На смену старинному энтузиазму пришел холодный расчет соображений безопасности. Теперь маршрут испанцев при переходе из Акапулько в Манилу заключен в промежутке двадцати лье между 13 и 14 градусами широты. При возвращении они следуют едва ли не по 40-й параллели, чтобы воспользоваться западными ветрами, которые очень часты в тех широтах. Уверенные благодаря долгому опыту в том, что не встретят здесь ни подводных скал, ни мелей, они могут двигаться ночью с такой же беспечностью, как и в европейских морях. Их переходы, будучи более прямыми, более коротки, и интересы их хозяев реже страдают по причине кораблекрушений.
Цели нашей экспедиции — новые открытия и развитие навигации в морях малоизученных, посему мы должны избегать хоженых путей с такой же настойчивостью, с какой галеоны, наоборот, пытаются следовать, так сказать, в кильватере предшествующего корабля. Однако мы были вынуждены держаться в зоне пассатов, поскольку без их помощи мы не могли надеяться прибыть в Китай в течение шести месяцев и, следовательно, завершить в срок следующий этап нашей экспедиции.
Отплывая из Монтерея, я намеревался направить свой курс на зюйд-вест до 28° широты — именно на этой параллели некоторые географы помещают остров Нуэстра-Сеньора-де-ла-Горта. Все мои попытки узнать того старинного мореплавателя, которому приписывается это открытие, оказались бесплодными. Тщетно перелистывал я свои заметки и все печатные описания путешествий, которые были на борту двух фрегатов. Я не нашел ни истории открытия острова, ни измышлений об этом, и мне кажется, что географы, продолжая располагать его в этой части Великого океана, отталкиваются единственно от карты с захваченного адмиралом Энсоном манильского галеона.
В Монтерее я раздобыл испанскую рукописную карту этого океана, и она очень мало отличалась от той, которую редактор поместил в издание путешествия Энсона. Можно утверждать, что после захвата манильского галеона этим адмиралом в продолжение двух столетий не произошло ни малейшего прогресса в изучении этих морей, кроме открытия Сандвичевых островов. «Резолюшн» и «Дискавери», вместе с «Буссолью» и «Астролябией», — единственные корабли, которые за два века отклонились от маршрутов испанских галеонов[119].
Противные ветра и штили на два дня задержали нас в виду Монтерея. Однако вскоре установился ветер от норд-веста, позволивший нам достичь 28-й параллели, по которой я намеревался пройти пятьсот лье до долготы, приписываемой острову Нуэстра-Сеньора-де-ла-Горта. Я надеялся не столько обнаружить этот остров, сколько стереть его с карт, ибо для развития мореплавания весьма желательно, чтобы острова, чьи широта и долгота установлены неточно, оставались в забвении или были совсем неизвестны, пока строгие измерения — по крайней мере, в отношении широты — не позволят отметить их истинное отдаление от экватора, даже если их долгота пока известна приблизительно.
Затем я намеревался взять курс на зюйд-вест и пересечь путь капитана Клерка[120] на 20° северной широты и 179° восточной долготы от меридиана Парижа: именно около этой точки английский капитан был вынужден изменить свой маршрут, чтобы направиться на Камчатку.
Сначала наше плавание было очень удачным. На смену ветрам от норд-оста пришли ветра от норд-веста, и я не сомневался, что вскоре мы достигнем зоны постоянных пассатов. Однако 18 октября ветра сменились на западные, которые с тех пор были так же устойчивы, как и в высоких широтах, перемещаясь лишь между норд-вестом и зюйд-вестом. В течение восьми или десяти дней я боролся с этим препятствием, пользуясь переменами ветра, чтобы продвинуться на запад, и наконец достиг намеченной долготы.
Дожди и бури были почти непрерывны, и влажность между палубами корабля была крайне высокой: вся одежда матросов пропиталась ею, и я сильно опасался, что в скором времени может развиться цинга. Однако нам оставалось пройти лишь несколько градусов до меридиана, который я желал достичь, и мы достигли его 27 октября.
Кроме двух видов песочника[121], пойманных на борту «Астролябии», мы не заметили других признаков земли. Однако птицы были настолько тощими, что нам представлялось вполне вероятным, что уже давно они сбились с пути над морем или прилетели с Сандвичевых островов, от которых мы находились в ста двадцати лье.
