Он дернул ее за волосы, прижимаясь губами к ее уху. Я расслышала его низкое рычание, самый опасный звук, который мне когда-либо приходилось слышать.

— Твоя киска моя, Виолет. Моя. Даже не смей, черт возьми, прятать ее от меня.

Она снова широко раздвинула ноги.

— Простите, Мастер, мне так жаль.

— Хорошая девочка.

Еще одно прямое попадание и на этот раз она завизжала, словно сирена воздушной тревоги, но не сжала ноги. Ее запястья побелели, когда она дернула цепями над головой, принимая все, что он преподносил. Он ударил ее снова, еще жестче, и она действительно завопила, открыв рот и глотая воздух, словно рыба, ее колени задрожали. Но все же ноги не сдвинулись с места.

Я почувствовала опьяняющее головокружение, словно сцена передо мной начала двигаться, и невероятную пульсацию между ног. Мои ладони стали влажными. И не только ладони.

Наконец, он подошел к ней достаточно близко, чтобы успокоить ее киску своими пальцами. Она захрипела от его прикосновений, бормоча слова, которые я не смогла разобрать. Он задал ей вопрос, и она кивнула.

— Пожалуйста, Мастер. Пожалуйста.

Он похоронил свои пальцы глубоко в ней и грубо начал двигать ими. Ей это понравилось, и она застонала, умоляя о большем, пока он растягивал ее до максимума. Ее стоны усилились, когда другой рукой Маска начал массировать ее клитор. Он остановился до того, как она пришла к освобождению, и я услышала ее разочарованный вздох.

— Сначала слезы, Виолет, — рявкнул он. — Заплачь для меня.

Мой желудок сделал кульбит, и там, внутри меня, вспыхнула та самая, похороненная давным-давно потребность. Я посмотрела на Рэйвен и Кару, поглощенных шоу, и затем, очень медленно и тихо, скользнула рукой себе между ног.

Джеймс

Чудовище бушевало, прорываясь сквозь мою кожу. Оно желало слез, и прекрасной, удивительной боли. Оно желало разрушенной плоти Виолет. Она напряглась, когда я поднял розги, и широко раскрыла глаза от нетерпения и страха. Великолепная комбинация.

— Мастер… Я…

— Слезы, Виолет. Ты должна заплакать для меня, — я с трудом узнал свой голос.

Она глубоко вздохнула, и я воспользовался минутой, чтобы прочувствовать атмосферу комнаты. Стоны и возгласы, все вокруг наполнено сексом. Виолет напряглась.

— Я готова, Мастер.

— Скажи мне, в чем ты нуждаешься.

— В боли, Мастер, пожалуйста. Мне нужно почувствовать боль.

— Умоляй.

Я медленно и осторожно обошел и остановился перед ней. Она не могла оторвать глаз от розги, вздрагивая каждый раз, когда я подбрасывал ее в своей руке. Я планировал долгую разминку, даруя ей и кнут, и пряник, пока она не взорвется от удовольствия и не созреет для ударов, но нет. У чудовища внутри меня были другие планы.

Слезы будут намного вкуснее, если будут получены по-другому.

Ее сиськи были изумительного цвета, налившиеся кровью, с такими податливыми сосками, все для меня. Они были прекрасной мишенью для кончика моей розги. Я ударил по ее соскам, и выступившие крапинки крови на ее коже были словно раннее обещание меток. Это будет чертовски красиво. Жаль, я никогда не увижу этого.

— Пожалуйста, Мастер, сделайте мне больно.

— Ты можешь лучше.

— Пожалуйста, Мастер, пожалуйста. Сделайте мне больно, пожалуйста. Мне необходимо почувствовать боль.

Я боролся с желанием похоронить свой член в ее маленькой похотливой щелке. Я мог бы трахать ее и вместе с тем шлепать розгами по ее киске, чтобы ее порочные соки стекали на пол. Но это позже.

Я завершил свой круг, подходя к ней сзади, и прикоснулся кончиком розги к ее ягодице. Прикосновение, еще одно и еще.

— Умоляй.

— ПОЖАЛУЙСТА, МАСТЕР, ПОЖАЛУЙСТА! — закричала она. — СДЕЛАЙТЕ МНЕ БОЛЬНО!

