— Уничтожить этих негодяев! — велел мореман.
— Тебе не нужны рабы? — спросил я его, поскольку ожидал ловли спасающихся с целью их дальнейшей продажи на Родосе, куда судно и должно было направиться после захода в Коринф.
— Только не эти! Пусть все отправляются на корм рыбам! — ответил капитан, — Я потом объясню тебе…
— Ну, как скажешь — тебе виднее, — кивнул я, давая отмашку нашим лучникам присоединиться к этому расстрелу.
Двигаясь на вёслах, наше судно методично перехватывало пловцов. Дальних выщёлкивали лучники, ближних матросня либо топила ударом весла, либо гарпунила трезубцем на верёвке. К вечерним сумеркам всё было кончено. Вся пиратская унирема была уже охвачена бушующим пламенем, в треске которого потонули и вопли последних сгорающих заживо. Убедившись, что вечерний бриз относит горящее судно пиратов в открытое море, и столкновение с ним нам не грозит, наш навигатор приказал встать на якорь.
— Эти разбойники из Кротона, и я не хочу заходить туда, — объяснил он мне, когда я не понял его намерения ночевать прямо в море, — Приберёмся, уничтожим все следы — меньше будет проблем…
— Непростые пираты? Я думал, на таких кораблях плавает только морская стража…
— А это и есть морская стража Кротона — в том-то всё и дело. Настоящих пиратов в этих водах давно уже не осталось, и несколько лет всё было спокойно, пока в позапрошлом году не начали бесследно исчезать корабли. В спокойном море, безо всякого шторма. С караванами из нескольких судов ничего не случалось, а вот одиночные — начали пропадать. Я знавал одного из их навигаторов — это был опытнейший и хорошо знающий своё дело моряк, и когда вдруг исчезло и его судно — многие у нас в Локрах заподозрили неладное. В прошлом году я стал плавать только в составе караванов, но на всякий случай заказал себе в Сиракузах и вот эту катапульту — сто двадцать полновесных денариев за неё отдал, представляешь? И ещё две сотни потом отдал за оружие для моих людей. Для меня это совсем не пустяковая трата, но я решил, что безопасность дороже. И как видишь, не ошибся…
— Ты с самого начала подозревал кротонских морских стражников?
— Нет, в позапрошлом году мы ещё думали на каких-нибудь повадившихся заглядывать в наши воды пиратов. Но пираты не топят кораблей и не убивают всех людей на них — ведь это же добыча, которую можно с выгодой продать. Только в прошлом году, когда снова пропали несколько одиночных судов, у нас заговорили об этом Прокле, сыне Аристида. Вот этот их главный в шлеме и панцире, которого подстрелил твой человек — это как раз он и был… Он всегда имел дурную репутацию, с ним никто не хотел иметь никаких дел, и дела его были особенно плохи. Но три года назад, когда Рим вывел в Кротон колонию граждан, дела пошли не лучшим образом у всех кротонских старожилов, а этого негодяя, которому порядочный человек и медного асса не доверил бы, вдруг приняли на службу в морскую стражу города, а на следующий год уже поставили командовать вот этой монерой. Говорили, что он останавливал купцов и обвинял их в контрабанде запрещённых товаров, вымогая щедрое подношение, и был немалый скандал по этому поводу, но за Прокла вступилась римская администрация колонии, и дело замяли. Заслуги у него какие-то никому не известные перед римлянами оказались, и доказать расследовавшему это дело римскому префекту ничего не удалось А потом начали пропадать без следа одиночные корабли. А мыслимое ли дело найти законную управу на пирата, пользующегося такой поддержкой? Так что как оно вышло сегодня, так оно и к лучшему — исчезла эта монера без следа в море, исчез вместе с ней неуязвимый для правосудия пират — и хвала за это справедливым и милостивым богам…
— А почему в пиратстве заподозрили именно его?
— А кого же ещё? Крепкое морское судно не так-то легко пустить на дно, а у него и инструмент для этого подходящий — таран военной монеры, и необходимость не оставлять следов после того скандала, да и дела его как раз к концу позапрошлого года как-то вдруг резко поправились. У всех сейчас здесь после Ганнибаловой войны дела не очень хороши, а этот негодяй вдруг разбогател, даже новый хороший дом купил. Даже наши муниципальные магистраты подозревали в этих делах Прокла, но следов не было, и доказать ничего было нельзя, а ссориться с поддерживающими его римлянами из Кротона — ещё и небезопасно…
— И ваши с этим смирились?
