— Вы просите меня заменить вас? На передовой?

— Совершенно верно.

Хейдив встрял:

— Здоровье леди Джайны не позволяет ей…

— Я справлюсь, Хейдив, — отрезала Джайна. — Сегодня я высплюсь и завтра буду полна сил, разве нет?

Если от Роммата ей и удалось скрыть нотки отчаяния в голосе, то уж точно не от него. Хейдив хорошо успел ее узнать.

— Спасибо, леди Джайна, — поблагодарил ее Роммат и вышел.

Они остались одни и какое-то время молчали.

— Леди Джайна… — начал он, но понял, что опоздал.

Она спала. Хейдив взял ее на руки, такую легкую, и переложил на кровать. Потушил свечи кроме одной и вышел.

На черном полотне неба мерцали звезды. Обычная ночь, подумал он. Ничем не отличается от других, что приходили в Азерот до нее и будут приходить после.Прошлая ночь не повторится. В это сложно было поверить, но каждая последующая ночь укрепит веру.

Когда Оковы Н-Зота пали, Хейдив, как и все в этом мире, пережил кошмарные видения. Он оказался один на кишащем мирмидонами острове. Самый страшный кошмар для любого пандарена. Кого еще мог напугать подобное? Точно не леди Джайну, что сражалась с нагами в Пандарии. Но кто знает, с какими тенями прошлого сама волшебница сражалась в своих видениях. Кто знает…

Верховный друид бесшумно возник из темноты прямо перед ним.

— Как она? — без вступления спросил Малфурион.

— Спит. Сон лучшее лекарство.

— Не для всех, — уклончиво ответил друид. — Вы хороший лекарь, Хейдив-Ли?

Хейдив вздрогнул. Оказавшись вместе с умирающей леди Джайной в Пандарии, Ноздорму спросил пандарена о том же самом. Вопрос о его способностях не предвещал ничего хорошего.

— Кто-то ранен?

Малфурион пропустил его вопрос мимо ушей.

— У вас есть все необходимое для знахарства, Хейдив-Ли?

Пандарен вспомнил о скудном запасе трав и покачал головой.

— Нет. Но какую болезнь или раны мне придется лечить?

Вместо ответа Малфурион задал очередной вопрос:

— Никому и никогда вы не скажете о том, кто будет вашим пациентом. Особенно Джайне. Согласны?

Неужели это возможно, думал пандарен. Неужели возможно.

— Я могу отказаться? — неожиданно для самого себя спросил Хейдив.

— Можете, — пожал плечами друид. — Но никто, кроме вас, ему не поможет. Никто в целом мире, Хейдив-Ли.

Никто, кроме него. Разве эти слова не лучшее подтверждение самых смелых догадок?

Похоже, грядущая ночь будет не такой уж обычной. Пандарен решился.

— Я согласен.

Он во тьме. И он в ней не один.

Тьма жива и многолика. Она воет сотнями глоток, полнится криками и скрежетом когтей. Она несет смерть, и тем близка ему и понятна. Если смерть не страшит его, может, он часть этой тьмы? Бездушное порождение мрака — это он?

И да, и нет. Знания о себе туманны, как обрывки сна. Когда-то он мнил себя другим, мнил себя далеким от тьмы и смерти. Но он здесь. Значит, он ошибся? Ответа нет. Есть тьма, смерть и много крови. Кровь не влечет его. Ему неведом голод хищников вокруг него.

Твари ползут, летят. Он слышит, как под их тяжестью с хрустом ломаются каменные плиты. Дюжины коротких лап семенят вперед. Ползут по раскрошенной кладке неповоротливые тела, лишенные ног и крыльев. Они ничтожны. Кому-то они внушают ужас, но не ему. И они это тоже знают.

Ему известны звуки настоящего полета, кого-то иного, из другого мира. Тварям во мраке далеко до полета гордых, сильных существ. Хлопки перепончатых крыльев вызывают лишь снисходительную ухмылку.

Он разворачивается и идет в противоположную от смерти сторону. С тьмой ему не по пути, когда-то он верил в это. Он ни с кем не сталкивается. Рекой смерти они обтекают его, позволяя идти против течения.

Что если их движение — бегство? От чего-то или кого-то, кого они оставили позади, кто дышит им в спину. Они бегут от того, кто правит тьмой и смертью, подсказывает подсознание, кто повелевает уродливыми созданиями, не знающими света.