Первый удар приземлился на ее коже еще до того, как она закончила кричать. Так жестко, что она подпрыгнула, вырываясь из цепей. Я позволил ей вернуться в исходную позицию. Ее ноги уже дрожали.

— Еще, — прошипел я.

— Пожалуйста, причините мне боль, — прохрипела она.

— Хорошая девочка.

Следующие два удара шли один за другим, и она закричала, прыгая на одной ноге, словно раненая балерина. Это все происходило инстинктивно, поэтому я дал ей немного времени прийти в себя, а затем ударил снова. Снова, и снова, и снова. Я наслаждался полосами на ее теле — белые вспышки наказания на ее нежной коже. Аккуратные линии от тяжелой руки, опытной руки. Ее задница выглядела охренительно прекрасно.

Ее дыхание стало неистовым, боль окутывала ее тело вместе с адреналином, и она начала материться, шипя различные ругательства. Это только увеличило интенсивность ее наказания. Я ускорил темп ударов, и она начала крутиться, проигрывая в битве за самообладание. Она ворочалась и завывала, как животное, пока ее горло не начало саднить. Я дал ей время, пальцами перебирая кончики розги на ее спине.

— Заплачь для меня, — прошептал я. — Освободись.

Я ударил ее снова, и она завопила, словно умирающая свинья, бесполезно дергая руками в оковах. На следующем ударе ее колени подогнулись, и она качнулась в цепях, беззвучно рыдая и отчаянно хрипя. Как же чертовски хорошо это звучало. Она встала на ноги, ее колени дрожали и она сгорбилась. Я пробежался кончиком розги вниз по ее позвоночнику, и она выпрямилась.

— Готова к большему? — прорычал я.

— Да, пожалуйста, Мастер.

— Хорошая малышка.

Она закричала, как только розги коснулись ее со следующим ударом. Это тот самый прекрасный заключительный этап, прежде чем они окончательно ломаются. Я так люблю эту часть. Дикие крики мучений, когда их кожа горит. Я слегка уменьшил интенсивность ударов, и вот они. Слезы. Прекрасные чертовы слезы. Я ударил ее еще два раза в одно и то же место по заднице, и именно тогда грань была стерта. Рыдания. Громкие, отчаянные, великолепные, гребаные рыдания. Я прижался к ее спине, обхватывая ладонями болезненные сиськи Виолет. Ей это понравилось. Им всегда это нравится. Болезненные сиськи делают мокрыми киски.

— Вот так, Виолет, — прошептал я. — Освободись.

Она плакала, положив свою голову на мое плечо. Я уткнулся носом в нежное местечко на ее затылке, и ее дыхание начало постепенно. Я повернул ее лицо в мою сторону, выискивая свой приз. Она была еще красивее, чем я представлял. Черные реки слез бежали по ее щекам, такой изумительный испорченный макияж. Я облизал их, от подбородка до самых ее глаз, выискивая все больше слез. Она застонала, моля, чтобы я прижался к ней губами. Я дал ей то, чего она хотела, засовывая свой язык в ее глотку так глубоко, как это было возможно. Когда я оторвался от нее, ее глаза были стеклянными от удовольствия. Она улыбалась мне.

— Я собираюсь сделать тебе на самом деле чертовски больно, Виолет, — выдохнул я.

— Пожалуйста, Мастер, пожалуйста, еще, — сказала она, в действительности имея это в виду.

Больше не было криков. Только слезы. Мягкое податливое тело, такое голодное к наказаниям. Она принимала мои удары, как истинная фанатка боли, пока я, наконец, не наградил ее своим членом там, где ей хотелось больше всего.

Чудовище внутри меня наслаждалось каждой гребаной секундой этого.

Лидия

Маска. Создан из греха, секса и пота. Его грубость такая размеренная. Зверь на его груди. Он воплощение боли. Он был всем, о чем я могла думать. И ранним воскресным утром все еще с привкусом Explicit на моих губах, и на следующий день, круглые сутки, без передышки, я все еще думала о нем. Я задавала сотни вопросов об этом мужчине в маске, на что Ребекка ответила одной убийственной фразой.

«Нет, Лидс. Только не он. Он слишком темный, плохой и чертовски порочный».

Но она не знала. Откуда ей было знать? Она даже не представляла, как меня притягивала его темнота, как его тело будто бы звало меня через всю комнату, как каждая частичка моей плоти желала быть заключенной в его оковах.