— Я думаю… сейчас… мне следует вернуться к Долли. Во всяком случае, до тех пор пока мы с тобой… пока мы с тобой… Нет! — Нужно подобрать правильные слова, потому что в первый раз она сплоховала. — Пока мы не сумеем узнать друг о друге самое важное. Надежды и мечты. Даже страхи. А не какие-то дурацкие выдержки из дневников или вкусы в области нижнего белья.

Он не произносил ни слова. Даже не смотрел на нее. Не сводил взгляда с поверхности воды, которую рябил прохладный вечерний ветерок. Потом тяжело вздохнул, покачал головой и пожал могучими плечами, словно избавляясь от неприятной болезни.

Лиззи ждала ответа, но Майкл соскользнул в воду. Вода его стихия и его родной дом. Там он чувствует себя в безопасности. В считанные секунды он добрался до противоположного края бассейна, наказывая себя за прежние вальяжные гребки.

Лиззи выбралась из бассейна по лесенке, нашла свой пляжный халат на спинке шезлонга, куда его бросил Майкл, и надела его — по привычке, а не из необходимости. Потому что никакой необходимости она не ощущала. И вообще ничего не ощущала. Ничего.

Все это время она чего-то ждала, пока не стало ясно, что ждать нечего. Тогда она вернулась в дом и начала собирать чемоданы.

— Леди, мы досыта наговорились о «Мусорщике». Давайте вернемся к делам.

Сесили Стоун пришлось повысить голос, чтобы перекричать шум. Пять из шести редакторов — Лиззи должна была подойти — расположились в гостиной квартиры Долли. Встреча напоминала не столько деловое совещание, сколько вечеринку в пижамах.

Долли была в своей стихии. Оживленные речи. Бесконечные диалоги. Обилие безумных идей. Творческое вдохновение, обуявшее пять светлых голов. Она не могла представить себе, что такое возможно в официальной обстановке и в деловых костюмах.

Лиззи была права, говоря о пристрастии Долли к пижамам. Однако сегодня Долли учла деловой характер встречи, пошла на уступки и надела зеленую штормовку. После переезда Алекса она начала переодеваться.

И идти на уступки.

Изо всех сил старалась обеспечить ему покой и уют, хотя правилами было предусмотрено, что он будет находиться на подножном корму. Ходила в супермаркет за его любимым сортом кофе, хотя они договорились, что каждый будет сам заботиться о себе. Когда она вытирала пол в своей ванной, то заодно вытирала и его ванную. Работы было всего на десять минут, но это позволяло ей вдыхать запах его мыла, его одеколона и его махрового халата, висевшего на крючке за дверью.

Она часто усаживалась на табурет перед зеркалом и по душам разговаривала со своим отражением, пытаясь выяснить, стоит ли соблюдать правила. Правила, которые были установлены, чтобы избежать трудностей. Особенно трудностей с сексуальными адвокатами, которые заманивают ничего не подозревающих девушек в душевые кабинки и ванные для гостей.

Наверно, ей следовало поговорить с Лиззи. Потому что за последние две недели Долли забыла все правила, запрещавшие изучать с сексуальными адвокатами ванные для гостей и душевые кабинки. Не говоря уже о том, что она ощущала легкий трепет при мысли о посещении супермаркета вместе с Алексом Кэррингтоном. И ощущала удовлетворение оттого, что сумела обеспечить необходимый ему покой.

— Подожди, Сесили! — взмолилась Реджайна Браун. — В тот вечер меня с вами не было. Поэтому я хочу знать все подробности.

— Тем более, дорогой главный редактор, — добавила Сабина, устроившаяся на диване в обнимку с валиками и подушками, — что ты сама еще ничего не рассказала о Пите.

Долли и Памела немедленно поддержали Сабину.

Памела принялась уговаривать:

— Сесили, так нечестно. Все остальные рассказали хотя бы одну интересную деталь из жизни своего партнера.

А Долли нанесла последний удар:

— Сис, ведь это наша работа. Не за горами подготовка нового номера, а что мы опубликуем в моей колонке?

Сесили обвела глазами любопытные лица подруг, вздохнула и опустила голову. Увидев это, Долли и Памела издали победный клич.

Памела Хенсфорд, сидевшая на полу рядом с креслом Долли, перешла на диван и устроилась на противоположном конце от Сабины. Долли осталась на своем месте, откуда было видно всех.

