— Кто дежурный?

Молчание. Священник шагнул к первому ряду, заскрипели его сапоги:

— Евгений Драверт, кто сегодня дежурный?

— Я… не знаю!

И опять стало тихо. Филарет обвел класс лихорадочным взглядом и, оставив на столе журнал, быстро вышел.

Через несколько минут вместе с отцом Филаретом в класс влетел директор.

— Что здесь происходит?

Класс не шелохнулся. Директор, заложив за спину руки, бегал от доски до печки и обратно. Его голова беспрестанно тряслась на тонкой, морщинистой шее. Отец Филарет стоял около дверей, пощипывая бороду.

— Прекрасно! — говорил на ходу директор. — Вы будете стоять весь урок!

Директор мерил шагами классную комнату, ученики молча провожали его глазами. Такой тишины на уроках никогда не бывало.

— Драверт, вы можете сесть!

Женька медленно опустился на скамью.

— Девочки тоже могут садиться, а с остальными мы поговорим потом.

Девочки продолжали стоять. Вскочил на ноги и Женька Драверт.

— Ах, вот оно что! — почти пропел директор.

Он еще походил немного и снова обратился к ученикам:

— Кто объяснит, что все это значит?

Молчание. На одном из окон билась осенняя муха. Директор сел на стул и уткнулся в классный журнал. Скрип его ботинок прекратился, и стало еще тише.

Сорок пять минут прошли в глубоком молчании. На перемене к Косте подбежал вихрастый старшеклассник в очках.

— «Панихида» прошла?

— А как же!

— Скоро у нас начнется!

В тот день «панихида» по исключенному состоялась в четырех классах. В пятый отец Филарет не пошел. К концу второй смены стало известно, что кто-то прибил гвоздями к полу его калоши… На вечер было назначено заседание педагогического совета.

В избах зажигались огни. Мать послала Костю за водой. В огороде у колодца он встретил Веру: соседи Горяевы пользовались колодцем Кравченко. Девочка поставила ведра на землю, сняла с плеч коромысло.

— Стя-ко, нес-при шку-ши?

От неожиданности Костя попятился и опрокинул одно ведро. Вода хлынула под ноги Вере.

— Что ты, Верка, болтаешь? Я не понимаю.

Вера подняла опрокинутое ведро.

— Не понимаешь? А я говорю так, как ты всех обучаешь… Беру слово, делю его на два слога, сначала произношу второй, потом первый. Например, стя-ко, стя-ко, стя-ко… Получается — Костя! Да ты сам попробуй!

— Ей-богу, Верка, ни черта не понимаю!

— Божишься, а еще тайный революционер!

— Тише ты! — Костя протянул руку, чтобы зажать девочке рот.

Вера отмахнулась коромыслом, осмотрелась вокруг.

— Здесь никто не услышит!

Посмеиваясь, она рассказала, как ходила за ребятами по следам, видела, как они закапывали знамя, бросала комья земли в окно чураковской бани. Однажды она ходила к Васюркиной матери за мясорубкой и решила посмотреть, в какой тайной квартире прячутся молодые революционеры. Когда раздались чьи-то шаги, спряталась в бане под полок. Вот тут-то она и слышала, как Костя объяснял Эдисону тарабарскую грамоту. Потом оставила на окошке записку. В день «сигаретной истории» видела, как Женька Драверт подложил Косте в сумку две пачки, вытащила их и бросила в печку. Написала и положила в Костин учебник записку, чтобы он остерегался. Вера думала, что Костя увидит записку и будет осторожен, так как в тот день сигареты прятали куда попало.

Костя слушал, и все у него внутри радостно пело.

— Ой, Верка, а мы-то думали!..

— Плохо вы думали!

— Ты просто молодец! И сегодня на панихиде вела себя, как настоящий революционер!

— Революционер! А где обещанные шишки?

— Знаешь, я для тебя на сеновале самые крупные спрятал! — И Костя побежал к сеновалу…

Вечером Ленька и Шурка сидели на старом курятнике под навесом во дворе Лежанкиных. Размахивая руками, Ленька с жаром рассказывал о школьной панихиде.

— Это я все придумал! Вот клянусь, что я. Если директор и Филаретка против тебя пошли, надо же им насолить. Сначала хотел гранату бросить в учительскую. Залез бы на подоконник и оттуда ка-ак…

— А граната у тебя есть? — остановил его Шурка.

