— Книппеля! — осенило вдруг Серёгу, — Адмирал Ушаков на море мачты туркам ими сносил!
— Два полуядра с цепью? — уточнил Володя.
— Ага, они самые! Вот только как их сделать…
— Два ядра верёвкой связать, — сообразил я.
На самом деле вышло, конечно, посложнее — сперва каждое ядро верёвкой обвязывали, делая что-то вроде сетки, а потом уж два обвязанных таким манером двумя верёвками ядра связывали вместе третьей верёвкой. Из-за увеличившегося вдвое веса снаряда прицел пришлось брать повыше, и с первым выстрелом мы, конечно, нагребались — связка из двух ядер просвистела выше частокола, разворошив крышу одной из сельских халуп. Прикинули хрен к носу, слегка снизили прицел — вторая связка снесла на хрен три или четыре кола сразу, да ещё и аналогичную брешь в толпе за оградой проделала. Оттуда раздались вопли и визг, потом полетели стрелы, воткнувшиеся в землю перед нами с заметным недолётом. Следом проделала тукую же работу и вторая баллиста — там, правда, веттоны сообразили, что сейчас мало не покажется и им, и попытались расступиться, так что народу потеряли поменьше, но кое-кого один хрен уложило и у них. После этого они разогнали большую часть баб с детворой ныкаться между хижин, и от нашего второго залпа только трое и полегло, но колья ограды наши импровизированные связки ядер продолжали исправно сносить, расширяя брешь в частоколе. Стоило в неё выглянуть кому-то из веттонов, как по нему тут же стрелял кто-нибудь из наших лучников, и не всегда промахивался. Каждое попадание с нашей стороны вызывало яростные вопли и залп стрел, которые противнику приходилось пускать навесом — с соответствующим результатом. И неприцельно, и на излёте — пару человек нам только слегка и подранили.
— Вот это — правильно, ребята, молодцы! — съязвил спецназер, — Тратьте стрелы, тратьте! Меньше нашей пехоте достанется, как в атаку пойдёт… Млять! — очередная веттонская стрела отрикошетировала от его шлема.
— Щитом прикрывайся, когда лекции им читаешь, — подгребнул его Серёга, ухмыляясь на все тридцать два зуба.
— За собой следи, балбес! — отбрил его Володя, — Раззявил тут хлебало так, что не одна, а сразу две стрелы влетят запросто! Откуда мне, кстати, прилетело-то?
— Вон, метра на три левее края бреши, — подсказал я ему, — Видишь, столпились там? Так, Серёга, млять, пальцем туда не тычь! Щас мы им сюрприз организуем…
Расчёту правой баллисты я велел целиться в самый краешек бреши, дабы оправдать ожидания столпившихся поодаль веттонов и не спугнуть их. Типа, мы не въехали, откуда ихний «снайпер» шмаляет, и продолжаем тупо сносить ограду. А вот левой — не показывая пальцем, растолковал цель и велел, как наведут орудие, не спешить с выстрелом, а подождать и стрелять залпом. Правая тем временем шмальнула, снеся ещё несколько кольев по краю, и я так же, без жестикуляции, объяснил им задачу. Обе затем нацелились на скопление с веттонским «снайпером». Пока заряжались, да наводились, тот, сволочь эдакая, сперва Серёгу высмотрел, да продырявить попытался, затем снова Володю. Да только наши ведь начеку уже были, так что хрен он тут угадал. Потом этот фантазёр — уже перед самым залпом баллист — ещё и в меня стрельнул. Я, значится, над орудием склоняюсь прицел проверить, затем выпрямляюсь, а сзади боец по-турдетански ругается, стрелу из цетры выковыривая. Зацениваю эту картину маслом, прикидываю траекторию выстрела — млять, стоял бы на месте, так мне прилетело бы! Ну, кольчуга-то от серьёзного ранения спасла бы, но тюкнуло бы от души, и фингал один хрен был бы приличный. Ладно, Гагарин, говорят, долетался, а этот сейчас достреляется, вот мля буду! Даю отмашку, оба орудия шмаляют, две связки впечатываются в ограду и толпу за ней — судя по воплям, хорошо им прилетело. Не удивлюсь, если и десяток разом уконтрапупили. А кто их просил там толпиться, спрашивается? Небось ещё и под руку своему стрелку звиздели — с дурачья ведь станется. В общем, по заслугам схлопотали.
