Тралл в последний раз оглянулся на Джайну, рывком обнял ее напоследок и бросился за Малфурионом.

Ветер сбивал с ног. Под надежной защитой драконьих крыльев Тралл успел забыть о разбушевавшейся стихии. Черное небо взрывалось вспышками света. Прежде всего, Тралл различил зависшие над землей летающие корабли, но затем вгляделся вдаль, в горизонт, освещаемый неровным метанием драконьего огня.

Во тьме блеснуло закованное в адамантит тело дракона, и тут же исчезло.

— Он сможет? — прокричал Тралл Малфуриону. — Смертокрыл вытащит его оттуда?

Малфурион ненадолго остановился, прекратив спуск с горы, и, поглядев вдаль, сказал:

— Его зовут Нелтарион, Тралл. Пора бы запомнить.

Тварь слева чернее ночи и опаснее смерти. Он должен быть аккуратным, ведь он обещал Джайне, что вернется. Нелтарион поднимается выше, огибая скалу и тварь, укрывшуюся в ее расщелине.

«Стихии Азерота выбрали себе нового защитника, и это твой сын, Нелтарион. Тарион жив и сейчас он в Грим-Батоле».

Лишь пять хроматических драконов следовали за ним, остальные получили приказ сражаться за Редут, а те, что с Джайной, должны охранять ее, чтобы ни случилось. Ему хватит и пятерых. Должно хватить.

В конце концов, все зависит не от них, от него самого. Только он сможет проникнуть сквозь стену. Он должен верить.

«Ты знаешь крепость лучше любого из нас. И только тебя не страшит близость освобожденного Н-Зота».

Алекстраза говорила долго, без передышки, словно остановись она, то не сможет начать заново. Нелтарион не спрашивал, где она и почему решилась рассказать ему обо всем сейчас. Возможно, стоило спросить. Все-таки Тарион был важен и до того, как стал Аспектом-Хранителем, но Алекстраза и словом не обмолвилась о том, кто должен заменить его.

Ветер вконец обезумел. Один дракон нырнул в бок, уходя от столкновения с тварью, но ветер предательски подхватил его и швырнул прямо в пропасть. В живых остались четверо.

Это не их битва. Это его сражение против сил Н-Зота, который и без того лишил его многого, и Нелтарион не позволит отнять у него и самое дорогое. И это не его жизнь, хотя Малфурион сделал все, чтобы он смог остановиться прежде, чем станет поздно.

Сейчас каждое обращение к стихии обернется против него самого, а не только против тех, на кого оно направлено. Так однажды Ноздорму Вневременный переступил порог необратимости, и Время отвернулось от своего Аспекта. Смертокрыл Разрушитель давно переступил грань дозволенного — нельзя безнаказанно перекраивать земли Азерота на новый лад, как нельзя оборачивать время вспять для всего мира и вмешиваться в судьбы снова и снова. До тех пор, пока не пришло время Оков Тверди, Зов Древнего ограждал его от преждевременной смерти, от безумной боли, медленно убивающей изнутри.

Джайна будет жить, он уже добился этого. Тарион тоже.

«Только между вами двумя существует уникальная связь, ты всегда знал, где он, чувствовал его. Только ты можешь найти его там, в полуразрушенной крепости. Я верю».

Он не успел рассказать ей, что с тех пор, как стихия отвернулась от него, этой связи между ним и сыном больше нет. Потому он так безоговорочно поверил в его гибель, ведь больше не чувствовал его. Но Алекстраза права, ему не придется плутать по крепости, ведь он знает, где искать Тариона. Нелтарион помнит покрытую наледью стену, выросшую у него на пути. Он был уверен, что вернется и теперь он возвращается в Грим-Батол.

Это его последняя битва.

И она началась.

— Не положено! — услышал Андуин позади себя и обернулся.

Три солдата Альянса, назначенных охранять его, обнажили клинки.

— Пропустить! — тут же велел принц.

Солдаты недоуменно обернулись, но спорить не стали. Вождь Орды миновал их и, подойдя к принцу, тоже оглядел тонущую во тьме и не дающем света огне передовую.

