— Миликон сильно обижен за золотой рудник в верховьях Тинтоса? — спросил Волний, заминая тем самым тему, касающуюся дел с роднёй.

— Спор был жаркий, но убедили, — ответил Фабриций.

Это была целая эпопея. Ведь единственное месторождение золота в округе! Пока разжёвывали царьку, да убеждали — на говно изошли и едва не разосрались вдрызг. Строго говоря, рудник был за пределами определённой договором границы римской Дальней Испании и юридически вполне мог быть «прихватизирован» в состав вновь образованного государства. Но его территория примыкала к границе практически вплотную, так что скрыть его наличие от завидючих римских глаз было нереально, и глава Тарквиниев — не без зубовного скрежета, конечно — решил, что лучше уж «подарить» его римлянам сразу, дабы не вводить их в будущем в совсем ненужный турдетанскому царству соблазн, а заодно и подсластить им ту пилюлю, которую мы с Миликоном преподносили им сей секунд, уведомляя о создании независимого государства на сопредельной римской провинции территории. Рудник выработан по большей части уже давно, сливки с него ещё при древних тартесских царях сняты, текущая добыча — мизер. Но ведь это же — ЗОЛОТО! Магическое слово, способное напрочь отключить все доводы рассудка. Неискушённому человеку ведь невдомёк, что богатеет на золоте обычно не тот, кто его добывает, а тот, кто его зарабатывает. А посему — на хрен, на хрен, пусть у римлян о его добыче головы болят, а мы себе всегда заработаем. Но «мы» — это Тарквинии и иже с ними, а вот озабоченному пополнением своей казны Миликону всё это разжёвывать и вдалбливать пришлось. Но дело того стоило. Пункт о передаче верховий Тинтоса с этим месторождением «в знак дружбы» в состав римской Бетики предлагался римлянам не сам по себе, а был прописан в предлагаемом сенату и народу Рима договоре о дружбе и союзе — в качестве эдакой доли Большому Брату. Немаловажно было и то, что Марк Фульвий Нобилиор получал этот небольшой, но соблазнительный «довесок» к СВОЕЙ провинции и в дальнейшем мог поставить это приобретение себе в заслугу, и это делало его нашим союзником в вопросе ратификации договора римским сенатом, значительно повышая таким образом и без того высокую вероятность признания Римом свежеиспечённого турдетанского государства. А ведь это — самая рискованная часть всего нашего замысла.

— А что там у вас за идея с многовёсельными гаулами? — поинтересовался старик, — Чем вас обычные не устраивают?

— Это для плаваний на острова в середине Моря Мрака, досточтимый, — пояснил я, — На пути туда нет ни попутного течения, ни постоянных ветров. Акобал говорит, что там и штили нередки, и тогда приходится двигаться только на вёслах.

— Но ведь Акобал же посещает эти острова на обратном пути. Разве этого мало?

— Мало, досточтимый. Экипажи Акобала невелики, и он не может оставлять на островах часть своих людей. Когда мы возвращались, то на двух кораблях смогли перебросить с противолежащих земель только несколько человек. Десять кораблей ты через Море Мрака не пошлёшь — даже если бы у тебя и были эти корабли с экипажами, тебе некому продать привезённый ими груз. Значит — только по нескольку человек в год. Во-первых, этого слишком мало для создания полноценной колонии на островах, а во-вторых — глупо везти этих людей через всё Море Мрака туда и через добрую половину его обратно, когда можно доставлять их на острова прямо из Испании.

— А зачем вам настоящая колония посреди Моря Мрака?

— Ну, во-первых, там можно выращивать ту траву, которая НЕОБХОДИМА… ну, тем, кто платит за неё золотом, — здешним людям Тарквиниев не полагалось знать, кому в конечном итоге сбываются заокеанские «снадобья», а кому положено знать — не положено болтать. Болтун — находка для шпиона.

— И которую ты любишь жечь, чтобы вдыхать её дым, — я как раз, покончив с вином и фруктами, прикуривал сигариллу, и главный босс, конечно же, не упустил случая съязвить по этому поводу, прищучив меня на своекорыстных целях.

— Совершенно справедливо, — признал я очевидное, — Мы с друзьями получим в этом случае более, чем достаточный запас для нашей маленькой слабости. А ты — запас ценного товара на случай, если по той или иной причине вдруг не прибудет очередная партия груза с противолежащих земель. Мало ли что может случиться на этих землях или в Море Мрака? Зачем же твоей торговле зависеть от этих случайностей?

— Гм… Пожалуй, тут есть над чем подумать. А что во-вторых?

— Во-вторых, царство Миликона нужно нам не только для проживания в нём независимо от Рима, но и для развёртывания в нём хозяйственной деятельности. В том числе и такой, которой в цивилизованной Ойкумене не занимается пока никто. Это тоже может стать источником немалых доходов, а заодно и силы, если мы сумеем сохранить в тайне наши секреты. Что-то мы сможем замаскировать под известное и привычное, что-то нет. А что-то — смогли бы, но ценой слишком больших неудобств, которые нам не нужны. То, что можно показать местным испанцам, финикийцам и римлянам, мы разместим в Испании. Но у нас будет и то, что должно быть надёжно укрыто от чужих глаз и ушей, и это лучше всего разместить на островах посреди Моря Мрака.

— А почему не на противолежащих землях? Разве они не удобнее?

