— В общем, не так всё это по уму делается, — констатировал я, — Спартанских реформаторов сгубила их тупая долдонистая прямолинейность и непонимание того, что жизнь и мир вокруг них изменились. Тоньше надо было и гибче…

— А как именно? — поинтересовалась Аглея, когда Велтур перевёл обеим гетерам наши рассуждения на греческий.

— Ну, я же уже объяснял тебе, как это планируем сделать мы. Нам это, конечно, в некотором смысле легче — мы строим государство там, где его никогда не было, и нам не надо ничего ломать, чтобы построить новое. Даже сам народ, с которым мы будем строить наше государство, мы привели с собой из Бетики — работящий, дисциплинированный и привычный к порядку. И при этом все понимают, что на новом месте и порядки должны стать в чём-то новыми, да и не хочет никто жить так, как жили в Бетике в ПОСЛЕДНИЕ годы — иначе разве снялись бы с насиженных мест? В этом смысле нам гораздо легче.

— А что должен был — по-твоему — сделать Набис? — спросила Хития.

— Прежде всего — взяться за ум и не повторять ошибок своих предшестенников. Спарта прогнила не за год и не за десять лет, а за века, и наивно было надеяться исправить всё за считанные годы. Нельзя было спешить в таком большом и серьёзном деле. Для начала — не нужно было плодить себе врагов. Не надо было ему снова начинать войну с Ахейским союзом, который всё равно сильнее его, и не надо было трогать собственных олигархов. Он ведь владел приморскими городами в самом Лакедемоне и на Крите, имел торговый флот, да и с критскими пиратами договорился — ну так и наполнял бы себе свою казну доходами от морской торговли. Пусть и не так быстро, как в реальности, но он бы её всё равно наполнил и без ограбления богатых крупных землевладельцев, без этих казней, а главное — без этих бессудных расправ, которыми он и нажил себе больше всего врагов.

— А откуда бы он тогда взял землю для безземельных спартиатов?

— А зачем? Что они, работать на ней стали бы? Веками не работали, а только илотов гоняли и доводили их своими издевательствами до бунта! Ну так и зачем тогда им земля? В наёмное войско их вместо чужеземцев, а оружие и традиционные общественные трапезы — от казны. Разве не так было на Крите, порядки которого Ликург как раз и взял за образец? Вот и преподнести всем это дело так, будто это довершение до конца того, что и сам Ликург хотел, да не смог почему-то. И крупные землевладельцы тогда — не враги царю, а друзья. От него новых грабежей ждали, а он — молодец, вон как хитро выкрутился.

— Но смысл ведь был в увеличении войска, — заметила спартанка.

— Ну так если не спешить с войнами — куда спешить с увеличением войска? Взять в него и сделать спартиатами тех же периеков и освобождённых илотов столько, сколько в состоянии позволить себе казна. Главное ведь — показать, что всё обещанное выполняется без обмана и шанс со временем получат все достойные из числа желающих. А что медленнее, чем им хотелось бы — так все же и так понимают, что не настолько всё это просто, раз веками не делалось. Любой достойный, кто хочет стать спартиатом — со временем обязательно станет, надо только потерпеть и доказать этим свою лояльность и послушание. Вот пополнится казна — ещё сколько-то в спартиаты переведут…

— И что, всё это за счёт одних только доходов от торговли?

— Не только, конечно. Землевладелец — такой же спартиат, как и принятый на службу безземельный, и ему тоже можно дать такое же содержание от казны. Разве не все спартиаты равны по законам Ликурга? Сколько их там, всё ещё владеющих землёй, сотня? Разорит это казну? А за это — ввести с земельных владений налог в казну в размере — ну, скажем, десятой доли от доходов с них. Десятая доля — это немного, и из-за такого налога никто не взбунтуется. Ожидали-то ведь и опасались гораздо худшего…

— Но раз это немного, то сильно ли это обогатит казну?

— Ну, в целом-то со всех владений это выйдет не так уж и мало. Но главное — это я пока-что назвал тебе только то, что Набис мог бы сделать СРАЗУ же, едва только придя к власти. А со временем он смог бы и гораздо больше. Разве не получал он и в реальности немалых доходов от работорговли?

