Вы мне читаете, притворщик,
Свои стихи в порядке бреда.
Вы - режиссёр, Юрий Петрович,
Но я люблю вас как поэта..
я услышу лишь через год.
Любимов: Писать приходится много. Почти все композиции, каждый спектакль сочиняю. Сейчас вот с Баклановым пьесу написали...
Корр.: (уже наслышанный): О КамАЗе?
Любимов: Нет, шире. О крупном строительстве. Но дело же не в точной привязке к месту - дело в характерах, людях, проблемах!
Корр.: Как ваш "Гамлет" - не трагедия датского принца, а трагедия человеческая, внетитульная что ли...
Любимов: Ну, это уж кто как понимает. В том и смысл искусства, что каждый находит в нём своё для себя. Потому и хотелось бы, чтобы все театры были со своим лицом. И зрителю интересней ходить смотреть, выбирать, что ему больше по душе.
Корр.: Ваш театр иногда называют сугубо режиссёрским, и это якобы сковывает актёров, мешает им проявить себя, свою индивидуальность...
Любимов: Это праздные разговоры. Не (выделил голосом) режиссёрского театра не бывает, а если есть, то это не театр, а так, нечто! Режиссёр задаёт тональность спектакля, систему координат, если хотите. Спектакль должен быть единым целым, как и книга, кстати. Нет ничего хуже разнородных сборников. Так вот, режиссура и должна найти это единое целое. И, по-моему, режиссёрский замысел не сковывает актёра. Наоборот, он помогает ему найти верное решение образа, верное самочувствие в спектакле. Знаете, я об этом уже не раз говорил, неудобно повторяться, но рецензенты, писавшие о раннем художественном театре, тоже видели в нем засилье режиссуры и утверждали, что в этом театре нет выдающихся актёров. А сколько их было!
Корр.: Тогда иначе поставлю вопрос: какие актёры, какого плана прежде всего, для вашего театра - самые нужные?
Любимов: Талантливые. Но, видите ли, жизнь наделяет разной степенью даровитости, и тут от нас мало что зависит. А если серьёзно, то для профессионального театра - не только нашего - наиболее желателен актёр, который многое умеет делать профессионально и сверх того - порядочен и неглуп. Который умеет подчинить свои эгоистические устремления общему строю спектакля, общей стилистике - это очень важно, потому что зачастую актёр идёт поперёк замысла и мешает этим и себе, в первую очередь, и созданию гармоничности всего зрелища, спектакля в целом. И ещё хороший актёр должен уметь остро подать и передать характер, логику, внутренний мир - и образа, который он играет, и автора.
Корр.: Вам не кажется, что на Таганке труднее живется тем актёрам, которые пришли позже, чем тем, кто делал "Доброго человека..."?
Любимов: Это кто как... Одни входят в театр довольно легко, другие сложнее, все зависит от характера, от актерских данных, от того, наконец, как сложится... Сложившемуся актеру приходить в новый театр всегда трудно, молодым проще. Но это же не только на театре так! И у вас в редакции, и в цехе, и где угодно...
От автора.
Если намять мне не изменяет, интервью это бралось не в один и не в три, а в два захода. Довольно долгих... Думаю, после них и в ходе их Юрий Петрович не раз пожалел о своём опрометчивом алмаатинском поступке... Но это я так думаю сейчас, в 1985-м, нам же пора вернуться в конец 1973-го, в тогдашнее никуда не пошедшее интервью.
Часть вторая: "Книга".
Корр.: Юрий Петрович, наверное, о ваших литературных привязанностях в какой-то мере можно судить по репертуару. Но лишь в самом общем виде. Это, как говорят часто, лишь видимая вершина айсберга. А что ниже? Что вы любите в современной литературе, что читаете для себя, для души?