Его отец где-то там, внизу, на изрытой почве, среди обманчивого света факелов и точно взбесившихся костров. Шаманы договорились с ветром, такие обрывки разговоров Андуин успел подслушать, пока шел сюда, к нависшему над равниной обрыву, но не с огнем. Пока отец лезет в самое пекло, пока командует высадкой солдат в разгар боя, — ведь твари Древнего Н-Зота ждать не будут, — все это время Андуин должен быть в безопасности. А это значит, стоять без дела, бессильно сжимая кулаки, и глядеть, как ветер, словно забавляясь, швыряет дирижабли, и их деревянные бока с невообразимым хрустом ломающихся костей проминаются от столкновений друг с другом.

На горизонте застыли три или четыре дирижабля Орды. Они ждали. Сначала Альянс, потом орки. Старо как мир.

И почему Андуин решил, что отец изменился?

— Он вернется, — сказал Гаррош.

Андуин кивнул, конечно, отец вернется, просто… Дело ведь не в этом.

— Альянс почти закончил высадку. Пора.

Гаррош крепко сжал его плечо вместо прощания, вышло почти по-отцовски, и зашагал прочь, к оркам, которых он все же убедил сменить плащи Культа на гербовые накидки Орды. А какое решение принял бы он сам, думал Андуин, провожая взглядом Вождя Орды, — всех ли можно щадить и всё ли нужно прощать? Его отец, например, подписал приказ казнить каждого, кто будет упорствовать и сохранять верность Сумеречному Молоту. Отчасти потому отец так рвался в бой, уж эти чувства Вариана Андуин понимал прекрасно — мстить было некому.

Конечно, Культом управляли Темные Советники, одним из которых и был архиепископ Бенедикт, и именно они, прежде всего, были повинны в войнах и конфликтах, вспыхнувших по всему Азероту. А несут ли вину эти отчаявшиеся люди? Или орки, примкнувшие к рядам фанатиков в поисках спасения? Повинны ли они в том, что власть — Вождь или король, какая разница, — не внушала им столько страха, сколько пришествие Древнего Бога?

Если бы Гаррош, рассуждал Андуин, был таким же упрямцем с несгибаемыми принципами, как его отец, то, при виде Смертокрыла, ему следовало бы броситься на него с топором и завершить начатое в Грим-Батоле. Но Гаррош лишь сухо осведомился у Королевы Алекстразы в миг, совсем не подходящий для этого, но тем и выдал себя, что только черный дракон и занимал его мысли все время, пока шли переговоры:

— Аспект Земли теперь за нас?

— Да, — ответила Алекстраза, она была в облике дракона и ждала, когда Вождь Орды заберется ей на спину. — Теперь мы можем лететь, наконец?

А Вариану не хватило и нескольких часов, которые понадобились Андуину, чтобы пересказать отцу изменившие его самого и его жизнь события. Уже только ради одного этого разговора стоило побывать в Грим-Батоле, ведь это был его самый долгий разговор с отцом, за всю его жизнь! Но и он не помог…

Андуин проводил взглядом вереницу красных драконов, поднявшихся в небо, и заметил, что дирижабли Орды пришли в движение — во тьме воздушные корабли походили на раздувшиеся грозовые тучи.

По сути, уже тогда, когда он спросил отца, можно ли ему присоединиться к высадке, он догадывался — ответом ему станет безоговорочный отказ. Не продвинувшиеся ни на йоту без вмешательства Королевы драконов переговоры и заключенное перемирие — всего лишь временное, как не раз подчеркивал Вариан, — служили прекрасными подсказками, что и мировоззрение, и его отношения с сыном остались прежними.

Над лагерем пронесся могучий драконий рев, и спину Андуина обдало жаром. Совсем как тогда в Грим-Батоле…

Все это время Смертокрыл был врагом номер один для всего Азерота, но никто из обитателей Редута, за исключением других Аспектов, пожалуй, не знал, почему положение вещей вдруг изменилось. Малфурион, подумал Андуин, вспоминая прибытие Смертокрыла в Редут вместе с леди Джайной, вот на кого в своем непримиримом упрямстве так похож его отец. Вариан даже не разрешил Андуину навестить Джайну, когда узнал, под чьей защитой она теперь находится.

Нелегко менять старые привычки, думал Андуин, но вдруг все-таки можно? Никто не охранял Андуина ни в Грим-Батоле, ни в лагере Драконьей Пасти. Только Свет. И, тем не менее, он справился.