13 июля в пять часов утра три шлюпки отошли от кораблей, чтобы отметить глубины на карте бухты, составленной учеными экспедиции. Командовал ими мсье Д’Эскюр, лейтенант корабля, кавалер ордена Святого Людовика. Мсье де Лаперуз выдал ему письменные инструкции, в которых определенно запретил приближаться к течению. Однако в то время, когда он полагал, что еще находится далеко от него, он обнаружил, что течение понесло его. Мсье де ла Борд, братья, и де Флассан, которые находились в шлюпке второго фрегата, не побоялись подвергнуть себя опасности и поспешили на помощь своим товарищам. Но, увы! Их постигла та же судьба…

Третьей шлюпкой командовал мсье Бутен, лейтенант корабля. Этот офицер храбро сражался с бурунами в течение нескольких часов, с благородным, но тщетным стремлением помочь своим друзьям. Он обязан своим спасением не только более надежному строению своей шлюпки, но и просвещенному благоразумию, проявленному им и мсье Лаприс-Мутоном, лейтенантом фрегата, его помощником, а также расторопности и послушанию его команды, состоявшей из Жана Мари, старшины шлюпки, Лостиса, Ле Ба, Корентена Жера и Моне, четырех матросов. Индейцы, похоже, сочувствовали нашему горю, которое было величайшим. Взволнованные несчастьем, но не павшие духом, мы отплываем 30 июля, чтобы продолжить экспедицию.

Наша стоянка у входа в бухту позволила нам намного лучше узнать нравы и обычаи дикарей — в другом месте это было бы невозможно: а здесь наши два корабля стояли на якоре возле их поселений. Несколько раз в день мы посещали их. И каждый день у нас были основания жаловаться на них, хотя наше поведение по отношению к ним никогда не менялось: неизменно мы показывали им свою терпимость и благосклонность.

22 июля они принесли нам обломки погибших шлюпок, которые море прибило к восточному побережью совсем рядом с бухтой. Знаками они объяснили нам, что похоронили одного из наших несчастных товарищей на берегу, куда его тело выбросил прибой. Мсье де Клонар, де Моннерон и де Монти немедленно отправились на восток, сопровождаемые теми же самыми дикарями, которые принесли обломки и кого мы осыпали подарками.

Наши офицеры прошли три лье по отвратительной каменистой дороге. Каждые полчаса проводники требовали нового платежа, иначе они отказывались идти дальше. В конце концов они свернули в лес и сбежали. Наши офицеры слишком поздно поняли, что их сообщение было всего лишь уловкой, чтобы выманить у нас больше подарков. Во время этого похода они видели огромный лес с очень большими елями. Они измерили несколько елей: те были пяти футов в диаметре. Высота их составляла по меньшей мере сто сорок футов.

Рассказ об этой проделке дикарей нисколько не удивил нас. Их ловкость в воровстве и обмане ни с чем не может сравниться. Мсье де Лангль и де Ламанон, а также несколько других офицеров и натуралистов за два дня до этого совершили поход на запад все с той же целью печальных поисков. Поиски были так же бесплодны, как и прежние, однако они обнаружили деревню индейцев на берегу небольшой речки, полностью перегороженной колышками для ловли лосося. Уже давно мы подозревали, что рыба доставлялась с этой части побережья, но теперь мы знали наверняка, и открытие удовлетворило наше любопытство. Мсье Дюше де Ванси подробно зарисовал процесс рыбной ловли. Лосось, поднимаясь по реке, встречает препятствие в виде колышков и пытается вернуться в море, однако попадает в очень узкие корзины с закрытым дном, расположенные под углом к течению. Попав в корзину, лосось не может выйти из нее — и следовательно, пойман. Ловля этой рыбы столь легка, что команды двух наших кораблей во время пребывания здесь смогли получить огромное ее количество, и каждый фрегат засолил две бочки.

Наши путешественники также обнаружили место захоронения, которое свидетельствует, что индейцы имеют обычай сжигать своих умерших, сохраняя голову: они нашли голову, завернутую в шкуры. Гробница состояла из четырех довольно прочных колов, поддерживающих крошечный деревянный склеп, где в урнах-коробах покоился пепел. Они открыли эти короба и развернули шкуры, которые оборачивали голову. Удовлетворив свое любопытство, они старательно вернули все на место и, кроме того, положили там множество подарков в виде железных изделий и бус. Дикари, бывшие свидетелями всего этого, не проявили беспокойства. Как только наши путешественники отошли, они поспешили унести все подарки: другие любопытствующие побывали в этом же месте на следующий день и обнаружили лишь пепел и голову. Они оставили новые сокровища, которые постигла та же участь. Я убежден, что индейцы были бы счастливы, если бы мы посещали их кладбище несколько раз в день. Впрочем, хотя они и позволили нам без малейшего противодействия осмотреть свои гробницы, все было иначе, когда мы захотели войти в их хижины. Они не соглашались пускать нас, пока не увели всех своих женщин, которые показались нам самыми отвратительными созданиями в мире.

Каждый день мы видели, как новые пироги прибывают в бухту и каждый день целые деревни высаживались из них, уступая место другим. Индейцы, похоже, сильно страшатся пролива и осмеливаются входить в него лишь в полную воду, если море спокойно. В подзорные трубы мы отчетливо видели: когда пирога оказывается между оконечностей пролива, поднимается вождь или, по меньшей мере, самый уважаемый индеец и воздевает руки к солнцу, по-видимому, обращаясь к нему с молитвой, в то время как другие изо всех сил налегают на весла. Знаками мы спросили у индейцев, что означает этот обычай, и они объяснили нам, что в недавнее время семь больших пирог погибли в проливе, но восьми удалось спастись. Спасшиеся индейцы посвящают этот ритуал либо своим богам, либо памяти утонувших товарищей. Мы наблюдали его и в месте захоронения, где, несомненно, покоился прах кого-то из тех, кто погиб в проливе.

Эти пироги не похожи на те, которые используют в этом месте и которые представляют собой лишь выдолбленный древесный ствол, с каждого борта дополненный досками, вшитыми в дно пироги. У этих пирог есть шпангоуты и планширь[95], как у наших лодок. Остов выполнен очень хорошо и покрыт множеством тюленьих шкур, которые служат обшивкой: она сделана настолько совершенно, что лучшие мастера Европы лишь с трудом смогли бы повторить такую работу. Обшивка, о которой я говорю (мы обмерили ее со всем тщанием), была помещена в склеп рядом с урнами, в то время как остов пироги покоился на подставке возле гробницы.

У меня было сильное желание увезти этот покров в Европу. Мы, в сущности, были полными его хозяевами. Эта часть побережья бухты не населена, и ни один индеец не смог бы нам помешать. Кроме того, я убежден, что эти утонувшие были чужаками, и я изложу, на чем основывались мои догадки, в следующей главе. Однако существует вселенская религия уважения гробниц усопших, и мы должны исповедовать ее.

Наконец 30 июля в четыре часа пополудни мы снялись с якоря при очень слабом бризе от веста, который не прекращался, пока мы не отошли на три лье от берега. Горизонт был настолько прозрачен, что мы увидели и смогли пеленговать гору Святого Ильи на норд-весте, с расстояния не менее сорока лье. В восемь вечера, когда мы были в трех лье к югу от входа в бухту, лот показал девяносто саженей и илистый грунт.