Больные приходили один за другим. Одни действительно обращались за медицинской помощью, другие хотели добиться освобождения или просто посмотреть на женщину, почувствовать прикосновение нежных рук.

Она терпеливо выслушивала жалобы, делала пометки в журнале, тщательно обследовала, писала рецепты или, поднимая глаза, говорила с упрёком:

— Зачем вы отнимаете время у своих же товарищей — настоящих больных? Постыдитесь!

В кабинет игривой походкой вошёл молодой парень. Он нагло потребовал:.

— Ты вот что, милаха, пиши что хочешь, а мне гони ксиву дней на пяток! — Он поправил ногой стул и развязно сел.

Матвеева оглядела его удивлённо. Она успела уже повидать разных людей, но все они начинали с обмана и, если уж это не удавалось, тогда принимались угрожать и стращать.

— Молодой человек, здесь амбулатория, а не большая дорога. Если вы больны, то я слушаю вас. Но если здоровы, вы освобождения не получите.

В приоткрывшуюся дверь заглЯнули, но щель тут же прикрылась, послышались шаги, хлопнула наружная дверь. В палатке стало тихо.

— Я Шайхула, — проговорил парень.

— Ну и что?

Он только смотрел на неё зло, требовательно, губы кривила усмешка. Ей стало страшно, но она молча покачала головой.

— По-хорошему прошу — пиши. Куда ты денешься? Всё равно напишешь, — срывающимся шепотком повторил он.

— Врач выписывает освобождение только больным, вы это знаете.

Шайхула вскочил. Лицо его исказилось.

— Ты что же хочешь, чтобы я был больным? На! — Он сбросил пиджак, задрал рубашку и махнул ножом по голому животу.

Нина увидела расплывающееся красное пятно на рубашке. А он смотрел на неё с презрительно-торжествующей улыбкой.

— Я же просил по-хорошему. Сейчас-то напишешь? Или ещё и этого мало тебе?

Нина побледнела и не знала, что делать. А он упорно стоял и ждал. Всё это продолжалось какие-то секунды, но ей показалось, что тЯнулись они бесконечно долго. Опомнившись, она вскочила и уложила его на кушетку.

— Так что же, дашь ксиву? — твердил он побледневшими губами.

— Нет, милый, не дам! Теперь это дело больницы, — ответила она. Оказав первую помощь, позвонила. Санитары без удивления положили его на носилки и перенесли тут же рядом в палатку-больницу.

Оставшись одна, она положила голову на руки и горько разрыдалась…

— Потерпевшие аварию кунгасы не обгонять, а причаливать к берегу и помогать! Двигаться в строго установленном порядке. Дистанция — пятьдесят метров, Головным пойдёт лоцман Космачёв. Лодка со спасательной командой — со мной, последней. Ну, по местам и отчаливать! — Шулин махнул красным флажком и пошёл по берегу к лодке.

— Юрка, скорей! Мы же головные! — заторопился Николаев и, схватив ружьё, побежал к речке.

Космачёв отвяЯзал канат и посмотрел на Шулина. Тот снова махнул флажком. Тогда он оттолкнул нос и перевалился через высокий борт. Подхваченный течением, кунгас понёсся по бурливому Молтану.

Тёплые лучи солнца блестели на бронзовых от загара лицах, серебряными рыбками плясали на перекатах, пронизывали, как стекло, всю толщу воды. Ветер подхватывал брызги и золотистым дождём рассыпал по кунгасу.

По сторонам проплывали зелёные кустарники, голые скалы, высокие стены густого леса. Провожавший их гнус быстро отстал. Зной смягчала прохлада воды. Дым костров и дымокуров сменился ароматом леса и запахом шиповника.

Приятное путешествие по воде казалось отдыхом после тягот пешего перехода. Космачёв стоял на корме, пошевеливая веслом, сосредоточенно вглядывался в чешуйчатую рябь перекатов и белые кудри бурунов, вздымающихся у камней, Белоглазов на разостланном плаще разбирал образцы. Николаев снял рубашку и загорал. Колосов наблюдал за берегами.

— Ты знаешь, о чем я думаю? — повернулся к нему Николаев.

— Знаю! — не задумываясь, ответил он, — Ты думаешь: хорошо, что кунгасы могут плыть только вниз. Теперь и хотели бы, да не оставят. Правильно?

— Верно! А как ты угадал?

