— Мне ведь — как осуждённому перебежчику — освобождения за доблесть всё равно не светило, так что и развлекать эту чернь молодецкими выкрутасами смысла не было ни малейшего. В общем, тупо дождался и тупо дорезал… Так-так… Сейчас…Ага! Так и знал! — раб, изображавший самнита, резко оттянул своим щитом щит противника и ткнул того остриём ксифоса греческого типа, — Наконец-то дошло до недотёпы! Ну куда ж ты второй раз в пектораль, орясина! В горло же надо или хотя бы в плечо! А этот что творит! Ну, мазила! — противник «самнита» попытался поразить того в морду лица, но промахнулся, и его клинок скользнул по шлему.
Кончился поединок второй пары тем, что «самнит» в конце концов подловил противника на очередном раскрытии и продырявил ему не защищённый пекторалью бок, после чего добил его, но так неумело, что и сам успел получить рану средней тяжести, так что все его надежды на освобождение пошли прахом. Жив остался — и то ладно.
— После того поединка меня против противников посерьёзнее ставить начали, — продолжал Тарх, пока уносили готовенького, — Боя через три снова достался галл, но уже в полном тяжёлом снаряжении. Чтоб вождь — это вряд ли, скорее — кто-то из дружинников вождя. Фирея с железной окантовкой, бронзовый шлем, кольчуга, меч — даже по блеску видно было, что не простым деревенским кузнецом сработан. Ну и меня, конечно, для боя с ним экипировали потяжелее — «македонцем». Шлем и небольшой круглый щит, льняной греческий панцирь и махайра — хорошо хоть, не сильно кривую дали, да и железа оказалась неплохого — я после того старого гладиуса гораздо худшего опасался. Наверное, рассчитывали, что с кривым клинком я обращаться не умею, да только я ведь ещё во время боёв в Таренте свой меч сломал и полтора года греческой махайрой пользовался, пока новым нормальным мечом не обзавёлся. Ну, раз римлянам так хотелось — сделал вид, что оружие мне непривычно, и я растерян. Самое интересное — галл тоже на этот мой розыгрыш купился и решил, что справится со мной легко. Я даже рискнул ему немного подыграть — дал плечо себе оцарапать, пару раз спотыкался, потом даже шлем позволил ему с моей головы сбить. Дикарь уверился, что я — лёгкая добыча, и принялся со мной играть, рисуясь перед публикой — мне как раз это и требовалось. Пару раз я при ударах нарочно промазал, и в конце концов он ко мне таким презрением проникся, что даже щитом прикрываться перестал. Ну, тут-то я и улучил момент, да и отмахнул ему щитовую руку. Махайра ведь, если на совесть сработана — считай, та же самая испанская фальката. У него кровища фонтаном, ему сразу не до зрителей и даже не до меня, меч — и тот выронил. Ну, я его мучить не стал — примерился потщательнее, да и голову ему смахнул…
Третья и четвёртая пара выступали вместе — двое на двое. Причём, одна из сторон была скована вместе цепью за левые руки — млять, умеют римляне извращаться. Я-то думал, что такой хренью они только спустя столетие страдать начнут, а оказывается — уже начали. Ну-ну… Легковооружённые, с одними мечами, даже без щитов — да и хрен ли толку было бы от тех щитов при скованных левых руках!
— Смотри-ка! Ещё живой! — изумился Тарх, указывая мне на бойца постарше, — Это же Лисимах из Тарента! Я думал, ему давно конец настал, а он всё ещё трепыхается! Ну, живучий! Кажется, нас ждёт увлекательное зрелище!
— Ты знал его? — поинтересовался я.
— Ещё бы! Тоже из перебежчиков. Мой третий бой был с ним — никогда не забуду!
— Ты хочешь сказать — против него? И вы оба живы?
— Ну, там иначе немного было — тоже двое на двое дрались. С ним — мой напарник, тоже хороший боец, я — с его напарником. Тот побестолковее оказался, и я его сделал быстро. А двое на одного — мы решили, что победа в руках. Как бы ты сам считал на нашем месте? Заходим с разных сторон — что тут поделать можно? Мы ж тоже не новички, против которых ещё как-то извернёшься, если они оплошают. Так он — ты только представь себе, чего отчебучил — под ноги мне кинулся! Я спотыкаюсь и падаю поверх него, едва успеваю увернуться от его меча в бок, напарник подскакивает, но из-за меня ему бить неудобно, а этот — по ноге его пластанул. Я откатываюсь, вскакиваю, он тоже, а напарник ковыляет, нога-то ранена, и с разных сторон уже не зайдёшь — мне ж напарника прикрывать приходится. А он — песком мне в глаза, я вслепую уворачиваюсь, так он меч мне из руки выбил. Я отскакиваю, так пока глаза протёр и меч собственного противника убитого подхватил — он уже с моим напарником разделался. В общем — снова один на один. Силы равные, но настрой уже — сам понимаешь…
— И чем кончилось?
