Он не знал слово «борода» и продолжал бормотать:
— Воросы… Матаросу… Борьшевику!
И что-то крикнул в кухню. Прибежал солдат. Фельдфебель опять ткнул пальцем в матроса под стеклом, затем поднес свой кулак к лицу солдата.
Пронька и отец поняли: японец показывает, как старик с бородой — Матрос — ударил японского часового.
— Нет! — сказал Хохряков. — Это другой! Это мой брат, он погиб в 1917 году в Петрограде.
Не понимая, что ему говорят, или представляясь непонимающим, фельдфебель снял со стены рамку, вытащил из нее фотографию и сунул в боковой карман кителя.
— Борьшевику! — твердил он одно и то же.
— Нельзя так! Нехорошо! — Хохряков едва сдерживал себя. Пронька видел, как у отца сжались кулаки, на шее выступили синие жилки.
— Это харасё! — сказал японец, направляясь к двери. У порога он остановился и, улыбаясь, раскланялся…
Поздно вечером ребята еще раз вышли на «охоту». Объявления Фудзия срывали за мостом, в Теребиловке. Вера, повязанная старым материнским платком, работала снова в паре с Костей…
Глава восемнадцатая
Шапочка с голубой лентой
На другой день японские и семеновские патрули ходили по улицам Теребиловки. Там тоже не осталось ни одного объявления Фудзия. Об этом заговорили во всем поселке…
Едва Горяев вернулся из поездки, его вызвали в штаб. Полковник, с которым встречался смазчик, сказал:
— Нам ясно, что к срыву японского объявления причастны дети, а они, безусловно, действуют по наущению взрослых. Тебе задание: найти одну девочку, она развяжет язык, и мы узнаем все.
— Какую девочку, ваше благородие?
— Она носила белую шапочку с голубой лентой. Вот и все приметы!
У Горяева потемнело в глазах, его даже качнуло на стуле, и он, чтобы удержаться, протянул перед собой худые, пропитанные мазутом руки, нащупал край стола, ухватился за него.
— Что сделала эта девочка?
«Не просыхает от водки, скотина», — подумал о нем полковник и громко ответил:
— У вас там, в Заречье, ночью сдирала со стен важные государственные документы. На наше счастье, шапчонка ее оказалась в наших руках.
— Можно посмотреть?
Горяев привстал. Вытянулась вперед его маленькая головка, покрытая густыми, давно не стриженными и нечесанными волосами. Резче обозначились узкие, костлявые плечи. На полусогнутой спине и сквозь пиджак выступал бугорком позвоночник. На бритом, без бороды и усов, лице какие-то синие пятна, похожие на кровоподтеки. Красные от пьянства и недосыпания глаза впились в полковника. Глядя на Горяева, офицер вспомнил, как вчера докладывал начальству о своем новом агенте из смазчиков. «Это человек, которого схватили грубыми руками, бросили в грязную ванну, долго били-колотили, потом крепко выжимали, но в чистой воде не прополоскали и не погладили. Пропойных дел мастер. Используется для провокаций…»
— Не торопись, голубчик! — полковник смахнул с папиросы пепел. — Другая девица, значительно старше и, кажется, значительно глупее той девчонки, потеряла находку. Ты поможешь найти и шапочку и хозяйку.
Горяев тяжело опустился на стул. Полковник еще что-то говорил, но слова его летели мимо ушей смазчика. Он лихорадочно думал… В прошлом году Горяев ездил к родственникам в Вятку и привез оттуда для дочки белую вязаную шапочку с голубой лентой… Неужели Верка?..
— Ты что за голову хватаешься, — заметил полковник, — трещит, что ли, с похмелья?
— Трещит, ваше благородие, опохмелиться не успел!
— За девочку плата особая, ты это учти! — гудел баском полковник.
— Буду стараться, ваше благородие!
— У тебя дочь есть?
Горяев подскочил на стуле.
— А что?
Узнав, что девочка учится в школе, полковник посоветовал Горяеву привлечь ее в помощницы. Пусть она в классах и на улице послушает, не говорят ли дети о потерянной шапочке. Можно даже пустить слух, что какая-то женщина нашла белую шапочку, хочет отдать ее, но не знает кому. Девочка может подсаживаться к женщинам, которые, сидя на скамейках и завалинках, ведут разные разговоры. Возможно, что кто-нибудь пожалуется на небережливых детей, бросивших где-то ценную вещь… Да и жена смазчика могла бы осторожно расспросить соседок об этом…
Домой Горяев шел, как пьяный, глаза застилал туман. Вешая на гвоздь фуражку, осмотрел всю стену — Веркиной шапочки не было. Грузно прошел в комнату. Вера готовила уроки.