И практически сразу же затрубил рог, подавая нашей тяжёлой линейной пехоте сигнал к атаке. Не беспорядочной, конечно — плотным строем, прикрывшись стеной щитов, центурия за центурией. Веттоны, конечно, попытались обстрелять атакующих, но жиденько, да и что сделается крепкой пехотной фирее от слабенького деревянного лука? Баллисты ещё пару раз добавили навесом поверх голов пехоты, расширяя брешь, по сунувшимся в неё ударили навесом наши пращники и лучники, а там уж коробки наших центурий подошли вплотную, и в ход пошли дротики. Нам не было видно, что там творилось, но догадаться было несложно — веттоны, скорее всего, попытались задержать врывающихся в пролом легионеров, и те их вынесли по большей части дружным залпом. Ага, так и есть — передняя центурия, практически не замедлив шага, проникла в брешь, и за ней направилась следующая. В тесных уличных боях одними копьями, конечно, не обойтись, и дело дойдёт до мечей, но что веттоны поделают против строя? Тут даже и у настоящих-то ихних вояк шансов нет, а уж у наспех вооружённого мирняка — тем более.
Когда мы въехали в пролом вслед за пехотой, там, собственно, всё было уже в основном кончено. Откуда-то с дальних улочек ещё доносился лязг и гвалт скоротечных схваток, но постепенно шум стихал и там. Легионеры деловито хозяйничали, сгоняя на площадь селения пленных, шмоная мазанки и обезоруживая трупы. Подъехал Сапроний, распорядился насчёт разбивки лагеря, спешился, ему быстренько соорудили помост и водрузили на него походное кресло, в которое он и уселся — вершить суд и расправу. Подсудимых уже волокли отовсюду…
— Ты! Подойди-ка сюда! — военачальник ткнул пальцем в одного из пленников, дюжего мужика с весьма разбойничьей физиономией, — Где и от кого ты получил свою рану? — тот был перевязан и поправлялся, так что явно схлопотал её не сейчас, а раньше.
— Толетум, прошлый год, от римлян, — буркнул веттон.
— Врёт! — заметил распоряжавшийся пленниками центурион, — Рана от копья вроде наших, а не от пилума. Римские триарии там не были задействованы, а конница преследовала уже бегущих…
— За враньё — пять палок! — приговорил Сапроний, — И пока ты будешь получать их, хорошенько подумай над правильным ответом. Соврёшь ещё раз — повесим высоко и коротко. Все слыхали? Этому я даю шанс исправиться как первому, но вы, остальные — уже предупреждены, и за враньё я любого из вас повешу сразу же…
— От ваших я этот удар получил, — прокряхтел схлопотавший витисом по спине веттон, — Под Толетумом дело было, в прошлом…
— Точно в прошлом? Смотри мне! — рана была явно свежее прошлогодней.
— Да, уже в этом году. Но под Толетумом, богами клянусь!
— Молодец, так бы и сразу. Ты — направо. Следующий!
Со следующим всё было понятно — ранен буквально сегодня и слишком молод, чтобы иметь длинный «послужной список».
— Сразу направо! — махнул рукой Сапроний, — Следующий! Ты! Где и когда ты лишился уха?
— В Бетике два года назад.
— Участвовал в том лузитанском набеге?
— В нём… Едва ноги унёс из-под Илипы…
— А с кем сражался?
— С римлянами.
— Прямо с легионерами?
— Да, с легионерами.
— А рана — явно от фалькаты! Зачём врёшь? Вздёрнуть! — солдаты поволокли приговорённого к дубу.
— С вашими сражался, с вашими! — запоздало выкрикнул тот, когда ему уже надевали на шею петлю.
— Поздно! Я предупреждал всех, чтобы не смели мне врать. Сказал бы правду сразу — тоже пошёл бы направо и ещё пожил бы, а теперь, когда соврал — только верёвка.
После того, как повешенный закачался на суку, прочие веттоны сразу оценили все преимущества честности и быстренько взялись за ум. Один, практически ни бельмеса не понимавший по-турдетански, трижды повторил переводчику, дабы тот даже случайно не переврал перевода, что участвовал в прошлом году в набеге на нашу часть Лузитании, а недавно — в неудачной попытке напасть на наш обоз.
— Налево! — решил наш командующий, — И не трясись, тоже будешь жить, — этот оказался первым и пока единственным, направленным налево, и это его здорово напрягло.
