Но Вовка не дрогнул, увидев ужасную эту расправу. Он гордо стоял, скрестив на груди руки.
— Гадский пес! — заорал Костик, сидя на заборе. — Моя шляпа! Пошел! Пошел вон!
Мишка бросил шляпу и, забегая задними ногами за передние, погнался за кошкой. Костик, не теряя собственного достоинства, спустился вниз и, отряхнув останки шляпы, воздел их на голову.
— У-y! Кабысдох!
Он подошел к Вовке.
— Ты что, Боб? Получил пробоину?
Вовка молча достал из-за пазухи пакет, запечатанный зеленой пластилиновой блямбой. На пакете было написано: «Джельтмену удачи Джеку Саймону, эсквайру». Костик соскреб ногтями блямбу и развернул бумагу.
«Бледнолицый брат наш! Совет Старейшин приглашает вас выкурить трубку мира и вступить в наше племя. Иначе погибнешь у столба пыток. Кто не с нами — тот против нас! Хау.
Сыновья Большой Медведицы».
Внизу были нарисованы скрещенные стрела и томагавк.
— Так, — сказал Костик, выкусывая занозу из ладони. — Бунт на корабле. Так-так.
— Что передать? — Голос у Вовки был скрипучий и противный.
— А кем я буду у вас в племени? — вкрадчиво спросил Костик.
— Охотником.
— Да-а?! — возмутился Костик. — Простым охотником? А сам-то ты кто?
— Я вождь, — скромно сказал Вовка. — Меня выбрали.
— Ага. А меня, значит, выбрали охотником?
— Ну, — смутился Вовка, — если ты совершишь какой-нибудь подвиг, то будешь… Великим Охотником!
— Шиш вам с маком! — гордо сказал Костик. — Без меня все придумали, без меня и играйте! Охотники… до чужих кур.
Вовка повернулся на каблуках.
— Боб! У тебя глаза голубые. Какой ты индеец!
— А ты — шляпа! — презрительно сказал Вовка через плечо и двинулся деревянной походкой, какой, по его мнению, ходили исполненные невозмутимости вожди, но тут за ним погнался Мишка, и Вовка, роняя с головы перья, позорно бежал.
— Ату! Ату его! — заорал Костик, приплясывая.
Из кустов жимолости вылетела легкая белая стрела и ударилась в забор.
— Шиш вам с маком! — закричал Костик и для убедительности свернул фигу. Потом сплюнул, величественно поправил шляпу и пошел на чердак.
Предатель, думал он, сидя в пыльном полумраке. Все предатели. Барометр показывал «ясно», а на душе было пасмурно. Костик с досадой захлопнул тетрадь. A-а! Тоже мне — береговое братство! Клиппер и кливер путают! Пирата от капера отличить не могут! А Боб так до сих пор уверен, что шпигат — это парус такой! «Джельтмены»! Костик ядовито усмехнулся. Но как бы там ни было, а капитан без команды — уже не капитан, а одинокий морской волк, доживающий свой век в сырой и грязной таверне. И низвержение с капитанского мостика сулило Костику жалкую, убогую старость.
В кейптаунском порту —
с какао на борту —
«Жанетта» поправляла такелаж! —
запел Костик бодрым голосом, но так фальшиво, что сам услышал это и умолк.
Тоже мне — Сыновья Большой Медведицы! Да что они знают?! Купера не читали. Сетона-Томпсона… И луки, конечно, из сырого тальника делают. А уж стрелу оперить… Да-а.
Костик натянул шляпу по самые уши. Чердак был постылым и неуютным.
Пойти посмотреть, что ли, лениво подумал Костик. А ноги уже сами несли его к люку.
Городской сад стоял замороченный полдневной жарой. Иногда раздавался железный скрип карусели или велосипедный звонок, но и эти редкие звуки вязли в зеленом мареве сада, пронизанном сухим ярким светом бледного неба. Солнце сильно нагрело траву и кусты, и от вялых листьев несло теплую пыльную волну запахов.
Костик перелез через кованую ограду, продрался сквозь колючую акацию и нырнул в заросли дикой вишни. Он бесшумно крался по только ему ведомым тропкам и видел себя в полной боевой раскраске и с томагавком в руке.