На моей испанской карте остров Нуэстра-Сеньора-де-ла-Горта помещался на 45′ южнее и на 4° западнее, чем на карте адмирала Энсона, и я проложил курс с намерением пройти мимо этой второй точки, однако мое везение закончилось. Западные ветра неизменно продолжали дуть в этих широтах, и я пытался приблизиться к тропику, чтобы наконец встретиться с пассатами, которые должны были привести нас в Азию и температура которых, как мне представлялось, лучше влияла бы на здоровье наших команд. У нас пока не было ни одного больного, однако наша экспедиция, хотя и длилась уже долго, на самом деле едва началась, учитывая то огромное пространство, которое нам оставалось пройти.
Если грандиозный замысел нашей экспедиции и не страшил никого из нас, то наши паруса и снасти ежедневно напоминали нам, что уже свыше семнадцати месяцев наши корабли пребывают в море. Наш бегучий такелаж рвался ежечасно, и наш парусный мастер не успевал чинить паруса, которые были почти полностью изношены. По правде говоря, у нас на борту были запасные паруса, однако предполагаемая продолжительность нашей экспедиции требовала от нас самой строгой экономии. Почти половина наших канатов уже пришла в негодность, в то время как мы были еще очень далеки от завершения первой половины экспедиции.
3 ноября, когда мы были на 24° 4′ северной широты и 165° 2′ западной долготы, наши корабли окружили птицы из рода олуш, фрегаты и крачки — все эти птицы редко отдаляются от суши. Поэтому ночью мы шли с большими предосторожностями на зарифленных парусах. Вечером 4 ноября мы увидели остров на расстоянии четырех-пяти лье к весту от нас. Он показался нам очень незначительным, но мы льстили себя надеждой, что он — не единственный.
Я передал «Астролябии» сигнал всю ночь держаться по ветру и идти рядом, ожидая с величайшим нетерпением рассвета, чтобы продолжить наше открытие. В пять часов утра 5 ноября мы были уже в трех лье от острова и шли полным ветром, чтобы исследовать его. Я окликнул «Астролябию» и приказал проходить вперед, чтобы приготовиться отдать якорь, если берег позволяет это и если на нем есть бухточка, где можно высадиться.
Этот маленький островок или, скорее, скала имеет в длину около пятисот туазов, и его наибольшая высота составляет около шестидесяти туазов. На нем не видно ни одного дерева, однако вершина его покрыта густой травой. Голые каменные склоны скалы покрыты птичьим пометом и кажутся белыми, контрастируя с красными пятнами, на которых не растет трава. Я подошел к острову на расстояние трети лье. Его берега отвесны, словно стены, и волны со всех стороны разбиваются о них с большой силой. Таким образом, невозможно даже думать о высадке. Мы обошли остров почти полностью, и начерченная нами карта очень точна, как и зарисованные виды острова. Мсье Дажеле определил широту и долготу острова: 23° 34′ к северу от экватора и 166° 52′ к западу от меридиана Парижа. Я назвал его островом Неккера[122].
Бесплодность острова лишает его какого-либо значения, однако его точное положение очень важно знать мореплавателям, поскольку он может оказаться гибельным для кораблей. Я прошел очень близко от южного берега, однако не промерял глубину, чтобы не замедлять ход фрегата. Подводные рифы окружают остров со всех сторон, кроме юго-восточной оконечности, где невысокая скальная коса вдается в море по меньшей мере на два кабельтова. Прежде чем продолжать путь, я хотел удостовериться, достанем ли мы дно. Оба фрегата бросили лот, при этом «Астролябия» находилась в одном лье с подветренной стороны острова. У борта каждого из фрегатов лот показал двадцать пять саженей, грунт — битый ракушечник. Столь малая глубина весьма удивила нас с мсье де Ланглем. Мне представляется очевидным, что остров Неккера в настоящее время — лишь вершина или, в некотором смысле, ядро намного более крупного острова, постепенно подмытого и поглощенного морем, поскольку он состоял из мягких и растворимых пород. Однако скальное основание, которое, как мы увидели, все еще очень твердо, в течение многих столетий будет сопротивляться резцу времени и усилиям моря.
