— Не беспокойтесь, товарищ лесничий.

Анне шла быстро, ловко уклоняясь в сторону от веток. Легко, как лань, она перескакивала через поваленные ветром деревья, мигом определяя, куда надо ступить, чтоб не провалиться по колено в грязь. Реммельгасу стоило немалого труда держаться с ней рядом, чтоб не пропустить мимо ушей ни слова из ее рассказа.

Нугис уже несколько ночей бродит по окрестностям, зная, что недавно лоси покинули болото Люмату. Они даже промчались через поляну у сторожки. Еще до этого в лесу раздался выстрел, и Нугис опасался за жизнь лосей. И его опасения оправдались: сегодня ночью, за несколько часов до восхода, тишину леса вновь нарушил грохот выстрелов. Нугис пошел по следам лосей и нашел место, где трава была забрызгана кровью. Раненый лось вскоре отстал от своих, свернул в сторону и кинулся через лес к острову на болоте Люмату. Нугис послал дочку за помощью, а сам по следам отправился на болото.

— Вы хорошо знаете, как туда идти? — спросил с сомнением Реммельгас, вспомнив о размерах Люмату.

Анне не ответила. Она шла напрямик, не раздумывая и не сворачивая, очевидно, хорошо зная, куда направился раненый лось. «Но как она думает найти на болоте отца или лося?» — продолжал недоумевать лесничий.

Они добрались до топкой поймы, сплошь заросшей густым ивняком, черемухой и ольхой. Между кочками блестела вода. Кочки так проминались под ногами, словно были надуты воздухом. Появилась голубика с хрупкими стебельками, распространял одуряющий аромат багульник. Кустарник сменился сучковатыми и приземистыми соснами. Когда они пробрались сквозь них, перед ними открылась пустая волнистая равнина. Солнце уже встало над нею, и все тут переливалось десятками оттенков красного, желтого и фиолетового.

Это было Люмату. Отдельные забравшиеся сюда сосенки жались к земле, их стволы и ветви, словно мучимые ревматизмом, были скрючены и изуродованы. Вереск, голубика и багульник покрывали землю высокой, по колено, порослью. Метров с двести тут было суше, чем в кустарнике на краю болота, но затем густую траву сменил мягкий, пропитанный водой мох. Почва колыхалась и чавкала под ногами.

— Осторожнее! — крикнула через плечо Анне. — Тут есть окна.

Реммельгас уже приметил их. — Покрытые мягким светло-зеленым мхом, на котором рос многокоренник и водяной лютик, они были совсем не приметны. Эти веселые полянки, окруженные частоколами осоки и пушицы, казались такими приветливыми, но и Анне, и лесничий старательно их обходили.

Они пробирались не прямо к середине болота, а держались правее. Им даже пришлось пересечь полуостров, глубоко вдававшийся в болото, и покрытый соснами, березами и сочной травой. Миновав его, они были вынуждены обойти маленькое, быстро зарастающее озеро с топкими берегами. С него, крякая и шумно хлопая крыльями, взлетели и принялись кружиться над людьми потревоженные утки.

Лесничий в душе выругал себя за то, что не изучил заранее болота Люмату. Он совершенно не ориентировался в этой системе островов, рощиц, озер и окон, он даже и представить себе не мог, где тут бродят звери, где находятся лосьи тропы. Анне же, по-видимому, ориентировалась тут не хуже, чем среди берез, ясеней и кленов возле своего дома.

Вдруг совсем рядом раздался свист ястреба, и лесничий, вздрогнув, посмотрел наверх. По небу тянулись редкие серые облака, но сколько Реммельгас ни смотрел, он так и не мог найти хищника, парящего над добычей.

«Ну да, тот уже улетел — вот его свист слышится совсем далеко, над одиноко вздымающимся островом».

И тут вдруг ястребиное «фью-фью» послышалось совсем рядом. Но как будто не в воздухе… И тогда лесничий понял. Он подошел к стоявшей впереди Анне.

— У вас это хорошо выходит, — сказал он одобрительно.

Анне улыбнулась и поспешила вперед. Вскоре Реммельгас понял, что дочь лесника не стала рисковать потерей времени на розыски надежной дороги, а пошла самым коротким путем прямо к видневшемуся на болоте острову. Этот путь проходил между окнами, порой совсем заросшими, и нередко стоило сделать только шаг в сторону, чтобы провалиться в тинистую, засасывающую и вонючую грязь.