Реджайна, которая не умела сидеть спокойно, расхаживала между музыкальным центром и диваном, пока Сабина не усадила ее силой.

— Ну ладно, — сказала Сесили, когда воцарилась тишина, которой она тщетно добивалась уже десять минут. — Но потом займемся работой. — Она заправила локоны за уши. — Пит не очень любит говорить об этом, но сказал, что это не такая уж большая тайна, так что если я поделюсь с вами, особой беды не будет… Дело в том, что у Пита есть ужасный шрам на груди. Длиной сантиметров в пятнадцать. Как раз над сердцем. Вот тут, — показала она. — Его пырнули ножом во время драки в каком-то карибском баре.

— Ух ты! — Ничего более оригинального Долли не придумала, а потому решила задать вопрос, который разумелся сам собой: — Любопытно, за каким чертом его понесло на эти проклятые Карибы?

На этот раз Сесили посмотрела на подруг взглядом, который только усилил их любопытство.

— Он искал младшего брата, от которого не было известий три года.

В комнате воцарилось молчание. Долли не сомневалась, что остальные думают о Пите, который предстал перед ними в совершенно новом свете. Как там говорится? Под спокойной внешностью бьется сердце… Кого? Она тщетно ломала себе голову. Но важнее другое. Как Сесили узнала про его тщательно скрываемый шрам?

Долли готова была спросить об этом в лоб, но тут Памела начала хихикать. Затем хихиканье сменилось истерическим смехом, который бедняжка изо всех сил пыталась сдержать, но тщетно.

— Что с тобой? — наконец спросила Долли, когда стало ясно, что Памела не остановится никогда.

— Прошу прощения, — с трудом проговорила Памела. — Просто я… я вспомнила, что на груди у Чарли тоже есть здоровенный шрам.

— Так вот оно что! — протянула Сабина, утопавшая в подушках. — Я чувствую, что меня надули. Чертов Джонни! Когда я спросила, откуда у него шрам, он молчал как скала. Ну, я ему покажу!

Долли тут же вспомнила про шрам на бедре Алекса, который она заметила сразу же, как только оказалась с ним в душе. О происхождении этой отметины она спросить не решилась.

— У Алекса тоже есть большой…

Молчание длилось около минуты. После этого женщины по очереди начали давиться от хохота. Долли возвела глаза к потолку. Какой черт дернул ее за язык? Тем временем смех продолжался.

— И сколько в нем сантиметров? — поинтересовалась Сесили. О Господи, и это их спокойный, выдержанный, воспитанный главный редактор?

— Я говорила про шрам. Но забудьте про это. Больше не скажу ни слова. — Судя по жару, в который ее бросило, щеки Долли приобрели цвет спелой кормовой свеклы. — Если хотите услышать что-нибудь еще, попросите Памелу выдать секрет Чарли.

— Да, Пам. Что там с ним случилось? — деланно небрежным тоном поинтересовалась Реджайна Браун, украдкой подмигнув Долли.

— Он меня убьет, но… Кажется, он говорил, что позировал студентам в Институте искусств. Стоял в позе Давида Микеланджело. И преподавательница — думаю, она была женой кого-то из его коллег, — спросила, не согласится ли он побрить грудь. — Памела пыталась сохранить серьезное лицо, но вновь расхохоталась. — Он согласился… И порезался во время бритья… Пришлось наложить четыре шва… — выдавила она.

Добрых пять минут вся редакция «Девичьего счастья» не могла разогнуться от смеха. Никто из них не желал Чарли ничего плохого. Но стоило представить, как чрезвычайно застенчивому Мистеру Натурщику накладывают швы на порез, полученный во время бритья…

Интересно, как его удалось уговорить раздеться перед целым классом? И как он сумел сохранить это в тайне? Если верить Памеле…

— Уважаемые дамы! Теперь, когда мы всласть посмеялись над Чарли, давайте займемся делом. — Женщины сделали несколько глубоких вдохов, приходя в себя, и послушно взялись за блокноты. — Я понимаю, что в феврале трудно говорить о модах на наряды к Рождеству, но таковы издержки нашей профессии. — Сесили с ручкой в руке проверяла свои записи. — Посмотрим, что у нас есть для колонки «Моды».