Любимов: То, что успеваю, стараюсь все читать. Люблю всю ту группу писателей, которая была вокруг покойного Александра Трифоновича, когда он редактировал "Новый мир". Там было много хороших голосов и голов: и Шукшин, и Айтматов, и Можаев, и Казаков, и тот же Абрамов... Ну как это - без хорошей книги! Без хорошей книги трудно жить. Я рад, когда появляется самобытная книга или новое имя, и я вижу индивидуальность, свой взгляд, свое мышление. Как, наверное, всякий человек, который любит читать. Доволен, когда попадается такая, например, книга, как "Сто лет одиночества"... Помню, какое впечатление было, когда в первый раз прочел "На Западном фронте без перемен" или "Прощай, оружие". Давно, правда, это было - прошли десятилетия... Перечитываю, а они по-прежнему прекрасны. Так же, как в кино смотришь с наслаждением "Броненосец "Потемкин"...
Наверное, этот ответ не удовлетворил вас, но что поделаешь: читательского кредо какого-то особого у меня нет. Мне просто нужны - для жизни, для работы, для души - хорошие книги. Это естественно. Как нельзя не любить музыку, поэзию, прозу, живопись, скульптуру! Надо только время.
Корр.: А научную литературу, книги о современной науке, популярные - о естественных науках, в которых, как я знаю, работают многие ваши друзья, вы читаете?
Любимов: Иногда. Редко. Опять дело во времени, которого всегда мало. Чаще довольствуюсь рассказами друзей - серьёзных учёных. С ними почти всегда интересно.
Корр.: Многие актёры вашего театра занимаются литературным творчеством, пишут и иногда даже печатаются. Это не мешает театру?
Любимов: Наоборот. Это показывает широту интересов. Многогранность актёру на пользу. Высоцкий - человек, наиболее проявивший себя в области песни и поэзии. У него есть очень хорошие песни и стихи хорошие. Думаю, у него вполне могла бы уже сложиться поэтическая книжка, и очень неплохая...
(Напоминаю, диалог идёт в конце 1973 года! )
Часть третья: "Книга о театре".
Корр.: У меня создалось впечатление, что наш разговор о книгах "не сложился" потому, что вам не хотелось вести непрофессиональный разговор. Давайте сузим тему - от книги вообще перейдём к книгам о театре.
Любимов: Знаете, я вообще не очень люблю говорить. Говорить надо спектаклями, а не словами.
Корр.: Логично, но - вряд ли даже Любимов может сделать спектакль про книгу о театре. А спектакль о театре вам никогда не хотелось сделать? О театре вообще и о своём театре в частности?
Любимов: О своем театре, в общем-то, мы рассказываем каждым своим спектаклем, а вот о проблемах театра вообще, его мире, его эстетике в значительной мере будет (если будет) задуманный булгаковский спектакль.
Корр.: В его основу ляжет "Театральный роман"?
Любимов: Нет. Пока, по замыслу, в нём больше всего будет от "Мастера и Маргариты". Это очень трудная вещь, философская, многоплановая, сразу её, конечно, не подымешь... Очевидно, это будет не просто "Мастер", но и спектакль о театре, о человеке театра. Вся жизнь Булгакова с театром связана. В этот спектакль вложить можно будет многое - все свои приёмы, свою эстетику театральную, словом всё, что театр накопил за десять лет...
Корр.: А можно ли вложить всё это в нечто более долговечное, чем спектакль, - в книгу о театре, например? Так, чтобы читатель, никогда не бывавший в описываемом театре, почувствовал особенности этого театра, его боль и нерв, чтобы он увидел театр через книгу?*
Любимов: Всё зависит от того, кто и как будет делать эту книгу.
Корр.: Юрий Петрович, я постараюсь развить свой вопрос. По своей журналистской профессии я - популяризатор, пишу главным образом о естественных науках, перевожу, так сказать, с научного на русский проблемы химии, физики, биологии. В этой области граница между научной и научно-популярной, более или менее массовой литературой прочерчена достаточно чётко. О театре - иначе...