Мороженое имело форму большущего цветка с ярко-красными вишнями в центре венчика. Пальцами он положил одну в рот.
— Послушай, — сказал он, — давай изменим финал.
Она взглянула с недоумением — скорее всего, наигранным: ей надо было лишь услышать подтверждение словам, смысл которых она прекрасно поняла.
— Не уезжай, — сказал он, — останься со мной.
Она смущенно уставилась в тарелку.
— Ну, пожалуйста, — произнесла она, — прошу тебя.
— Это из фильма, — заметил он, — те же слова.
— Мы не в фильме, — почти обиженно ответила она, — перестань, ты переигрываешь.
Он отмахнулся, словно и в самом деле собираясь прекратить разговор.
— Но я люблю тебя, — произнес он еле слышно.
На сей раз шутливый тон взяла она.
— Конечно, — согласилась она чуть снисходительно, — в фильме.
— Это одно и то же, — ответил он, — это все фильм.
— Что — все?
— Все. — Он протянул через стол руку и сжал ее пальцы. — Давай пустим пленку обратно и вернемся к началу.
Она смотрела на него, не осмеливаясь что-либо сказать. Позволила погладить себя по руке, ответила тем же сама. И долго подыскивала подходящую реплику.
— Ты забываешь, как называется фильм. «Возврата нет». Сияющий официант уже спешил к ним за автографами, размахивая меню.
4
— С ума сошел! — смеялась она, упираясь, но все же позволяя себя тащить. — Они же там все озвереют.
Он довел ее за руку до причала и ускорил шаг.
— Ну и пусть. Это нашему нахалу только на пользу. Ожидание способствует вдохновению.
На катере оказалось человек десять, не больше, — кто-то спустился вниз, остальные заняли железные сиденья на корме. Что все они местные, было ясно по одежде и естественности, с какой они ощущали себя на борту: явно этот вид транспорта был для них привычным. Три женщины весело болтали, держа пластиковые пакеты с названием большого универмага — видно, приезжали за покупками из деревенек на берегу залива. Кондуктор, компостировавший билеты, был одет в голубые брюки и белую рубашку с эмблемой компании на кармашке. Они спросили, сколько времени займет путешествие туда и обратно. Кондуктор, молодой человек со светлыми усиками и ярко выраженным местным акцентом, обвел широким жестом залив и перечислил деревни, где пристает этот катер.
— Часа полтора, не меньше. Но если вы спешите, из первой деревни, едва мы пришвартуемся, отойдет встречный катер, и он будет здесь через сорок минут. — Он указал на гроздь освещенных солнцем белых домиков справа по берегу.
Она все еще пребывала в нерешительности, но было видно, что поездка эта очень ее соблазняет.
— Они же просто озвереют, — повторила она. — Ведь сегодня собирались закончить.
Пожав плечами, он беспечно махнул рукой.
— Ну не сегодня, так завтра, оплата ведь аккордная, даже лучше, если задержимся на день.
— Завтра самолет на Нью-Йорк, — сказала она, — и место уже заказано, и дочка ждет.
— Решайтесь, синьора, — вежливо поторопил ее кондуктор. — Нам пора сниматься с якоря.
Катер дал два гудка, и матрос на причале стал отвязывать канат. Кондуктор вынул книжечку и протянул им два билета.
— На носу вам будет удобней, — посоветовал он, — там ветерок, зато не так качает.
Железные сиденья здесь были все свободны, но они облокотились о невысокие перильца, чтобы полюбоваться пейзажем. Катер проворно отчалил и пошел полным ходом. Поселок вмиг отдалился, обнаружив строго геометрическую и полную изящества планировку старых домов, расположенных в неожиданном и логичном порядке.
— С моря земля красивей, — заметила она. Волосы ее трепал ветер, щеки порозовели.
— Красивей всех ты, — откликнулся он, — на море, на земле, везде.
Она засмеялась и стала рыться в сумке — должно быть, в поисках платка, чтобы повязать на голову.
— Ты стал ужасно галантным, раньше таким не был.
— Раньше я был глуп, глуп и инфантилен.
— А мне кажется, сейчас ты инфантильнее, — заметила она, — прости, но я правда так думаю.
