Алеша вынул из-за пазухи сверточек:

— Я все время бегом, мама, шагом нисколько не шел. Торопился. Бабушка хотела меня оставить ночевать, да я не согласился. На, отдай, он, поди, им нужен. А нам для чего? Лежит без всякой пользы в земле…

Мать схватила Алешу за плечи и радостно прижала к своему сердцу.

— Настоящий ты у меня молодец, Алешенька. Поди, там каша осталась, поешь. Устал-то ведь как, родной.

В Карабаше шло все своим чередом.

В Конюховской шахте в ночную смену придавило шестерых рабочих. Это была вторая авария. За последний месяц в шахте погибло девять человек.

Возбужденные случившимся, рабочие первой смены отказались спускаться в шахту.

Стремясь успокоить рабочих, главный инженер Калашников обещал лично расследовать причину гибели людей. Но шахтеры требовали приезда управляющего. Выслушав по телефону доклад главного инженера, Петчер, раздраженный требованиями рабочих, предложил Калашникову приостановить работы в шахте, с «бунтовщиками» ни в какие переговоры не вступать.

— Сообщите смутьянам, — кричал он в телефонную трубку, — что я назначаю комиссию и поручаю ей расследовать, насколько виноваты сами рабочие и насколько администрация шахты. Если будет установлена невиновность рабочих, их семьи получат вознаграждение.

Передавая распоряжение управляющего, Калашников посоветовал рабочим разойтись по домам и спокойно дожидаться результатов расследования.

Озлобленные шахтеры встретили предложение главного инженера руганью, угрожая сбросить его самого в шахту. Только подоспевший наряд полиции спас Калашникова от грозившей ему опасности. Потрясенный происшедшей катастрофой и отношением к нему рабочих, Калашников растерялся.

«Как они не могут понять, — с огорчением думал он, — что я не хозяин, а связанный по рукам и ногам исполнитель чужой воли, и не могу по собственному желанию израсходовать на организацию безопасности даже ломаного гроша».

Вечером к Калашникову зашел Нестер. Калашников, сгорбившись, сидел на кушетке. Вид у него был расстроенный, глаза красные. Он до сих пор не снял спецовки, в которой утром был в шахте.

Поздоровавшись, Нестер сел к столу и после некоторого молчания спросил участливо:

— Очередная неприятность, Василий Дмитриевич?

— Да, — грустно ответил Калашников. — И, наверное, еще не последняя. Нет никакой гарантии, что сейчас в какой-нибудь из шахт не произойдет такое же.

— Но все это может окончиться трагично, — осторожно предупредил Нестер. — Рабочие волнуются, возбуждены, они могут пойти на крайность.

— Вы знаете, — безнадежно махнул рукой Калашников, — я не религиозный человек, но сейчас надеюсь больше на бога, чем на себя.

— Но нельзя оставлять этого так дальше. Пора, наконец, навести в шахтах порядок и прекратить убийство людей, — решительно возразил Нестер. — Это должны сделать техники, бог тут не поможет.

— Шахты до крайности запущены, — оправдывался Калашников. — Чтобы навести в них порядок, нужны большие ассигнования. Потребуется реконструкция некоторых шахт, а значит, и прекращение добычи руды.

— Раз такое мероприятие неизбежно, нужно на это пойти, — настаивал Нестер.

— Легко сказать «пойти», — обиделся Калашников. — А где же взять деньги? Я несколько раз обращался к управляющему и в правление общества, и что вы думаете? Они даже ответить не хотят.

— Тем не менее, — продолжал Нестер, — этот вопрос нужно решить, иначе вы первый будете в ответе. Если еще случится что-либо подобное, рабочие вам не простят.

— Я понимаю, — согласился Калашников. — Сегодня меня тоже спасла полиция. — Он схватился обеими руками за голову. — Вы хорошо знаете мое мнение о жадности наших хозяев. Вы также знаете мое отношение к людям. Но рабочие, оказывается, многого не понимают. Я почувствовал это по-настоящему сегодня. Я не виню их, но я хочу, чтобы и меня поняли. Мне кажется, необходимо еще раз обратиться с просьбой в правление общества горных заводов. Мы должны доказать им недопустимость создавшегося в шахтах положения. Надо требовать, чтобы семьям погибших выдали хорошее вознаграждение, иначе мы не сможем успокоить рабочих. — Он хотел сказать еще что-то, но только махнул рукой и замолчал.

