— Прошу вас, господа, — выдавил он сквозь зубы, — остаться и принять участие в переговорах с делегацией. Рихтер, пригласите их сюда.

Первым просунулся в дверь Еремей.

— Заходить, что ли?

Не получив ответа, Еремей обернулся, замахал рукой, приглашая остальных членов делегации. — Можно. Заходи, ребята.

Вслед за Еремеем вошли Маркин, Кауров и еще четверо рабочих.

Поискав глазами место, где бы можно присесть, и не найдя его, делегаты стали около стены.

Петчер молча смотрел на Еремея, считая его руководителем делегации. Еремей также смотрел на Петчера и молчал, ожидая, чтобы тот заговорил первым.

— Наше слово последнее, — говорил он делегатам еще в дороге. — Не торопитесь. Как мы скажем, так и будет. С нами весь завод, уж на што меньшевики, и эти, как их, черт? Да вот, вспомнил, серы, и те, хотя жмутся, мнутся, но тоже поддерживают. Пусть попробуют с нами бороться.

Не отрывая глаз от Еремея, Петчер медленно поднялся.

— Вас прислали забастовщики? Вы — делегация? — спросил он Еремея.

— Кажется, угадал. Так оно, пожалуй, и будет. Делегация, — усмехнулся Еремей.

— Тогда разрешите сказать вам, — глухо и медленно начал Петчер, — что меня возмущает поведение здешних рабочих. Они, как видно, не понимают, что катастрофы не всегда являются результатом плохого руководства администрации. Катастрофы на производстве практически всегда возможны. Подобные катастрофы бывают на всех шахтах земного…

— На дураков рассчитываешь, а они умерли, — оборвал Петчера Еремей. — Не кастрофа, а убийство. Мало вам, что кровь и пот из нас, из живых, сосете, так еще пачками убивать вздумали. Зарядил: кастрофа, кастрофа! Нечего пыль в глаза пускать. Давай лучше о деле побалакаем. А о кастрофе потом вот им расскажешь, — при этом Еремей презрительно кивнул на сидевшего рядом с Петчером Рихтера.

Управляющий сжал в кулаки заметно дрожавшие руки. Хотелось как можно скорее выпроводить из кабинета этого ненавистного человека. Опустившись в кресло и стараясь придать своему голосу строгое спокойствие, он спросил:

— Говорите, чего хотят ваши забастовщики?

Вперед вышел Данило Маркин.

— От имени всех рабочих завода и лесорубов, — откашлявшись, сказал Маркин, — нам поручено предъявить вам такие требования.

Данило вытащил из кармана бумажку, расправил ее на ладони.

— Первое, — загибая палец левой руки, громко сказал Данило, — мы настаиваем, чтобы были отменены все распоряжения о снижении расценок по заводу, по шахтам для лесорубов и всех остальных рабочих. Немедленно. Второе: управляющему, вам, значит, уехать с завода, тоже немедленно. Третье: экстренно принять меры и навести порядок на всех шахтах. Установить для каждой шахты должность техника, ответственного за безопасность работы. Четвертое: семьям погибших выдать полагающееся по закону вознаграждение и платить членам семьи за счет завода ежемесячно пенсию до совершеннолетия детей. Пятое: разрешить рабочим, как это было раньше, ловить рыбу во всех озерах и не допускать порубки леса для нужд завода ближе, чем в пяти верстах от крайних домов поселка…

Петчер слушал Маркина, закусив нижнюю губу. Глаза тупо смотрели куда-то в сторону. Ему казалось, что все это дурной сон. И стоит ему проснуться, как всего этого не будет.

Зазвонил телефон. Трубку взял Рихтер. Послушав немного, он испуганно закричал:

— Не может быть! Да что ты? О, боже мой! Сейчас, сейчас… Возьмите, мистер. Я так и знал, беда! — От испуга на лице Рихтера выступили багровые пятна.

Петчер схватил трубку.

— Я слушаю, управляющий… Что? Сбросили в шахту? Живым?.. Всех?.. А что полиция? — завизжал Петчер. — Почему она не стреляет? Убили… разбежались. Что?.. Идут сюда?..

Глаза англичанина расширились, губы затряслись, выпавшая из рук трубка повисла на телефонном шнуре.

— Что же это будет? — застонал он жалобно. — Бунтовщики сбросили в шахту механика и еще кого-то. Сейчас они идут сюда, их много. Полиция разбежалась.