«Ястребиное Перо углубился в чащу леса. Шаг его был легким, а тело сильным и гибким. Ни одна ветка не дрогнула, ни один лист не шелохнулся на его пути. Мрачные глаза его сверкали. Проклятые гуроны! Они ответят за измену! Ноздри его уловили запах дыма…»
Костик осторожно отогнул ветви и затаился. На поляне горел костерок. Вокруг огня сидели на корточках пацаны. Вовка Голощекин пытался раскурить длинную трубку, ему помогали советами, и так это хорошо они сидели возле прозрачного костерка — кто мастерил лук и стрелы, кто поджаривал на длинных вицах кусочки хлеба, — что Костику страстно захотелось туда, в круг своих друзей, пусть простым охотником, он согласен, согласен! Костик сдвинул на затылок шляпу и вышел на поляну.
— A-а! Кинстинтин! — заорал Вовка. — Ур-ра!
Пацаны загомонили, замахали ему руками, и Костик облегченно вздохнул. И он уже шагнул к ним в круг, как вдруг заметил, что все они как один напряженно замерли и смотрят куда-то мимо него. Костик оглянулся.
Он их сразу узнал. Руза и Сват держали шишку на улице Гоголя, а на гоголевских даже шанхайские шишкари не прыгали. Руза и Сват шли к индейскому табору и улыбались, и Костику стало не по себе от этих улыбок. Сейчас трясти будут, подумал он, и все обмерло у него внутри — в кармане рубашки лежал рубль. Утром мама дала на молоко.
Они подошли к костерку, все расступились.
— О! Ништяк! — сказал Сват и, осторожно ухватившись за кусочек хлеба, потащил его с вицы, которую держал маленький Акуня.
Все молчали.
— Тебя как зовут? — спросил Руза Вовку Голощекина.
— Володя, — еле слышно ответил Вовка.
— Володя, — повторил Руза. — Вовик. Куришь, что ли?
Вовка потупился.
— Да нет… Это я так…
И стал ковыряться в трубке.
Руза достал грязную пачку «Севера», выскреб папироску, дунул в нее.
— А перья зачем? Клоун, что ли?
Вовка смутился, торопливо стал выдирать перья из башки.
— А что это вы костер палите? — спросил вдруг Руза строго.
— Да мы так… — совсем оробел Вовка.
Руза нагнулся, выбрал тлеющий сучок, прикурил.
— Филки есть? — равнодушно спросил он.
Сват, давясь сухим хлебом, подхватил с земли велосипед Акуни. Акуня жалобно смотрел на Свата.
Руза махнул Костику.
— Ты! Шляпа! Иди сюда!
Костик подошел, чувствуя под ложечкой острый холодок.
— Филки есть?
— Нету, — сказал Костик. И вдруг увидел, как Руза медленно, как бы с ленцой, запускает в его нагрудный карман рубашки два пальца, медленно достает оттуда желтую бумажку и так же медленно расправляет ее.
— Рваный! — удивился Руза. — А говоришь — нету. Нехорошо! И как-то сморщился. И как-то горько повторил: — Нехорошо!
— Отдай, — жалобно протянул Костик. — Это не мои.
— Не понял. — Руза снял с Костика шляпу и, загнув поля, примерил ее.
— Сват! Ну как? Идет? — крикнул он дружку.
— Ништяк! — заржал тот, выписывая кренделя на маленьком Акунином велосипеде, пытаясь поднять его на дыбы.
— Кончай! — робко просит Акуня. — Сломаешь.
— Не сцы! — кричит Сват.
— Отдай, Руза! Слышь, отдай, не мои… — чуть не плачет Костик.
— Что? — Руза прищурился, отвесил губу. — Не понял.
Костик замолчал.
— Недоволен? А? Сват! Не, ты понял, он недоволен!
— Че? Кто недоволен? — Сват бросил велосипед, Акуня тут же подхватил его и стал осматривать. — Этот, что ли, недоволен?
В руке его появился нож-лиса. Костик завороженно смотрел, как Сват ловко открывает его.
— Ты че, в натуре? Недоволен?
— Да нет, доволен, — ответил Костик, и все в нем замерло от сладкого ужаса.
Руза помрачнел и вдруг быстро и без размаха ударил Костика в лицо. Тут же разлетелись, как воробьи, пацаны, брызнул никелем велосипед, сверкнул, прошумел в кустах. Губы у Костика вспухли. Всмятку! — ошеломленно подумал он. Руза зло смотрел на него, не обращая внимания на упавшую шляпу. Потом подошел вплотную — руки на груди, — пыхнул папироской и, резко крутнувшись, саданул снизу наискосок локтем, так что челюсть хрустнула. Костик кубарем покатился по траве.