В кустарнике на острове перед ними возникла высокая, слегка сутулая фигура лесника Нугиса. Он опирался на толстую можжевеловую палку, на плече у него висело ружье.

— Наконец-то! — сказал он тихо, словно боясь потревожить тишину острова. Тут и в самом деле была особенная тишина, не слышалось даже щебета птиц.

— Где лось? — спросила Анне.

— На этом самом острове. Я сидел тихо, чтобы не вспугнуть его. Теперь уж ему не уйти.

— А браконьеры? — спросил лесничий.

Нугис сжал в руке палку и неторопливо ответил:

— Не знаю, не видел их. Слыхать слыхал…

— В тебя стреляли? — Анне схватила его за руку.

— Не знаю… Выстрел был, но, может, стреляли в уток… Они как раз перед этим закрякали и взлетели…

Выстрел застал старика на полуострове, через который только что переходили Анне и Реммельгас. Лось уже убежал оттуда дальше, на болото. Старик сразу после выстрела отпрыгнул за корни поваленного дерева и даже вскинул ружье, потому что хоть кругом не было ни души, ему послышался неподалеку треск веток. Но потом все затихло. Нугис рассказывал обо всем этом отрывочно, вроде как с неохотой.

— Стреляли, наверно, просто так… — добавил он. — А может, хотели попугать меня, старика…

— Так я и поверила! — буркнула Анне, и ее зеленоватые глаза блеснули.

Нугис все так же спокойно и тихо продолжал рассказ о том, как лось промчался дальше, выбирая самые топкие и непроходимые места, надеясь таким образом отделаться от неотступных преследователей.

— Бежал сохатый, бежал, по колени проваливался, брюхом землю вспахивал. Прыгал в окна и плыл по грязи, словно кит. Добрался до острова, выбросил на берег передние ноги и втащил следом все тело, будто не впервой ему было так передвигаться. Тут опять кинулся бежать, потом устал. Лег, стал отдыхать. Подпустил меня шагов на сто, потом снова вскочил и помчался дальше… Я дал бы ему бежать своей дорогой, да пуля попала ему в живот, все равно уж не жилец он был.

Нугис умолк, опустив голову, и затем добавил, скорее обращаясь к себе, чем к другим:

— Красивей зверя в жизни не видел…

Сделав знак рукой, он раздвинул руками ветки и углубился в заросли, куда, наверно, редко кто заглядывал. Старик старался не шуметь и время от времени останавливался, чтобы прислушаться. Наконец он остановился и сделал предостерегающий знак палкой. Раздвинув последние ветви, все трое увидели небольшую полянку и лежавшего на ней темно-бурого лося. Лесной царь услышал их и вскинул голову, резко взмахнув широкими, как лопаты, рогами. Крепкие острые уши настороженно задвигались, толстая верхняя губа задрожала от тяжелого дыхания. Лось лежал так близко, что были хорошо видны его глаза, уже не косившие чутко по сторонам, как у всякого лесного зверя…

Сохатый собрался с силами и приподнялся на передних ногах. Его грива была запачкана и растрепана, на ней висели водоросли и клочья мха. Когда он поднимался на ноги, мускулы под его кожей вздулись от огромного напряжения. Это был крупный зверь, чуть ли не двухметровой высоты. Он гордо, как бы вызывающе вскинул голову и даже сделал шаг, но тут ноги его ослабели и красавец вновь рухнул на траву.

— Конец! — вздохнул Нугис. — Теперь в Сурру осталось только два лося — мать с годовалым телком.

— Так ты знал, что у нас в Сурру поселились лоси? — спросил Реммельгас.

Вместо лесника ответила Анне:

— А как же вы думали? У отца в лесу каждая косуля на счету, не то что лоси…

— А ты мне ничего не говорил. Раз я даже спросил тебя об этом, а ты ответил, что не знаешь…

— Не стану же я на погибель своим лосям рассказывать о них всякому, — ответил Нугис. — Человек ты был тогда новый…

Лось не двигался, лишь по тому, как поднималась и опускалась грудная клетка, видно было, что он еще жив. Он не попытался встать даже после того, как Нугис сделал к нему несколько шагов. Старик велел Анне и лесничему стоять на месте.