Нестер тяжело вздохнул и укоризненно покачал головой.

— Досаднее всего, Василий Дмитриевич, то, что вы до сих пор еще не сделали выбора между рабочими и хозяином. Даже вот и сейчас, несмотря на явное преступление хозяев, вы думаете больше о том, как успокоить рабочих, а не о том, как наказать виновных в убийстве шахтеров.

— Нет, нет, — запротестовал Калашников. — Я никогда не стану на сторону хозяев. Но я не хочу разжигать и без того накаленную атмосферу.

— Боитесь осложнений? — помолчав, спросил Нестер.

— Да, я считаю их сейчас ненужными и бесполезными.

— А мы считаем, — энергично возразил Нестер, — что забастовка поможет вам добиться от хозяев удовлетворения законных требований рабочих.

Калашников печально покачал головой.

— Забастовка вызовет серьезный и тяжелый конфликт. Опять будут жертвы.

— Значит, вы возражаете?

— Нет. В принципе я согласен, — заторопился Калашников, — но я считал бы необходимым не предъявлять больших требований. Тогда можно будет легче достичь соглашения.

— Вы, Василий Дмитриевич, по-видимому, неисправимы, — безнадежно махнул рукой Нестер. — И ничего с вами сейчас, очевидно, не поделаешь. Ладно. Когда-нибудь, рано или поздно, но вы все-таки поймете, кто ваши настоящие друзья и кто враги, и научитесь действовать с врагами по-вражески, а с друзьями — по-дружески. Что же касается забастовки, послушаем лучше, что скажут завтра сами рабочие.

Петчер был крайне возмущен тем, что везде проходили собрания и рабочие выносили свои требования, а полиция ничего не делала.

— Такое может твориться только здесь, в стране варваров, — размахивая длинными руками, кричал он. — Что толку в том, что несколько человек арестовано? Все равно рабочие бастуют. И скажите из-за чего? Шесть дураков залезли в заброшенный штрек. Говорят, им не хватило крепежного материала. Разве не ясно, что они сами виноваты? Кто их туда посылал? Однако я готов пойти на уступки. Я не дикарь и согласен выдать семьям убитых по пятидесяти рублей. Больше ничего! Шахты переделывать не буду. Посылать в шахты нянек тоже не буду. А расценки? Почему они ставят вопрос о расценках? Почему? — вскакивая с места и обращаясь к присутствующим, спрашивал Петчер. — Какое отношение имеют к этому вопросу расценки? Это выдумка социалистов. Их бы следовало всех посадить за это в тюрьму. Всех до одного, понимаете?

— Требуют еще сменить управляющего, — деланно робким голосом вставил шпильку начальник шахты Папахин.

— Я буду телеграфировать в Петербург, в Лондон. Я вызову полицию, солдат, — бегая по комнате, кричал Петчер. — Я докажу им, как бастовать и предъявлять свои требования. Дураки! Обождите, я вам устрою забастовку!

Совещание длилось уже около часа. Присутствующие руководители завода и шахт с явным недоумением слушали ругань и угрозы управляющего. Петчер продолжал кричать и ругаться, а собравшиеся молчали.

Вдруг сидевший у окна механик Рихтер сорвался с места.

— Идут, сюда идут! Вот, смотрите, — испуганно закричал механик.

В кабинет неожиданно вошел почтальон. Приняв телеграмму, Петчер разорвал бандероль. Это был ответ Грея на его сообщение о забастовке и о требованиях рабочих. Грей — управляющий предприятиями Уркварта в России, — писал:

Петчер задумался. С одной стороны, он был недоволен сделанными уступками, а с другой, опасаясь лично за себя, хотел бы как можно быстрее ликвидировать конфликт.