— Слишком далеко, досточтимый. Больше месяца туда, больше месяца обратно. Да и не пустуют те земли — зачем нам проблемы с их жителями? Эти же острова, хоть и не так удобны, зато тоже никому не известны, гораздо ближе и никем не населены. Хороший тайник для всего, что должно сохраняться в надёжной тайне.

— Что ж, разумно. Это всё?

— А в-третьих, досточтимый, это ещё и надёжное убежище на случай, если дела наши вдруг пойдут слишком скверно. И то, что доступ к этим островам сильно затруднён для обычных кораблей, в этом смысле скорее их достоинство, чем недостаток. Земля там плодородная, воды достаточно, климат здоровый и для наших людей вполне подходящий, море богато рыбой, а сами острова — хорошим строевым лесом. Там нет только металлов, которые придётся завозить из Испании, а всем остальным — не сразу, конечно, но после налаживания хозяйства — колония без особого труда обеспечит себя сама. Нужны только корабли, на которых туда можно доставлять людей и грузы.

— Чем плоха обычная гаула?

— Она слишком тихоходна, досточтимый. Без попутных течений и ветров она будет идти к тем островам тот же месяц, если не больше. И сколько она сможет оставить там людей?

— Зато она доставит туда и достаточно груза. Людям нужна еда и инструменты — ты же сам говоришь, что там нет металлов. Значит, всё равно придётся пользоваться и обычными грузовыми гаулами. А ты предлагаешь, если я понял правильно, какой-то гоночный кошмар…

В принципе со своей колокольни старик абсолютно прав. И это он ещё весьма тактичен, надо отдать ему должное. Я худшего опасался — Акобал вон, когда с ним этот вариант обсуждали, сперва ржал как сивый мерин, потом руками в ужасе махал. Никто и никогда ещё в привычном им мире не совершал длительных плаваний в открытом море на скоростных гребных судах. И дело не только и даже не столько в их низкой мореходности, сколько в их малой автономности. Ведь грузоподъёмность любого судна ограничена. Так одно дело нагрузить его ценным товаром, который, если очень ценен, так может и за один рейс судно окупить, и совсем другое — жратвой и водой для многочисленных гребцов. Какой же идиот станет гонять дорогое судно порожняком, то бишь не перевозя на нём полезного груза? А это ограничивает еду и питьё экипажа, снижая длительность автономного плавания, и наш вариант «скрещивания ежа с ужом» выглядел с этой точки зрения весьма сумасбродно. А предлагали мы модифицированную «гоночную» гаулу по образу и подобию драккара викингов. Если конкретнее — судна из Гокстада.

Ведь чем хороший скандинавский драккар от финикийской гаулы отличается, если в чисто специализированные конструктивные тонкости не вдаваться? Прежде всего — более обтекаемыми обводами носовой и кормовой части, что добавило бы ему скорости и при равном с гаулой числе гребцов. Но на нём их больше, гораздо больше. Мало того, что вёсла вдоль всей длины борта, так ещё и две смены гребцов, устала одна — её сменяет другая. Соответственно, каждый день плавания драккар в состоянии идти на вёслах вдвое дольше гаулы, что в сочетании с его гораздо лучшей скоростью хода даст, пожалуй, и трёхкратный выигрыш по пройденному за сутки расстоянию. И грузоподъёмность его не так уж и мала — ведь перевозит он вояк, а это значит, что кроме жратвы и воды для них ещё и оружие с какими-никакими доспехами. Судно из Гокстада, если его оценивать по фонфирксовским «Судам викингов», двадцать с чем-то метров в длину, пять с небольшим в ширину, шестнадцать вёсел на борт, всего тридцать два, полный экипаж — семьдесят человек. Копировать его вёсельную схему мы, конечно, не будем. Вместо шестнадцати вёсел мы оставим на одном борту восемь, но увеличенных, двухместных, то бишь два гребца на весле. Это и в чисто силовом плане выгоднее, и в организационном — нам достаточно иметь по одному опытному гребцу на весло, а его помощник может быть и малоквалифицированным. Да и вёсла мы в результате сдвигаем к средней части борта, где грести удобнее. В результате мы можем использовать судно драккарного типа по его прямому назначению — скоростной доставщик десанта. Туда, то бишь из Испании на Азоры, когда твёрдо рассчитывать можно только на вёсла, мы разбавляем постоянную квалифицированную команду вдвое за счёт наспех обученного «десанта», в доставке которого на Азоры и заключается основной смысл рейса. Вместе с ними мы имеем на пути туда две смены гребцов, используя тем самым возможности судна по максимуму. Пожалуй, за десяток дней достичь Азор — вполне реально. Там малоквалифицированных высаживаем — это ведь рабы, нужные для первоначального обустройства колонии, а в обратный путь судно отправляется со своим постоянным высококвалифицированным экипажем. Гребцов — уже одна смена, если число работающих вёсел не уполовинивать, но теперь ведь и жратвы с водой можно больше взять при куда меньшем числе ртов, и сам обратный путь удобнее. Уже есть попутное течение, а поднявшись севернее, попадаешь в его самую стремнину, да и попутные ветра там уже не редкость. Акобал, как я уже упомянул, поначалу в осадок от нашей идеи вывалился, но потом, выслушав до конца и въехав наконец в суть, призадумался и признал, что «в этом что-то есть».