— Где твоя шапочка? — пристально глядя на дочь, спросил Горяев.
Девочка вздрогнула и, не отрываясь от книги, ответила:
— Где-то валяется. А тебе зачем, папа?
— На гвозде не видно!
— Я ее не ношу, холодно стало!
— Найди ее, это же теткин подарок.
Заниматься Вера уже не могла. Ее испугало насупленное, грозное лицо отца, его бегающие глаза и вздрагивающие руки. Полистав недолго учебники, Вера выскочила из избы, забралась на забор. Костя в огороде сгребал в кучу картофельную ботву.
— Костя!
Он тоже повис на заборе. Вера торопливо поведала ему о разговоре с отцом. Костя не знал, что делать.
А тем временем Горяев допрашивал жену: не приходила ли дочка в последнее время домой поздно. Оказывается, приходила, у какой-то подружки готовила уроки.
За чаем отец снова заговорил о шапочке. Вера на глазах отца перебрала все тряпки в большом сундуке, заглянула на печь, под стол и даже под кровать. Но, конечно, нигде шапочки не оказалось. Отец сидел хмурый, страшный. Он и пьяный никогда таким не был…
* * *
Собрались в бане.
— Кому нужна эта самая шапочка? Что из-за нее голову ломать? — наигранно небрежным тоном произнес Ленька Индеец, когда Вера рассказала обо всем, что случилось дома.
Костя готов был отлупить его за несообразительность.
— Да ведь из-за этой шапки всем нам голову снимут! — закричал он.
— А ты не ори! — Ленька толкнул Костю плечом. — Хочешь, я эту бабскую штучку в один миг достану?
— Брось трепаться, барон! — рассердился Шурка. — Тут дело серьезное, а ты зубы скалишь!
— Конечно, я граф Трепачевский! — кричал Ленька. — А вот это видели?!
И он бросил на подоконник белую шапочку с голубой лентой. Вера схватила ее, прижала к груди, не могла слова выговорить.
— Откуда ты… это… — прошептал Костя.
— За пазухой носил, жизнью рисковал, а вы…
— Молодец! Ай молодчина! — уже приговаривал Костя, любовно тузя Леньку кулаками.
— Да рассказывай скорее!
— Все равно не поверите!
— А ты без вранья! — зашумели ребята, чувствуя, как вся тревога, тяжелый страх свалились с их плеч.
Ленька торжественно помолчал и, не торопясь, с подчеркнутой небрежностью, начал:
— А что тут рассказывать… Иду, значит, домой. Смотрю: на мосту Конфорка стоит, в руках у нее шапочка. Слышу, купчиха всех прохожих допрашивает: «Не знаете ли, чья это шапочка? Кто-то потерял». Подхожу. Хотел это я ее с моста сбросить, да рядом с ней японец с винтовкой: «Э, думаю, хитростью надо брать». Знаю, говорю, чья это шапочка, дайте поглядеть. Беру, значит, левой рукой шапочку, а правой ка-ак размахнусь… и сбил у японца фуражку прямо в воду… Я драпанул с моста на берег, японец из винтовки два раза: бах! бах!..
— Не попал? — серьезно спросил Кузя.
— Он же с перепугу вверх бахал… Конфорка за мной, да где там! Сами знаете, как я бегаю! Вот и все!
— Историки когда-нибудь разберутся, где правда, а где брехня, — сказал Шурка. — Шапка у нас — это факт. Индеец — молодец! Это тоже факт!
Решили так: шапку Вера отнесет домой, но носить ее больше не будет.
* * *
Отец встретил Веру у порога.
— С легким паром, доченька! — хрипло и непонятно проговорил он.
Вера почувствовала, что у нее подкашиваются ноги.
— С каким паром? — спросила она еле слышно.
— Когда люди из бани приходят, им всегда так говорят!
— В какой бане, я не…
Отец схватил Веру за руку.
— Не ври, дрянь! Я все видел… Где ты была?