— Граната! Ее у семеновцев можно стащить или у япошек. Да не в гранате загвоздка. В учительской от разрыва могла пострадать Лидия Ивановна — вот беда!

— Что же было потом?

— Задумался я как буржуйчиков шугануть. Дай, думаю, сорву уроки закона божия, чтобы небу было жарко. Ну, натравил ребят, началась заваруха. Забегали у меня директор с Филаретом…

Хотя Эдисон и знал, что Ленька привирает, но этот рассказ вернул ему хорошее настроение. Вот почему, когда под навес пришли Костя с Васюркой, а за ними Пронька и Кузя, изобретатель встретил их, как прежде, весело:

— Есть дело, милорды!

Он изложил свой план: выйти по двое на улицы Заречья и сорвать все объявления японского генерала. Один работает, другой стоит на карауле. Чтоб скорее сдирать бумагу со стен и заборов, Шурка собрал несколько обрезков от железных обручей.

— Надо бы и Веру взять! — предложил Костя.

Ленька запротестовал.

— Опять ты с этой бабой!

Уж не раз хотелось Косте отучить Индейца говорить так о Вере. И сейчас у него чесались кулаки, но ребята могли что-нибудь подумать, поэтому пришлось действовать только словами:

— Ты, Ленька, самый настоящий граф Трепачевский! Знаешь, Вера какая! Может, лучше тебя и лучше всех нас. Мы как называемся? Тайные революционеры и подпольщики! А скрываться — и то не умели. Вера все видела и все про нас знала. И в бане нас выследила, и записку написала: «Хие-пло вы льщики-подпо»… А ты…

— Заливай больше! — не верил Индеец.

Костя возмутился:

— Да Вера мне сегодня все рассказала!

Пришлось подробно объяснить, какой разговор состоялся у него с Верой.

Шурка спрыгнул с курятника.

— Джентльмены! Мы растяпы! Верка утерла нам нос! Ее надо принять. Жалко, что поздно, а то позвать бы ее.

— Я здесь! — послышался слабый голос то ли в углу навеса, то ли по ту сторону забора.

— Кто это? — оробевший Кузя соскочил с ящика, ударился головой о столб и плюхнулся обратно на свое место рядом с Пронькой.

— Я здесь! — повторилось в темноте. Теперь уже было ясно, что голос звучит под навесом.

— Кто это? — громко спросил Костя.

— Костя, это я, Верка!

— Да где ты? — радостно завопил Костя.

— За поленницей!

— Выходи! — приказал Шурка.

— Я тут застряла… Помогите!

Поленница тянулась вдоль навеса. От стены поленницу отделяло такое узкое пространство, что надо было удивляться, как это Вера втиснулась туда.

Наконец с трудом вытащили ее.

— Леди, как ты сюда попала? — строго спросил Шурка.

— За Индейцем шла, куда он — туда и я. Он к вашему дому, а я через забор в огород и под навес, вы же тут раньше собирались.

— Ты кому-нибудь говорила про нас?

— И не думала!

— А хочешь быть тайным революционером?

— Еще бы!

Шурка спросил, кто за то, чтобы принять Веру? Все были за.

— А ты, Индеец?

— Ладно уж, — отозвался Ленька с курятника.

— У нас не так просто, — пояснил девочке Шурка. — Надо дать клятву. Костя будет говорить, а ты повторяй.

Вера тряхнула косичками.

— Я знаю клятву! Слышала, когда вы знамя закапывали…

Без запинки, как давно заученное стихотворение, она произнесла клятву.

Шурка возобновил допрос:

— Не боишься, что тебя поймают семеновцы или японцы?

— Меня не поймают!

— А если из школы исключат, как меня?

— Все равно не сдамся! Клянусь!

— Пойдешь с нами японские листовки срывать?

— Хоть сейчас! — звонко ответила Вера.

Выходили по двое… Шурка пошел один — ему не было пары…

Поселок погрузился в темноту. Окна домов были прикрыты ставнями, лишь в узкие щели кое-где проливался свет и узкими полосками-лучами ложился на землю. Только станция, где на фонарных столбах мигали керосиновые лампы, выделялась манящим островком.