— Ну вот, пожалуйста, — сказала Ольга, подвинув шашку.

Нурджан с трудом заставил себя посмотреть на доску. Оттого ли, что его мысли все время отвлекались от игры, или потому, что он хотел проиграть нарочно, но его черных шашек оставалось мало, а белые, Ольгины, дружно наступали по всей доске.

— Ольга Николаевна, ты, кажется, снова обыгрываешь меня?

Наедине он всегда называл ее по имени, а при людях уважительно прибавлял отчество.

— Если дальше будешь так играть — партия моя! — засмеялась Ольга, и брови ее взлетели вверх, как крылья.

«Что партия! Я сам давно уж твой…» — вздохнул Нурджан, но ответил довольно грубо:

— Раз в жизни можно и проиграть! Раньше-то не проигрывал…

— Мало ли что было раньше! Раньше мы с тобой стипендии получали — триста девяносто рублей. Помнишь нашу седенькую кассиршу? — Она рассмеялась и этому неожиданному воспоминанию. — Все, все идет вперед, и я иду вперед…

Ольга потряхивала головой, отгоняя золотистый завиток, падающий на глаза.

— А я? — вырвалось у Нурджана.

— А ты… А у тебя сегодня какая-то… томная пелена на глазах, — быстро сказала Ольга и смутилась.

С Нурджаном она встречалась часто, особенно теперь, когда стали работать на одном промысле и на одном участке. Верно, товарищи в техникуме рассказывали Ольге — он парень серьезный и развитой. Знает много удивительных вещей: например, что говорил в прошлом столетии Менделеев о Челекене, как применяется озокерит в промышленности, может вслепую собрать и разобрать автоматический шланговый ключ. Он и музыку любит, достает долгоиграющие пластинки Шопена, Чайковского. И, кажется, только по застенчивости не решился вступить в духовой оркестр Дома культуры.

Приятно, что из всех девушек он предпочитает ее. Нетрудно было догадаться, что Нурджан по-мальчишески увлечен, но сегодня во время игры она почувствовала, что ошибки быть не может, что он захвачен настоящим большим чувством. Это и смущало, и радовало девушку. Ольга еще никого не любила, и, хотя была хороша собой, как-то так получилось, что и за ней никто не ухаживал по-настоящему. Сказав про «томную пелену», она почувствовала неловкость, будто прикоснулась к тайне, будто сама вымогает признание. «Это мне все кажется, — успокаивала она себя, — он же ничего не сказал, даже не намекнул…» Но холодные рассуждения не помогали. Ольга твердо знала, что не ошиблась. «Почему так вздрагивает родинка на его щеке? Она всегда вздрагивает, когда он взволнован или смущен… А когда я успела это заметить?» И Ольга ловила себя на том, что давно присматривалась к Нурджану, и смущалась все сильнее.

— Твой ход, Ольга, — сказал оператор. Увидев, что Ольга в рассеянности берет черную пешку, он коснулся ее руки. Их взгляды встретились. Мгновение он держал ее руку в своей и почувствовал ласковое ответное пожатие…

В дверях появилась Айгюль Човдурова, и Нурджан испугался. Кто-кто, а уж она-то обязательно догадается, что сейчас произошло. Догадается и посмеется в отместку за утренний разговор. Он стал складывать игральную доску с шашками и постарался сделать непроницаемое лицо.

Смех и шум в красном уголке затихли, игроки оставили кии и шашки, те, кто не должен был присутствовать на разнарядке, покинули помещение, и в комнате воцарилась тишина. Ольга и Нурджан хотя и были простыми операторами, но сегодня заменяли мастеров, которые ушли в отпуск.

Айгюль Човдурова молча оглядела собравшихся, и Нурджан, почему-то почувствовав себя виноватым, подумал: «Как пристально посмотрела на меня… Зря я остался на подоконнике рядом с Ольгой. Надо было пересесть, но я ни за что не пересяду. Пусть думают что угодно…»

Меж тем Айгюль, попросив закрыть окна и угомониться, начала разнарядку.

Молодая девушка, недавно получившая диплом инженера, она быстро завоевала авторитет и уважение. Рабочие ее любили, прислушивались к ее советам. Голос у Айгюль был тоненький и гибкий.