— Да вот этим и кончилось — распорядитель остановил бой. Две пары, двое убитых — он решил, что достаточно. А потом — ещё через пять боёв — мы уже с ним в паре оказались…
Тут Тарх замолк, поскольку началась драка. Противники скованной пары не только не были скованы сами, но и имели небольшие щиты. Явное преимущество, и как раз оно-то и настораживало. Даже если бы этруск и не рассказал о случае из собственного опыта, я б один хрен заподозрил в скованных незаурядных бойцов. Ведь не просто же на убой вывел их устроитель зрелища, верно? Чую, непрост этот Лисимах, очень непрост…
Что противники зайдут с разных сторон, этруск даже предсказывать не стал — это ясно было и так. Мы с ним и сами разве не поступили бы в аналогичном случае аналогичным же манером? А вот дальше начались сюрпризы. Я-то думал, что при такой помехе, как сковывающая их цепь, Лисимаху и напарника дадут стоящего, но то ли я чего-то в планах устроителя игры недопонял, то ли бойцу просто фатально не повезло. Он, конечно, и выглядел помоложе матёрого волчары тарентийца, но нам ли не знать, как обманчив порой бывает внешний вид? Оба противника, как и следовало ожидать, напали на них одновременно, но Лисимах сработал мастерски, едва не проткнув своего и заставив его отпрянуть, а вот его напарник преподнёс совсем не тот сюрприз, какого я от него ждал — облажался он по полной программе. Уворачиваясь от копья, он не удержал равновесия и нагребнулся. Тут бы увальню и звиздец, но в последний момент напарник резким рывком за цепь буквально выдернул неудачника из-под второго и уже окончательного удара, а самого копейщика, обманув финтом, звезданул набалдашником рукояти меча в челюсть и пнул в брюхо ногой. Тот рухнул, и Лисимах уже замахнулся добить его, но его самого снова атаковал первый противник. Восторженно ревевшие при спасении его упавшего напарника зрители заржали и заулюлюкали, когда тарентиец снова молодецким выпадом заставил его отскочить, но при этом невольно дёрнул за цепь, отчего скованный с ним недотёпа, уже поднявшийся на ноги, снова растянулся на импровизированной арене.
— Второй доброго слова не стоит, — прокомментировал Тарх, легко угадав мои соображения, — Дали Лисимаху в нагрузку, чтобы ему было потруднее…
— С таким помощничком ему не позавидуешь, — согласился я, — Обуза в чистом виде…
Тарентиец, похоже, и сам себе не завидовал. Пока его напарник снова подымался на ноги, ему пришлось отбиваться от двоих сразу. Один из них, вооружённый махайрой, даже успел ранить его в плечо — не тяжело, но потеря крови — она ведь и в Африке потеря крови. На его счастье копейщик ещё не вполне оправился от удара в челюсть и промазал, а потом его отвлёк на себя прикованный к Лисимаху горе-помощник. Впрочем, ненадолго — видимо, не только иудео-христианский бог троицу любит. Рухнул и этот в третий уже раз, и снова Лисимах выдернул его буквально из-под копья, а затем, резко дёрнув цепь обратно, забросил прикованного копейщику под ноги. Тот, не успев затормозить, споткнулся и грохнулся, тарентиец отбил махайру второго и заехал ему ногой по яйцам. Напарник тем временем вцепился в ноги упавшему копейщику, не давая ему встать, тот лягался — зрители ржали, схватившись за животы. Скукожившийся от боли в причинном месте боец с махайрой загородился щитом, и Лисимах от души пнул его прямо в умбон, тоже повалив с ног, но воспользоваться этим не смог — помешала цепь, отягощённая уже двойным грузом — те двое, побросав бесполезное в тесной свалке оружие, уже мутузили друг друга кулаками. Выругавшись, тарентиец подскочил к ним, перехватил меч обратным кинжальным хватом и всадил клинок в бочину копейщику. Оглянулся на тяжело подымающегося второго, прикинул дистанцию, въехал, что не достать — и ещё разок проткнул лежачего, понадёжнее. И правильно сделал — от трупов сюрпризов не бывает. Потом дал подзатыльник напарнику, дабы поскорее прочухался и меч подобрал — ведь оставался ещё противник с махайрой. Один против двоих, но ни с кем не скованный, подвижный и со щитом. Римские зеваки, притихшие было, когда Лисимах разделался с копейщиком, снова засвистели и заулюлюкали, требуя зрелища поувлекательнее.