— Да нет, — возразил он, — ты ошибаешься, просто старше. — Он бросил на нее озабоченный взгляд. — Только не говори, что я старый.
— Нет, — успокоила она, — не старый. Однако дело не только в этом.
Она достала из сумочки черепаховый портсигар, вынула сигарету. Он сложил руки лодочкой, защищая спичку от ветра. Небо теперь было ярко-голубым, хотя от горизонта поднималась темная завеса и море потемнело до глубокой синевы. Первая из прибрежных деревень стремительно приближалась. Уже четко вырисовывалась розовая колокольня с белым куполом, похожим на безе. Стая голубей поднялась с крыш и, описав широкую дугу, повернула к морю.
— Наверно, жизнь там прекрасна и проста, — заметил он.
Она с улыбкой кивнула.
— Наверно — потому, что она чужая.
Она разглядела встречный катерок, стоявший в крошечном порту, — старенький, похожий на буксир. При появлении их катера он в знак приветствия дал три гудка. Несколько человек сгрудились на причале в ожидании посадки. Девочка в желтом, держась за руку женщины, без устали подпрыгивала, как пичужка.
— Вот чего бы я хотел, — сказал он некстати. — Жить чужой жизнью. — По ее глазам он понял, что выразился туманно, и стал объяснять: — Жить счастливо, не так, как мы, той жизнью, какую мы себе вообразили, глядя на ту деревушку. — Он взял ее за руки, повернул к себе и долго, пристально всматривался в ее глаза, не говоря ни слова.
Она мягко высвободилась и быстро его поцеловала.
— Эдди, — нежно произнесла она, — милый Эдди! — Потом взяла его под руку и потянула к уже подготовленным для спуска на берег сходням. — Ты большой актер, — сказала она, — настоящий большой актер. — Голос у нее был веселый, полный жизни.
— Но я вправду это чувствую, — неуверенно запротестовал он, послушно двигаясь за ней к выходу.
— Конечно, вправду, — отозвалась она. — Как все настоящие актеры.
5
Поезд остановился с резким скрежетом, весь в клубах пара. Окошко одного купе опустилось, и в нем показались пять девичьих головок. Были среди них крашеные блондинки, с локонами по плечам и завитками на лбу. Они наперебой весело защебетали:
— Эльза! Эльза!
Одна, огненно-рыжая, с зеленым бантом в волосах, крикнула остальным:
— Вот она! — и свесилась из окошка, энергично размахивая руками.
Эльза, прибавив шаг, подошла, радостно коснулась протянутых навстречу ей рук.
— Коринна! — воскликнула она, обращаясь к рыжеволосой. — Что ты с собой сделала?
— А Саверио нравится! — рассмеялась Коринна, подмигнув и кивая на кого-то, кто, видимо, сидел в купе. — Ну поднимайся скорей, или так и будешь там стоять? — пропищала она. И вдруг взвизгнула: — Ой, девочки, да тут Рудольф Валентино!
Все девушки высунулись и замахали руками, стараясь привлечь внимание того, на кого указывала Коринна. Эдди был вынужден выйти из-за щита с расписанием и направиться к ним по перрону, надвинув шляпу по самые глаза. В это время в кованые ворота вошли двое немецких солдат и направились к будке начальника. Через несколько секунд начальник вышел с красным флажком и двинулся к паровозу быстрым шагом, подчеркивавшим неуклюжесть его тучной фигуры. Солдаты встали перед будкой, как на посту. Девушки умолкли и озабоченно следили за происходящим. Поставив чемоданчик на землю, Эльза растерянно оглянулась на Эдди. Он знаком велел ей идти дальше, а сам уселся на скамейку под рекламой побережья, вынул из кармана газету и заслонился ею.
Наблюдавшая за этим Коринна, кажется, все поняла.
— Ну, дорогая моя, — крикнула она, — будешь ты садиться или нет?! — Она игриво помахала смотревшим на нее солдатам и одарила их ослепительной улыбкой. Начальник станции возвращался обратно, держа под мышкой свернутый в трубку флажок, и Коринна поинтересовалась у него, что происходит.
— Попробуй разбери, — ответил, пожимая плечами, толстяк, — похоже, отправление задерживается еще на четверть часа, а почему — не знаю, таков приказ.