Около часу ночи один из операторов участка принял вахту, начал обход и тотчас заметил на дальней насосной скважине непорядок. Подошел ближе — все стало ясно: оборвались канатные подвески. Беда была замечена вовремя, и скважина бездействовала недолго. Айгюль Човдурова поставила всем в пример умелую и добросовестную работу оператора. Нурджан искоса поглядел на Ольгу, он уже приревновал ее к этому расхваленному юноше. Но Ольга даже не повернула головы. Он вздохнул и прислушался к словам Айгюль. Теперь она говорила о пустяках, имеющих, однако, значение: о бесконечной — по каплям — утечке нефти, о потерях нефти. С этим надо бороться!

— Считайте капли! — крикнула она.

И мастера и операторы заулыбались этому призыву.

Ведь нефть добываем сотнями тонн — не слишком ли мелочный вопрос?

Но Айгюль настойчиво требовала, чтобы не было течи в сальниках на скважине, в вентилях на выкидных линиях, в краниках на замерных установках. И самые опытные и умные люди постепенно начинали догадываться, что молодой специалист озабочен не пустяками: в этих каплях потерь отражается все — низкая культура производства, неряшество, разгильдяйство… Выходит, права Айгюль.

— Кончается третий квартал, — продолжала окрепшим голосом Човдурова. — Чем меньше остается дней в сентябре, тем больше повышается наша ответственность за программу. Товарищи мастера, ремонтники, операторы, прошу быть внимательнее во время вахт!

Порадовавшись, что Айгюль не собирается его преследовать своей язвительностью, Нурджан осмелел и поднял руку. Но она продолжала:

— Я знаю, ты хочешь сказать, что дело не только в выполнении плана, но и в том, чтобы выполнить обязательства — дать эшелон нефти сверх плана. Мы не забываем и об этом. Я не могу сказать, что недовольна кем-нибудь. Все работают, не жалея себя, стараясь не допустить потерь. Мне только хочется обратить внимание некоторых молодых работников, что не следует в рабочее время заниматься болтовней…

Заметив, что Айгюль посмотрела на него, Нурджан возмутился. «Что это за намек? Я еще ничего не сказал Ольге, ни разу не гулял с ней под руку… И кто дал право Айгюль вмешиваться в мою личную жизнь?» Ему уже казалось, что все мастера смотрят на него. Как говорится, узел вора слаб, и Нурджан, не выдержав, спросил:

— Товарищ начальник, можно узнать, кого ты имеешь в виду?

— Можешь не сомневаться, — ответила Айгюль, — что я не постеснялась бы назвать имена, если б это было нужно. Сейчас я просто хотела напомнить нашей молодежи, что личные дела не должны мешать работе. После работы, пожалуйста, гуляйте, веселитесь, шутите, влюбляйтесь…

Ответ Айгюль понравился оператору. Все-таки она настоящий человек, не сухарь. Сама еще довольно молодая… С высоты своих девятнадцати лет Нурджан считал двадцатитрехлетнюю Айгюль женщиной не первой молодости.

Човдурова, сверяясь со списком, начала опрашивать мастеров по очереди о всех скважинах, какие из них нуждаются в ремонте. Ей отвечали кратко и точно. Когда дошло до хозяйства Ольги, Нурджан размечтался, слушая ее голос, и не заметил, что Айгюль уже перешла к его скважинам. Не называя его по фамилии, Човдурова еще раз повторила:

— Сто семнадцатая?

На этот раз Нурджан, хотя и не расслышал как следует номер, все же догадался, что обращаются к нему, и быстро откликнулся:

— Пробка!

— Что такое? — удивленно переспросила Айгюль.

— Пробка, — повторил Нурджан. — Надо очистить скважину.

— На сто семнадцатой пробка?

— Нет, товарищ начальник… — растерянно сказал Нурджан.

— А на какой?

— Я хотел сказать — на сто двенадцатой.

Човдурова покачала головой.

— Что за странная рассеянность, Атабаев? Может, нужен насос?

— Нет, товарищ начальник, насос работает исправно, только вот пробка…

— Ох, кажется, насос все-таки нужен… Чтобы прочистить твои уши… Теперь тебе понятно, кого я имела в виду, говоря о нашей молодежи?

— Понятно, товарищ начальник, — понурясь, как школьник, ответил Нурджан.

Айгюль была довольна Нурджаном, но, в назидание остальным, придралась к случаю.