот ученый. — Нам только следует откинуть, как блины на блюде, верхние пласты и заглянуть в самые нижние, в те, что погорячее…

И зал ответил на эту шутку одобрительным гулом.

В перерыве Аман разыскал Човдурова, тот и не думал уже отлучаться ни с утреннего, ни с вечернего заседания и был раздражен, много курил, что, впрочем, тоже было понятно Аману.

— Послушай, а эти землепроходцы времени не теряли! Молодцы! — весело крикнул ему Аман.

— Еще бы! — раздраженно подхватил Аннатувак. — Сорок процентов полевых. Водку пьют, джейранов стреляют…

— Иди ты знаешь куда…

И на следующий день Аман Атабаев, не отвлекаясь, слушал сменявших друг друга на трибуне ораторов. Особенно интересны были сообщения руководителей экспедиций. Они ставили вопрос настолько практически, что Аману порой казалось, будто все тайком от руководителей небит-дагской конторы бурения уже побывали на вышках Сазаклы и выведали у отца Амана — мастера Атабая — его заботы и сомнения. Говорили о зеленой защите от движущихся песков, о посадках вокруг буровых тамариска и белого саксаула, но предупреждали, что при разбуривании выносятся иногда на поверхность соленые воды — и тут уже ничего не вырастишь. Говорили о самом сложном этапе работ, когда наступает необходимость от поискового бурения, не требующего капиталовложений, переходить к закладке глубоких скважин; еще не доказана промышленная ценность площади, а уже надо тащить водопровод, ставить электростанцию, монтировать резервуары…

Все было понятно Аману!

Тихомиров — испарился, будто его и не было. И это понятно! Так получилось, что те одинокие вышки, терпевшие бедствие в песках Сазаклы, те вышки, из-за которых рассорились руководители конторы, будто выдвинулись на авансцену огромного зала. Это о них шел страстный разговор ученых. Не было малых вопросов — все сопрягалось… Народ, партия давали наказ рабочему классу и технической интеллигенции Туркмении — вперед, на новые позиции! И, еще не зная об этом наказе, не прочитав тезисов к семилетнему плану, люди науки — партийные и беспартийные — уже повиновались как бы внутреннему велению, искали кратчайшие пути к будущим свершениям.

И снова в перерыве, во время дружного перекура в задымленном вестибюле встречались Сулейманов, Човдуров, Атабаев.

— Слушайте, друзья, надо к весне душевую устраивать в Сазаклы, — простодушно высказался парторг.

Сулейманов улыбался в усики.

— Вот именно! Главный вопрос! — разразился бурей Аннатувак. — Вода! Об этом меньше всего говорят — где взять воду?

— Надо с Сафроновым посоветоваться, — лукаво, как будто они уже дома, в конторе, предлагал Сулейманов.

А старый фронтовой друг брал начальника конторы за локоть:

— Не петушись… Сессия еще не кончилась.

— Да, еще банкет впереди, — мрачно острил Аннатувак, — там много будет воды — в бутылках, Ашхабад находится в зоне ижевского источника.

Так он шутил в перерыве, и ни Атабаев, ни Сулейманов не догадывались, что неистовый человек уже записался в прения. Они как раз сидели в зале рядом и только переглянулись, когда председательствующий предоставил слово начальнику Небит-Дагской конторы бурения. Ученые встретили работника промышленности дружеской овацией.

— Я буду говорить о воде, и потому разрешите для начала выпить ее…

Эта шутка Човдурова расположила слушателей. Он действительно выпил залпом стакан воды и только тогда стал говорить.

Это была, пожалуй, самая короткая речь.

