— Благодарю тебя, почтенный.

— Да, вот что ещё тебе следует знать. Как и все граждане городских триб, ты попадаешь в разряд эрариев, не подлежащих военной службе, но обязанных платить налоги в назначенном цензорами размере сообразно их доходам и имуществу.

— А если я буду жить не в Риме?

— Всё равно. Где будешь жить, там и налоги будешь платить. Если вдали от Рима — ценз будешь проходить у местных магистратов. И ещё — ты не подлежишь призыву в легионы, но как вольноотпущенник — в исключительных случаях можешь быть призван во флот — гребцом, матросом или морским пехотинцем, если тебе по средствам оружие и снаряжение. Как экипируешься — тем и будешь.

— Вот как даже? Гм… Ну, квинкерему я, конечно, не осилю, — Тарх заржал, — Трирему — ну, если только лет через пятнадцать, — писцы заржали, — Бирему — лет, пожалуй, через пять, — Летиция захихикала, — Не обессудь, почтенный, но если завтра война — ничего крупнее униремы я пока снарядить не смогу, гы-гы!

— Да, вот что ещё! — спохватился квестор, когда отъикался после хохота, — При освобождении рабов я должен взыскать в казну Республики налог в размере пяти процентов от их рыночной стоимости. Кто его заплатит?

— Думаю, это посильно и мне самому — не стану обременять этим патрона. Сколько с меня причитается Республике?

— Ну, цена хорошего раба — от четырёхсот денариев. Беру по нижнему пределу, чтобы не разорять тебя. Женщины — от ста пятидесяти денариев, но молодая с маленьким ребёнком — здоровым, из которого со временем может вырасти хороший раб — меньше, чем двести денариев по справедливости стоить не может. Вместе получается шестьсот. Налог за всех вас, вместе взятых — тридцать денариев.

— Амбон! — я развязал поданный мне слугой кошель и аккуратно выложил перед чиновником строй из пяти шеренг по шесть монет в каждой, — Пусть Республика будет богата и ни в чём себе не отказывает!

Разгребавшись со всем этим бюрократизмом, я вышел на простор, снял с шеи и кинул в кошель цепочку с рабской биркой, сунул за пазуху оформленные и запечатанные «вольные», завернулся с помощью Амбона в поданную им тогу и с дурашливой торжественностью водрузил себе на макушку маленький — пришлось фибулой к волосам прихватить, чтоб от ветра не сваливался — красный фригийский колпачок. Римское гражданство! Красота, млять, кто понимает…

— Деревенские увальни! — презрительно процедил Тарх, — Руки бы им обоим за такой бой оторвать! Гладиаторы называются! Обезьяны, вооружённые зелёными ветками, больше похожи на бойцов, чем эти!

Это он, конечно, утрирует. По сравнению с ним — конечно, увальни ещё те, но в принципе-то для непрофессионалов дерутся они неплохо. А профессионалам — откуда им взяться в нынешнем Риме? Гладиаторские бои ещё не стали и долго ещё не станут частью развлекательных римских Игр, пока-что это только часть роскошного погребального или поминального обряда, совершаемого родными и близкими выдающегося покойника в его честь. И вырос этот обряд из древних человеческих жертвоприношений, устраиваемых на тризне, котоым этруски придали характер состязания — побеждённый гибнет и становится той ритуальной жертвой, которую боги выбрали себе сами. Как раз в этом виде римляне и собезьянничали этот обычай у этрусков. А раз это — жертвоприношение, которое требует в обязательном порядке свежий труп побеждённого — кому ж охота становиться настоящим профессионалом по этой части? Содержать и обучать дорогостоящего профессионала на весьма вероятный убой в первом же бою — тем более. Это в современных художественных фильмах прекрасно обученные и стоящие немерянных денег бойцы кромсают друг друга на арене насмерть, а в реале их будут беречь, и договорные бои с имитацией гибели будут происходить куда чаще настоящих. Но это — сильно позже, когда гладиаторские бои превратятся в развлекательное зрелище, а пока это — всё ещё жертвоприношение. Поэтому и дерутся на подобных представлениях обычно практически не обученные толком бою недорогие рабы, которыми не так давит жаба пожертвовать. Редко когда военнопленные попадутся или проданные в рабство за воинские преступления солдаты.