— Но ведь рабов он добывал на войне, а ты же сам говоришь, что с войнами ему спешить не стоило.

— У пиратов он ведь их за бесценок скупал? Вот и скупал бы больше. А вот с войнами — да, спешить не стоило. С настоящими войнами против того же Ахейского союза или против Мессении. Зачем это? С соседями дружить надо. А вот за морем, на Крите — можно было бы и потеснить Кносс, а то и вовсе честно и благородно поделить весь остров по-братски напополам с Родосом. Разве половина Крита не лучше трети? Как раз и от торговли доходы заодно увеличились бы…

— А чем Спарте торговать? Наш хлеб нужен нам самим, да и не купит его никто — египетский и боспорский дешевле. А изделия наших периеков-мастеровых хороши для нас, но за пределами Лакедемона ценятся изделия Аттики, например, или коринфские…

— А ваша лаконская сталь? Разве она не ценится повсюду?

— Лаконская сталь — единственное, что даже наши олигархи предпочитают своё, а не привозное! Но что же нам теперь, вооружать ей наших возможных врагов?

— Разве вы не вооружаете их ей и так?

— Но мы продаём её немного, а ты предлагаешь продавать больше?

— Не обязательно. За морями ваша сталь ценится высоко, но разбогател ли на ней хоть один из ваших металлургов? Богатеют иноземные купцы, покупающие её у вас за гроши и продающие за морями дорого. Почему бы вместо них этого не делать вашему царю и не обогащать этим свою казну?

— Может быть, но как-то это не по спартански. Спарта всегда славилась своими воинами, а не торговлей…

— И они тоже могут обогатить её. Я ведь сказал тебе уже, что с соседями надо дружить? Но вот беда — сами соседи ведь иной раз меж собой вздорят, и кто же откажется от первоклассных спартанских наёмников? Вот кто из них предложит лучшую плату или долю в добыче, в том числе и в рабах — тому их и дать на предстоящую кампанию. А самому не воевать, никчему это раньше времени…

— А землю — что, так всю и оставить толстосумам? И всего лишь за жалкую десятую долю доходов с неё?

— Ну куда ты так торопишься, Хития? Тише едешь — дальше будешь. Тут надо тоньше и гибче. Я ведь говорил тебе уже, что земледелие — самый малодоходный из всех видов хозяйственной деятельности? И хорошо ли то, что благородные люди не получают тех доходов, которые могли бы? Морская торговля — это, конечно, царская монополия, но почему бы не предложить большим и уважаемым людям заняться производством товаров? А самым лояльным из особой милости — и в царскую торговлю немножко своих денег вложить.

— Они и так не бедны! Куда им ещё?

— А туда же, в те же самые сундуки. А если у кого из них сундук и так полон, так ты за него не переживай — он ещё один купит и рядом поставит, гы-гы!

— Да я за них и не переживаю, — рассмеялась она, — Но в чём смысл?

— Так как раз в этом и смысл. Вот представь себе, проходит лет пять или шесть, открывает спартанский олигарх свой сундук, и что он в нём видит?

— Кучу денег!

— Правильно. Причём, гораздо большую, чем была бы от одних только доходов с земли. И если царь вдруг попросит его — не потребует, заметь, а попросит с полным уважением к его правам собственника — уступить часть его земли казне за справедливый выкуп, то станет ли этот толстосум упираться, когда полученные за неё деньги и в торговле, и в производстве дадут гораздо большую прибыль? И тогда земля начнёт возвращаться к государству, а илоты на ней — избавляться от издевательств со стороны спартиатов, которым они больше не будут принадлежать. Разве это не облегчит жизнь тем из них, кто не так крепок, ловок и храбр, чтобы перейти в спартиаты? И не справедливо ли будет, если за это им придётся платить в казну и две десятых со своего дохода? Тем, кто не служит, конечно…

— Ты имеешь в виду службу в войске?

— Да, в лёгкой пехоте во время войны. Лет через десять, когда подзабудутся их былые обиды — почему бы и не дать им лёгкого вооружения? Когда там Набис пришёл к власти? Шестнадцать лет назад? Если бы он действовал так — сейчас он УЖЕ мог бы создавать эту лёгкую пехоту.