Маркин положил бумагу на стол. В усах затаилась мелькнувшая на миг усмешка.

— Собственной тени пугаетесь, господин управляющий.

— У нас, у русских, пословица есть, — перебил Маркина Еремей, — пакостливый, как кошка, а трусливый, как заяц.

Но даже и на эту грубость Петчер не обратил никакого внимания. С испугом он думал о надвигающейся опасности. Помощи ждать было неоткуда. Полиция разбежалась. Единственное, что оставалось делать… согласиться с требованиями забастовщиков. Правда, он многое теряет, но другого выхода у него нет. Нужно соглашаться, а дальше будет видно. Иначе эти дикари растерзают его.

Кашлянув, Данило напомнил о присутствии делегации.

Петчер, вспомнив, что забастовщики требуют его немедленного удаления, робко запротестовал:

— Я не могу решить вопрос о своем освобождении. Есть телеграмма. Мне запрещено. Я должен снова сделать запрос.

Маркин взял телеграмму, прочитал и вернул обратно.

— А как остальные пункты наших требований? — еще плотнее придвинувшись к столу и прямо глядя в лицо англичанина, спросил он.

— Остальные требования я принимаю, — сказал Петчер. — Беру на свою ответственность.

Данило достал из стопки несколько листов бумаги, положил их перед управляющим, подал ручку.

— Прошу писать в Петербург телеграмму. Как там, этому, еж тя заешь. Огрею.

Петчер догадался и написал адрес.

— Теперь пишите так: «Считаю себя виновным в гибели рабочих. Нужно обсудить вопрос о возможности оставления меня управляющим».

— Господин Данило, я прошу после слова «себя» разрешить написать слово «косвенно».

Подумав, Маркин махнул рукой:

— Ну, ладно, валяй, пусть будет косвенно. Теперь пиши дальше: «С вашим предложением в части расценок согласиться не могу. Чтобы не затягивать переговоров с рабочими, сегодня я отдал распоряжение об отмене приказов, снижающих расценки. Считаю это справедливым. Я согласился также установить семьям погибших пенсии». Прошу подписать, — предложил Маркин. Петчер подписал.

— А теперь нужно написать еще вот что, — подумав, добавил Данило. — Это мы в Петербург посылать, пожалуй, не будем, оставим здесь на телеграфе: «Все это договорено на добровольных началах между управляющим и делегацией рабочих».

Данило взял ручку, поставил число и подписался.

— Прошу, господа, удостоверить своими подписями наше соглашение, — предложил он присутствующим.

Неожиданно за окном послышались крики приближающегося народа. Маркин кивнул Еремею:

— Поди посмотри, что там.

Через четверть часа Петчер с дрожью в голосе читал с крыльца приказ перед двумя сотнями лесорубов.

Впереди лесорубов, откинув назад голову, стояла высокая худая женщина. Голова ее была повязана небольшим ярко-красным платком. Рядом с женщиной топтался совершенно босой, в холщовой рубахе и дырявых посконных штанах высокий, очень худой мальчик. Он то и дело помахивал небольшой, очищенной от коры березовой палочкой, на конце которой была прикреплена красная ленточка.

— «Осознав несправедливость сделанного, — косясь на мелькавшую перед глазами ленточку, шепелявя и коверкая слова, читал Петчер, — я добровольно отменяю приказы о снижении расценок всем категориям рабочих. Назначаю на каждую шахту по технику, поручаю им ликвидировать беспорядки. Полностью принимаю требования о вознаграждении семей погибших. Разрешаю рабочим ловить рыбу там, где они захотят. Я не дам разрешения рубить лес вблизи завода…»

Алеша обернулся лицом к лесорубам и громко закричал, размахивая палочкой:

— Наша взяла! Наша взяла!!

Прочитав приказ и морщась от криков ликующих лесорубов, англичанин вернулся в кабинет. Там он увидел, что все присутствующие с недоумением смотрели на Рихтера, державшего в руках телефонную трубку.

— Что еще случилось? — уставившись на механика, нетерпеливо спросил Петчер.

— Нас обманули, мистер, — закричал Рихтер. — Только сейчас звонил пристав Ручкин. Спрашивал, не нужны ли вам полицейские? Ручкин просил передать, что когда они с урядником спустились в шахту, туда неожиданно упал механик Гартман. — Рихтер вытащил из кармана платок и вытер им пот со лба. — Есть предположение, что его кто-то столкнул, хотя все в один голос доказывают, будто это просто несчастный случай.