На примере Сазаклы Човдуров просил ученых вникнуть в сложность практического осуществления великолепных замыслов: при разведке в пустыне вода становится душой и человека и транспорта. Как можно вести разведку, если поблизости нет воды? Можно ли строить капитальные водопроводы для отдельных и скромных разведбуровых? Что предпринимают для разведки воды те, кто шумно агитирует за разведку нефти? Не сидят ли они сложа руки, следуя поговорке: «Не ищи воду там, где не нашел ее туркмен»? Тогда это, конечно, глупость! Верно, наши отцы и деды, перегоняя свои стада, веками искали воду в пустыне и находили ее с помощью древней лопаты. Но никогда не было ее вдоволь! Они рыли колодцы глубиной в пятнадцать — двадцать метров и берегли пресную воду от засоления, хранили свои секреты, чтоб не иссякла вода, и точно знали, где можно напоить триста баранов, где — меньше десятка…

— Так неужели мы, с нашей современной техникой, не найдем воду? — воскликнул Човдуров под аплодисменты зала. — Я недавно слышал от бурового мастера хорошую пословицу: когда усердно плачешь, даже в слепых глазах показываются слезы. А мы-то ведь зрячие!

Он заслужил одобрение ученых и пробирался к своему месту, взволнованный и взбудораженный, когда его потянул за рукав управляющий Объединением. Вдвоем вышли в коридор.

— Я-то понимаю, о чем вы, хитрый человек, умолчали: о самом главном! А что, если мы освободим вас от эксплуатационного бурения? Пусть контора специализируется только на разведке, — размышлял вслух управляющий, закуривая папиросу. — Что сидеть в обжитых районах с вашей энергией, напором! Слышите, что творится! А мы дадим вам план по пустыне — совсем другую песню запоете! А?

Когда вернулись в зал, с трибуны говорила та смуглая черноволосая русская женщина, которую «газик» подвез к поезду в Казанджике. Нет, это была не офицерская жена, как тогда подумал Аман, это была научная руководительница Узбойской гидрогеологической поисковой партии; несколько лет она провела в пустыне в поисках подземных пресных вод. Она как бы отвечала своим выступлением Човдурову:

— Есть вода!

Ее рассказ, такой же взволнованный, как речь Човдурова, выслушали в полной тишине. Она говорила без бумажки, рассказывала о том, как гидрогеологи вели несколько лет назад разведку грунтовых вод по трассе Узбойского канала полосой в десять километров и как нашли четырехметровый слой воды, поистине гигантскую подземную линзу пресных вод. Не было сметы — они продолжали свои изыскания без разрешения, на риск. Одни из власть имущих закатывали энтузиастам выговоры, другие бескорыстно поддерживали. Москва присылала и педантичных инспекторов, грозивших прокуратурой, и неравнодушных консультантов, помогавших и оконтурить линзу и изучить химический состав воды. Чтобы определить долговечность запасов, надо было понять происхождение этих вод. Откуда они? Стекают с гор Копет-Дага? С больших глубин поднимаются по разрывам пластов? Или, может быть, тут происходит конденсация водяных паров, которые под разностью давления летом уходят вглубь, чтобы зимой начать обратное восхождение?

— Теперь мы можем доложить вам, товарищи: воды нам хватит на двадцать пять лет. Шестьсот литров в секунду — достаточно?.. Уже создано в миниатюре водозаборное сооружение, третий месяц идут опыты — засоления не будет!.. Вы не должны верить на слово, товарищи, но это такая замечательная вода! Ну как вам объяснить? Ее может в сыром виде пить грудной ребенок. Это я вам говорю, женщина…

Люди вскочили с мест. Была минута такого воодушевления, когда маститые академики стоя аплодировали женщине, растерянно проходившей в толпе. Кто-то крикнул: «Да здравствует наша славная гидрогеология!..» И эти слова утонули в восторженной овации.

Вечером все три товарища из конторы бурения, отказавшись от театра, сидели за бутылкой коньяка в ресторане гостиницы, в углу, под пальмой. Тихо беседовали о пустяках, усталые от впечатлений. Сулейманов рассказывал секреты приготовления бозбаша. Аман издали увидел вошедшую в зал Марию Петровну — так звали гидрогеолога из Ясхана.

Когда он любезно подвел ее к столу небит-дагских друзей, мужчины стоя приветствовали ее, усадили, предложили бокал.

— Когда зовут гостей, режут барана, — смеясь, заметил Аману Човдуров.

— И блюда подают по очереди! — воскликнул парторг.

Мария Петровна рассмеялась:

— Я больше всего люблю баранье рагу с айвой.

Оркестранты, заметив появление русской женщины в кругу туркмен и, видимо, приняв ее за приезжую москвичку, немедленно заиграли «Подмосковные вечера».