После переговоров с Президентом Сакасой и получения от него гарантий, Сандино отдал приказ о роспуске своей Армии и сдаче оружия.

Он всегда подчеркивал: «…Мы не военные. Мы из народа, мы вооруженные граждане».

13 марта был опубликован «Манифест к народам мира и в частности к народу Никарагуа», в котором Сандино сделал краткий экскурс в историю Никарагуа, начиная с 1821 года до убийства генерала Бенжамина Селедона (1912) во время американской оккупации страны. «Генерал Бенжамин Селедон возглавил народное сопротивление, превратившись, таким образом, в предвестника антиимпериалистической борьбы в Никарагуа». Затем Сандино описал ход борьбы в Никарагуа с 1926 года до пакта Брайана — Чаморро (1927) и разоружения американцами никарагуанской армии либералов.

«… Интервенция янки имеет место во всех странах Испанской Америки и даже мира, и что трудно распустить посредине невода один узел без того, чтобы не увидеть другой узел. Тот, кто имеет уши, чтобы услышать, тот, кто имеет глаза, чтобы увидеть Будущее нашей расовой Америки, и чтобы по этой причине свяжет союз внутри наших народов испанского языка, более или менее в форме нашей армии имеет спроектированным в «Плане реализации высшей мечты Боливара».

В заключении Сандино подчеркнул, что сандинисты вели свою семилетнюю войну за восстановление национальной автономии Никарагуа, «не получив никакой поддержки, ни заключив с нашей стороны политических компромиссов ни с кем».

После этого в одном из последних писем Сандино неожиданно написал: «…Я заявляю всей Вселенной, со всей силой моего бытия, что являюсь рационалистическим коммунистом». (!)

Он задумал создать новую для Никарагуа политическую партию, которую он назвал «Автономной», то есть, которая должна была бороться за суверенитет страны во имя цели социальной справедливости.

Один из своих документов Сандино назвал «Застенчивая Никарагуа»:

«Никарагуанцы по природе являются бесстрашными политиками, даже поэты, однако, конгломерат, который формирует наша национальная жизнь, представляет Никарагуа застенчивой, будучи героической».

Считая, что современная Конституция страны (принятая в 1911 г.) «по прямой линии есть законная дочь Североамериканского Вторжения в Никарагуа», он, однако, соглашался с тем, что «она лучше, чем любая другая в эти моменты». Но лишь новая «Автономная партия» могла бы провести плебисцит по Конституции Никарагуа «для никарагуанцев».

Из письма: «…Я …хочу вложить свою песчинку песка за освобождение и социальное благополучие рабочего класса, который… всегда был эксплуатируем и презираем буржуазной бюрократией».

Это «обращение в коммуниста» свидетельствует о глубоком разочаровании Сандино в достигнутых целях его борьбы. Но и здесь он опередил время: в Никарагуа ещё долго не будет социально–политических условий для появления рабочей партии коммунистического типа.

В одном из писем Сандино признавался: «Я согласен в неуместности продолжения попыток организовать третью партию, и мы ограничимся поддержкой сандинизма со всем его влиянием морального авторитета, для того, чтобы стать решающим фактором в судьбах нации, при первом же случае, который представится».

Но главным вопросом для него стал мир. В беседе 15–16 февраля 1934 года он сказал: «Многие призывали меня к революции, и я говорю, что, кто хочет войны, пусть воюет, мир необходим стране, и это буду не я, кто его нарушит».

В интервью 18 февраля он заявил: «Я не хочу войны, ничто не заставит меня прибегнуть к ней. Повторяю, я покину страну до того, как залить кровью родину и покрыть слезами многие очаги».

Одними из последних его слов в предчувствии смерти были: «Я не проживу долгое время, но здесь находятся эти мальчики, которые продолжат начатую борьбу, они смогут достичь реализации великих вещей…».

