— А ноги в них не устают за день?

— Знаешь, как говорят, «у крутых парней день никогда не заканчивается», — Томми смутился, когда все в баре рассмеялись, но Тесс подозревала, что он сказал это специально, играя на толпу, и чтобы Тесс отстала со своими расспросами.

У Эски, по-видимому, день тоже был полон забот, судя по валявшимся по всей квартире изжеванным полотенцам, кускам туалетной бумаги и поцарапанной мебели. Самый главный результат собачьей активности Тесс обнаружила по весьма характерному запаху на своей подушке. На своей подушке, а не на подушке Кроу, которая находилась ближе к двери. Неужели Эски знала, на какой стороне кровати Тесс больше нравится спать? И если да, то что этот «подарок» означает? Выражение преданности или скрытую угрозу?

Она уже успела принять горячий душ и, разделавшись с основным беспорядком, все еще продолжала находить клочки бумаги в самых неожиданных местах, когда зазвонил телефон.

— Тессер! Ты сказала, чтобы я позвонила тебе, и вот она я! Звоню! — Это была Уитни, и ее голос звучал подозрительно бодро и сердечно.

— Да, вот и ты, — ответила Тесс, впрочем, не проявляя особого энтузиазма.

— Как насчет пойти прогуляться?

— Прямо сейчас?

— Почему бы и нет? Сейчас всего лишь половина девятого и весна уже на дворе. Ну, почти…

Тесс посмотрела на обнаруженное только что за диваном полотенце, издававшее весьма неприятный запах.

— Слушай, Уитни, я сейчас стою посреди комнаты в банном халате, и я уже не в состоянии куда-либо идти. Если ты хочешь встретиться, то давай сделаем так: ты купишь бутылку виски и с ней придешь ко мне в гости.

Она очень надеялась, что Уитни откажется.

— Ладно, хорошо, я согласна, но только с одним условием. Будь готова, когда я приду, накинуть поверх халата пальто, потому что я собираюсь провести вечер на твоей террасе. Ну, или не вечер, а сколько мы сможем выдержать при такой температуре. Жди, буду у тебя минут через двадцать.

Квартира Тесс была по площади в два раза меньше, чем те, что расположены под ней. Оставшееся пространство занимала плоская крыша, на которую можно было выйти через застекленные балконные двери в спальне. Более заботливый хозяин наверняка бы превратил террасу в мини-дворик, заставив ее горшками с геранью и цветами, поставив кофейный столик и садовые стулья, Тесс же ограничилась двумя шезлонгами, доставая и убирая их по мере надобности. Ей казалось, будто вид на гавань сам по себе настолько впечатляет, что любые украшения будут просто мешать.

Но даже когда Уитни приехала, Тесс все еще не спешила выходить на улицу.

— У тебя есть… — Уитни не закончила фразу и осторожно принюхалась. Эски вышла в коридор, в надежде, что с ней поиграют, или — что еще лучше — дадут поесть. Уитни погладила собаку, не спрашивая Тесс, откуда и как у нее появилось такое некрасивое животное. Да, она никогда не отличалась любопытством, ни излишним, ни каким бы то ни было вообще, и именно поэтому Тесс казалось, что ее подруге совершенно не подходит профессия журналиста.

— Что у меня есть, Уитни? — Тесс отлично знала, о чем спрашивает ее подруга, но ей хотелось, чтобы она сама сказала.

— Ну, ты же знаешь, — Уитни перешла на заговорщицкий шепот. — Такая маленькая коробочка, у тебя под кроватью.

— Ты имеешь в виду мои свитера, которые я храню в коробке под кроватью? Или тебя вдруг заинтересовали шарики от моли? — Тесс доставляло удовольствие испытывать терпение подруги, но она совершенно не собиралась облегчать ей задачу и ждала, когда та сама озвучит свое желание.

— Да нет же… ну, «травка», косячок, марихуана. Знаешь, такое растение, которое в семидесятых разрешалось курить, потом его запретили, а теперь оно снова «празднует свое победоносное возвращение», как постоянно пишут в «Нью-Йорк таймс». Удовлетворена?

— Ах, ты об этом. Я перестала ее покупать, когда начала работать у Тайнера, потому что это противозаконно. Это было одним из условий при приеме на работу, — но это было полуправдой: Тайнер не одобрял марихуану из-за ее отрицательного воздействия на легкие. Продолжительное курение сказывалось на способности легких поглощать кислород.