— Ну, был у нас план. Как раз в этот сезон хотели на «живца» его выманить, чтоб с поличным поймать, три наших локрийских диеры в засаду готовили, да только Салинатор нам всё дело испортил — взял и мобилизовал наши диеры в свой флот. Я как раз вчера в Локрах только и узнал об этом…
— Тогда почему ты в этот раз рискнул плыть один, а не подождал попутчиков?
— Ну, вы ведь просили меня поспешить, а заплатили вы хорошо, и я понадеялся, что проход флота Салинатора насторожит Прокла и заставит его пока воздержаться от своих пиратских налётов…
— А он, похоже, тоже рассчитал, что кто-то обязательно на это понадеется…
— Похоже на то. Только на этот раз он сам пропал в море без следа. На море это бывает — вот, только за последние пару лет восемь кораблей пропало, хе-хе! Кстати, что это у вас за громовые снаряды такие?
— «Гром Амона», — повторил мою версию с видом бывалого знатока старший артиллерист.
— Из Египта? — заинтересовался купец, — Дорогие? Я купил бы пару десятков и не постоял бы за ценой…
— Ты не представляешь себе, какова их цена, — я изобразил снисходительную усмешку, — Пара десятков стоит целого состояния. Мы купили в своё время пятнадцать штук в надежде разобраться, как их делать, чтобы потом делать и продавать их самим — представляешь, какое это было бы золотое дно? В металлическом сосуде, сам понимаешь, никакой тайны нет — его сделает любой хороший литейщик по бронзе. Можно даже и удешевить его, отлив вместо бронзы из сплава меди со свинцом или вообще из свинца — работать будет хуже, но ненамного. Но главная-то ведь трудность не в сосуде, а в его начинке, в которой и заключена громовая сила. А она — тайна жрецов Амона…
— И её никак нельзя узнать?
— Несколько человек гораздо ловчее и бывалее нас погибли, пытаясь раскрыть её. Тебе даже и не снились те деньги, которые мы после этого честно предлагали жрецам в уплату за их секрет. Но ведь это же египетские жрецы, помешанные на сохранении своих тайн! Только готовые изделия они и согласились продать нам, да и то — только потому, что тогда у нас было с ними одно дело, важное для них. Не уверен, что они согласятся продать ещё даже нам…
— И такую ценность вы так легко потратили на пиратов?
— Ну, ты же сам говоришь, что безопасность дороже. Да и в деле надо было эти снаряды проверить, а тут как раз подвернулся случай. Как видишь, работают они неплохо. Но если не выведать тайну громовой начинки, а только покупать готовые у жрецов — это слишком дорого выходит…
— А для настоящей войны нужно много, — с понимающим видом кивнул грек.
— И Птолемеям они уж точно пригодились бы против Селевкидов. Будь они у Эпифана — разве отнял бы Антиох у него Финикию? Но даже Птолемеи не заставили жрецов поделиться с ними тайной громовой начинки…
Этот довод оказался для нашего навигатора решающим — раз уж тут и цари бессильны, что тут ловить прочим? Финикийские города с их доходами от торговли — лакомый кусочек для властителя, за который стоит держаться зубами и когтями. И Тир, и Сидон Птолемеи теряли уже не впервые — ещё Филопатор, отец нынешнего Эпифана, и потерять их успел, и вернуть, но незадолго до нашего попадания, года где-то за четыре — Эпифан ещё мелким был, и в стране всем временщики-регенты заправляли — Антиох с Филиппом основательно Птолемеевский Гребипет обкорнали — Филипп заморские владения отобрал, а Антиох вожделенную Финикию. Правда, спешно нанятый регентом Агафоклом этолиец Скопас вернул было Палестину с Тиром и Сидоном, но вскоре был разгромлен, и Антиох овладел этими землями и городами окончательно, что потом и было зафиксировано в его мирном договоре с Эпифаном, когда он его, кстати говоря, и с Клеопатрой — не Той Самой, а дочуркой своей обручил. До неё никаких Клеопатр в Гребипте не водилось, в царском роду по крайней мере, а вот после неё — косяком пойдут, вплоть до Той Самой, которая «и Цезарь с Антонием», Седьмой по инвентарному номеру.