Массовостью нынешние гладиаторские бои тоже пока не блещут. На первом, состоявшемся лет семьдесят назад, в год начала Первой Пунической, сыновья некоего Брута Перы представили в честь умершего отца бой трёх пар рабов на Бычьем рынке, и это считалось тогда выдающимся событием. Даже те, кто мог позволить себе подобную тризну, чаще одной или двумя сражающимися парами ограничивались, редко кто тех Брутов переплёвывал. Лишь почти полвека спустя, то бишь двадцать четыре года назад, сыновья известного консула Марка Эмилия Лепида выставили на Форуме по случаю его гибели при Каннах уже двадцать две пары рабов-смертоубивцев, и пока-что никто ещё этих младших Лепидов не переплюнул. Сципион Африканский — не в счёт, он не в Риме, а в Новом Карфагене свои игрища устроил, и там у него не рабы, а добровольцы из числа испанцев счёты с недругами сводили.

Сегодня на Форуме звенели мечами четыре пары, выставленные каким-то из метящих в преторы сенаторов-эдиляров, имени которого я не разобрал, в честь недавно помершего папаши, носившего, как и следовало ожидать, то же самое имя, на которое мне, если совсем уж честно, то глубоко насрать. В основном, конечно, родственники и друзья покойничка мясорубку эту наблюдали, но никто не гнал взашей и посторонних зевак вроде нас. На бой первой пары мы опоздали — увидели только, как уволакивали готовенького, так что раскритиковывал наш этруск в пух и прах уже эту вторую пару.

— Раззява! Мог бы сейчас насадить этого раскрывшегося олуха на меч и закончить бой, — комментировал Тарх, — А этот что делает! Теперь ещё и упёрся щитом в щит! Дальше-то что? Нет, если бы я так дрался — давно б уже гостил у Харона!

Он ведь сам — бывший гладиатор, и уж всяко не из худших — ага, так прямо и стали бы Тарквинии худшего за немалые деньги выкупать и на службу к себе брать! А у этрусков это дело и поразвитее было, чем у нынешних римлян. Не в том плане, чтоб прямо уж обучающие профессионалов гладиаторские школы были — не рентабельно это, столь дорогостоящих смертников готовить, а участие в погребальном поединке смерть ведь предусматривает обязательную — в этом весь его смысл. Поэтому насмерть на погребальных тризнах сражались, конечно, тоже рабы — победителя, если он показал себя достойно, считалось хорошим тоном освободить, так что было ради чего геройствовать. Но кроме смертельных поединков рабов существовали и чисто состязательные, без стремления к смертям и увечьям, и в таких боях, с погребальными церемониями никак не связанных, охотно участвовали свободные этруски. Эдакий античный турнир ради демонстрации удали. Но если не считать тупого «турнирного» оружия, во всём остальном это был настоящий бой — одновременно и увлекательное зрелище, и учёба военному делу.

Устраивались и звериные травли, так что гладиатор-венатор — тоже одна из древнейших гладиаторских специальностей. Римляне переняли, конечно, и это — до экзотической живности, правда, как это будет позднее, пока ещё не доросли, а вот с кабанами, волками, да боевыми псами их венаторы сражаются частенько. Реже — с быками или медведями. Всё это было, конечно, и у этрусков, но куда великолепнее — ведь в ту седую старину в Италии всё ещё водились и дикие туры, и зубры, и даже львы! Упоминая о них, Тарх даже посетовал на то, что всех предки истребили, не оставив ни одного на его долю. Он ведь был гладиатором-универсалом — и с людьми сражался, и со зверями, и хотя в общем и целом о былой участи раба-смертника нисколько не сожалел, гордость за одержанные победы в его рассказах проскальзывала то и дело. Наверное, как раз такие и станут в период расцвета римских гладиаторских Игр гордящимися своим мастерством профессионалами арены. Насчёт львов, правда, он уверял, что не на аренах их его предки истребили, а в ходе обычных охот аристократов, но разве в этом суть? Этруски в Италии истребили, а римляне для своих Игр истребят их вообще по всей остальной Европе. Не то, чтобы я был таким уж гринписанутым, да и знаю я прекрасно, какие проблемы бывают со львами у скотоводов — всё понимаю, млять, но не жирно ли будет римлянам ещё и нашего испанского льва всего подчистую для забав своей черни повылавливать? Что-то меня жаба давит, если честно. Разгребусь с делами поважнее — надо будет помозговать на досуге, как бы нам сохранить европейского льва хотя бы в нашей части Испании…