Уитни выглядела такой расстроенной, что Тесс стало жаль ее.

— Хотя, кажется, у меня осталось немного. Куда-то я ее положила…

— Ну, так ищи, и давай закажем пиццу. Не пить же пустое виски.

Спустя час Эски изучала содержимое двух коробок, валявшихся в углу террасы, с удовольствием поглощая оставшиеся кусочки острого сыра и хрустящие корочки, которые никогда не ела Уитни. Ночь совершенно не походила на весеннюю, но Тесс и Уитни, согревшись пиццей и продолжая согреваться при помощи внушительных порций виски, сидели на террасе, не чувствуя холода, и курили уже вторую сигарету с марихуаной. У обеих было впечатление, что время вернулось на много лет назад, и они снова в колледже имени Вашингтона.

Сигарета была уже почти докурена, но они все еще сидели, не решаясь заговорить.

Уитни первой нарушила молчание:

— Мне нравится этот мальчик, Кроу, но я нисколько не сожалею, что его сегодня здесь нет. Я хотела, чтобы сегодня ты полностью принадлежала мне. Знаешь, я снова вдруг почувствовала себя молоденькой девятнадцатилетней девушкой, когда мы были в колледже и курили марихуану, сидя ночью на берегу реки.

— Знаешь, Уитни, я подумала о том же самом. Только ночи на Восточном побережье были гораздо темнее. А здесь они слишком яркие. Тебе никогда не приходило в голову, что со всеми этими неоновыми вывесками и фонарями город кажется каким-то, — она пыталась подыскать слово, — нереальным, что ли?..

— Что мы обсуждали тогда, в колледже? Все те ночи, когда мы только и делали, что курили, пили и разговаривали?

— Наших сокурсников, романтические похождения, наше будущее. Я собиралась стать первоклассным обозревателем, а ты — специальным корреспондентом «Нью-Йорк таймс» в Токио. По крайней мере, ты не отказалась от своей мечты. А еще мы играли в «Боттичелли», помнишь?

— Это ты называла ее «Боттичелли», а в моей семье она всегда называлась «Это ты — хитрый австрийский дипломат?». А ты всегда умудрялась притаскивать на игру каких-то совершенно невразумительных личностей.

— Да ладно тебе, Уитни. — «Травка» оказалась не очень хорошего качества, и у Тесс разболелась голова. Сделав вид, что проявляет гостеприимство, она предоставила подруге докурить сигарету. Уитни сделала глубокую затяжку и с видимым сожалением бросила непотушенную сигарету через перила.

— Значит, вчера вечером ты встречалась с Фини. Он сказал что-нибудь, заслуживающее внимания?

— Ты же знаешь Фини. Из него иногда и слова за весь вечер не вытянешь.

— Ну, с этим бы я поспорила, — фыркнула Уитни. — Он ведь рассказывал тебе о своей статье, верно? Именно поэтому ты сегодня начала меня об этом расспрашивать.

— Он только сказал, что вопрос с публикацией повис в воздухе и вряд ли будет решен на этой неделе.

— Так оно и было.

— Что же произошло?

— Трудно сказать. Статьи для выпуска подбирались днем, а вечером провели окончательную редактуру. Одной было вполне достаточно. Потом ночью ее запустили в печать, и в результате мы получили утренний выпуск, с которым познакомился весь город.

— Почему статьи для выпуска проверялись только один раз?

— Хороший вопрос. Один из многих, которые задают сейчас друг другу редакторы, — Уитни внимательно посмотрела на подругу. — Статья не должна была попасть в этот выпуск, Тесс. Не сегодня. И думаю, вообще не должна была. Но кто-то вдруг решил иначе.

— Так что все-таки произошло? Уж ты-то наверняка об этом знаешь. Если бы Пулитцеровскую премию присуждали за сбор сплетен внутри компании, ты была бы ежегодным лауреатом.

— В общем, ты права. Я действительно располагаю кое-какой информацией, и получила я ее сразу после того, как встретила тебя днем, и не откуда-нибудь, а лично из рук нашего самого что ни на есть босса — главного редактора Лайонела С. Мабри, собственной персоной.