Он идет дальше.

Путь преграждает обвал. Кто бы ни ждал его по ту сторону преграды, путь окончен. Может ли он преодолеть его, спрашивает он сам себя. "И да, и нет", — туманно отвечает подсознание. Подсознание знает больше, нужно лишь правильно задать вопрос.

За кладкой тишина. Он касается неровных валунов, покрытых инеем. Холод несвойственен ему, возникает новое знание. Он порождение пламени. Огонь влечет за собой смерть, а смерть — тьму. Так он оказался среди тварей во мраке.

Обвал необъяснимо влечет его, он стоит возле него какое-то время. Ожидая, прислушиваясь — к тишине и к самому себе. Если он хочет найти ответы, нужно поворачивать обратно, говорит внутренний голос. Он вспоминает граничащее с безумием отчаяние из-за собственного бессилия. Бессилие новое для него чувство. Когда-то для его могущества не существовало преград.

Теперь все иначе.

Он обещает самому себе, что, получив ответы, вернется сюда, к нагромождению камней. Чего бы это ни стоило. Его мнение о стене может измениться, когда он узнает, кто он. Возможно, ему не захочется возвращаться. Но он должен.

Сейчас нужно уходить. Прочь от каменного обвала, хотя ему больно оттого, что он оставляет за ним невосполнимую часть самого себя.

Иней холодит пальцы — он опускает руку. Это его уход, а не тварей мрака, можно назвать бегством.

Вдруг яркая зеленая молния вспарывает тьму зигзагом. В изумрудной вспышке перемазанные кровью уродцы похожи на собственные надгробия. На миг они прерывают пиршество. Отвлекаются от мертвых тел повсюду. Кровь черным болотом затянула пол.

Свет внезапной молнии гаснет.

Долгие несколько секунд ничего не происходит. Твари снова шевелятся и рычат, раздирая добычу.

Вторая вспышка ярче и дольше предыдущей. Это не стремительная молния. Точка света не исчезает, наоборот растет, источая тепло, словно в каменных застенках каким-то образом взошло солнце. Легкое дуновение ветра приносит ароматы цветущих полей.

Из зеленого света растет тонкая древесная ветвь с молодой порослью. Она тянется, скользит по мертвым телам, опутывая их, скрывая под собой. Вместе с гибкой ветвью крепнут и побеги на ней. Вскоре обезображенные тела скрываются под широкими листьями. Лианы ползут к стенам, сплетая древесные узоры, карабкаются все выше. Вьюнки в нескольких местах пробивают каменную кладку насквозь, открывая доступ настоящему солнечному свету. Черная кладка рушится.

Другая половина лиан устремляется за тварями. Растения выхватывают их за ноги, хвосты, пасти и лапы, пронзают шипами, душат воздушными корнями и, отшвыривая мертвые тела, принимаются за новых. Жизнь одержала победу над пиршеством смерти.

Она появилась в лучах света и расправила крылья. Казалось, она была соткана из сияния расплавленных изумрудов. Одна из величественных гордых созданий, полетом которых он восторгался. Она была зеленым драконом. От ее рычания задрожали стены:

— Нелтарион!

В этот миг он осознал невероятное. Простое и сокровенное, столь желанное и искомое. Он расправил черные, как ночь, крылья, пробуя их силу. Отстранено, не чувствуя боли, заметил раны на своем, но все еще немного чужом теле.

Он был драконом. И его звали Нелтарион. Начало положено, время даст ему ответы.

Зеленая драконница прорычала:

— Следуй за мной, Нелтарион! — и растворилась в малахитовом глянце.

В два взмаха Нелтарион настиг зеленого портала и остановился. Неизвестно, что ждет его там. Но его выбор был однозначным. Лишь только свет исчезнет, тьма вернется. А с ней смерть.

Со смертью ему больше не по пути.

Похожий на небольшое озерцо, портал дрожал и менялся на глазах, переливаясь всеми оттенками зеленого. Чтобы ни было за этим порталом, вряд ли это будет хуже или опасней того, что ему довелось пережить здесь.

В последний раз он оглянулся на посеребренный инеем обвал, преградивший проход. Даже настырные плющи обходили обвал стороной, цепляясь воздушными корнями за ровную кладку стен. Когда-нибудь он узнает, что скрывается за этими камнями, и с бегством будет покончено.