Оценивая классовое и идеологическое содержание политических взглядов С. А. Сандино, один из «командантес» Никарагуанской революции 1979 г. Сергио Рамирес отмечает, что в 20–30‑е годы в стране не было ещё ни собственной национальной буржуазии, ни национального рабочего класса. Были лишь «пеоны» (батраки) и сборщики на кофейных плантациях, а также мелкие сельскохозяйственные предприниматели, слабые мелкая буржуазия и «средний класс». Существовал лишь государственный аппарат и торговая буржуазия. Население сосредотачивалось на тихоокеанском побережье, где располагались города. В малонаселенных районах атлантического побережья находились рудники и шахты, а также банановые плантации и скотоводческие поместья. Здесь не было никаких рабочих организаций, ни профсоюзов, ни партий. Это обстоятельство снимает вопрос, почему Сандино «не защищал интересы рабочего класса», — потому что его в стране не было.

Это определяет и проблему «национальности» в контексте сандинистской борьбы. Отсутствие национальной буржуазии ослабляло смысл «национальности» как ценности, которую надо защищать.

Борьба Сандино приобрела антиимпериалистический и одновременно антиолигархический характер. «Действительно Сандино добился отступления янки после шести лет борьбы потому, что смог вписать борьбу внутрь конституционного контекста, поместить её над множественной конъюнктурой, распространить своё знамя восстания, которое достигло стать за границей, больше чем в Никарагуа, континентальным знаменем…»

Сандино был не теоретик, а человек действия, «тактик» партизанской войны, который перевёл «в слова» свой революционный опыт. Три основополагающие черты были присущи сандинистской мысли: её антиимпериалистический характер, её антиолигархический характер, и как следствие, её концепция социальной справедливости. Это объясняет то, что в последние дни своей жизни, когда прекратились военные действия, и Сандино перешел к политической деятельности, он стремился создать «Автономную партию», по сути лейбористскую (рабочую) партию Никарагуа.

Идея латиноамериканского союза присутствует постоянно в концепции антиимпериалистической борьбы Сандино.

Возрождение «сандинизма» как идеологии национального освобождения в 70‑е годы связано, прежде всего, с именем Карлоса Фонсеки Амадора, «оживившего фигуру и мысль Сандино не столько теоретически, сколько на практике».

В своем интервью 1970 г., опубликованном уже после победы никарагуанской революции, Фонсека рассказал о себе. О своем детстве в Матагальпе. Жил с матерью (отец был управляющим делами в имении семьи Сомосы). Поступив в университет (1955 г.), организовал революционную группу. Впервые был арестован в 1956 году в связи с покушением на Анастасио Сомосу–старшего, но вскоре выслан из страны и жил в Коста — Рике. В 1957 году он посетил Советский Союз (Московский фестиваль молодежи и студентов), ГДР, Чехословакию, Польшу.

По возвращению (через Коста — Рику) в мае 1958 г. он был арестован прямо в аэропорту Манагуа. 22-летний Фонсека написал два письма Анастасио Сомосе, в которых потребовал вернуть ему изъятые книги (в том числе книгу Юлиуса Фучека «Репортаж с петлёй на шее») и описал обстоятельства его задержания. Книги были ему возвращены, условия содержания в тюрьме были изменены.

В своих показаниях при допросах Фонсека откровенно рассказал об обстоятельствах и ходе своей поездки на фестиваль молодежи и студентов в Москве. Затем он подробно описал свой «путь» к марксизму… через библиотеку, где он нашел книги «классиков».

На вопрос: является ли он коммунистом?

Фонсека ответил:

«Нет, сеньор, но я не ненавижу коммунистические идеи, я согласен с марксистской философией. Не думаю, что было бы возможна в современных исторических условиях Никарагуа реализация социалистического или коммунистического общества. Я думаю, что решение проблем, которые испытывает никарагуанский народ, может быть достигнуто посредством режима, который реализует политику, которая сделает экономически независимой страну от североамериканского империализма и освободит её от проимпериалистических никарагуанских сил. …Я верю, что этого может достичь государство Никарагуа, без необходимости устанавливать диктатуру пролетариата, как это было в России, когда победила Октябрьская революция 1917 г. В этом государстве, которое я желаю для Никарагуа, часть составит национальная буржуазия».