Колосов расхохотался:

— Ты же постоянно беспокоился.

В это время под кунгасом зашуршала галька. Пробороздив носом канаву, он потерял скорость и начал останавливаться.

— Трави плавники! — заорал Космачёв, перемахнув через корму, и по пояс в воде уже толкал кунгас.

Парни отпустили верёвки, закреплённые на корме. Две широкие доски, подхваченные течением, взметнулись крыльями, образуя седые буруны по сторонам. Кунгас вздрогнул, пропахал дно и, зарывшись носом, остановился совсем.

— Выбирай концы! Подтягивай!

Ребята подтянули один, потом второй плавник.

— Трави! Крепи! А ну сюда, помогать! — надрывался Космачёв, орудуя шестом.

Теперь уже и парни по пояс в воде толкали плечами корму.

Кунгас медленно продвигался, но чувствовалось, что одним тут не справиться.

Из-за поворота показались другие кунгасы. Энергично работая вёслами и шестами, они повернули к берегу. Но первый кунгас уже упустил время, Убрав вёсла и выбросив плавники, мчался он прямо на них.

— За борт! — рявкнул Космачёв, подталкивая парней, и перевалился через корму последним. Отбежав к носу, они ждали удара, но всё обошлось благополучно. Вода, обтекая, подмыла кунгас Космачёва, он накренился, дрогнул и потихоньку пополз по перекату. С берега уже бежали люди. Общими усилиями быстро протолкнули его до глубины.

— Проходить по одному! — распорядился Шулин.

Люди бросились к своим кунгасам, и по образовавшемуся фарватеру пропустили всю флотилию.

День прошёл напряжённо. Перекаты сменялись мелями. Один за другим кунгасы сбивались в кучи, зарывались в рыхлое дно.

— Ну, хлопцы, слезай. Хватит, погрелись! — то и дело командовал лоцман и, почёсывая широкую бороду, первым спрыгивал с кормы.

Когда тени берегов стали ложиться на Молтан, почувствовался холод. Белоглазов возвращался на кунгас последним. Он ощупью перелез через борт, вытащил из плаща сухой платок, протёр мокрые стёкла очков и, вздрагивая всем телом, засмеялся:

— Ну и река! А кто бы мог подумать?

Выгрузив из карманов груду камней, начал разуваться.

— Ты же, Толька, ничего не видишь, так какого чёрта лезешь больше всех? Я заметил, как ты опять свалился на перекате, — набросился на него Колосов, трогая куртку, — Так и есть, до нитки.

— Ну ладно тебе. Упал или забрызгался — не имеет значения. Работал не хуже тебя. А упасть можно и с хорошим зрением.

— Вы, хлопцы, напрасно каждый раз выжимаете портянки, с мокрыми ногами не так холодно, — подсказал лоцман.

— Верно, ребята, куда приятней. Вода-то в ичигах нагрелась, — подтвердил Колосов, соскочив за борт.

— Зря, парень, не лезь в реку, — заворчал Космачёв. — Не торопись, не просохнешь до самого устья Бохапчи.

Вечером стало Ещё холодней, все уже выбились из сил, но лоцман продолжал пристально смотреть вперёд. Парни поглядывали на него, но молчали. Наконец он взмахнул рулевым веслом и весело крикнул:

— На вёсла! Бей правым, вон к тому завалу! Теперь быстро костёр, а то могут и проскочить!

После ужина Белоглазов начал собираться.

— Да ты совсем с ума спятил. Высушись сначала, — возмутился Колосов.

— Я позволяю тебе, Юрка, орать когда угодно, но в мою работу ты лучше не суйся. Понял?

Размахивая молотком, Анатолий торопливо ушёл.

— Только с виду такой, а характерец у него дай бог каждому, — посмотрел вслед Юрка и побежал рубить кусты для постели.

Скоро пришла Женя и села к костру, обхватив колени руками. Это была её любимая поза.

— Я тут посижу?

— Пожалуйста, Женя, — пролепетал Николаев и покраснел.

— Давайте мы вас будем перевоспитывать, глядишь, что и получится, — дружелюбно засмеялся Колосов, поправляя костёр.

— Какие вы славные ребята. С вами так просто и мило, — устало проговорила девушка.

— Вы нас, Женя, не расхваливайте, а то можем задрать носы. Нам это недолго, — отшутился Юра.

— Ребята, да вы же оборвались совсем! — Женя вытащила иголку.