Машина поднялась на узкий каменный мост, и бледный диск солнца скрылся за облаком. Притормозив, Роуэн пропустил через дорогу фермера со стадом черномордых овец. Карен задумчиво смотрела на животных, но в голове у нее царил полный сумбур.

Теперь ей открылась в характере Роуэна еще одна, новая для нее сторона, которую он не любил демонстрировать окружающим. Она догадалась, что ответственным за аварию на участке он чувствовал себя, так же как взвалил на себя всю вину за то, что произошло с ней. Принимая во внимание болезненные и запутанные отношения между ними, она не находила другого объяснения тому, что он так настаивал на ее приезде в Нэрсборо. Роуэн не мог не понимать, как тяжело ей находиться рядом с ним; да и сам пребывал в таком напряжении, что, несмотря на все свои усилия, не мог его скрыть.

Когда она пришла в себя, он был совсем другим. Как однажды заметила медсестра, только слепой не заметил бы, как он о ней заботится. Когда-то она так мечтала о том, чтобы узнать Роуэна с этой стороны, но теперь и сама не знала, как к этому относиться. Внимательный и заботливый Роуэн представлял для нее гораздо большую опасность, чем тот мужчина, с которым она непрестанно вела войну в течение последних трех месяцев. Она никак не могла понять, как ей справиться со своими чувствами.

В отдалении начал вырисовываться силуэт замка Нэрсборо, серые стены которого возвышались над утесом из песчаника. Должно быть, Карен сама не понимала, что делает, когда позволила ему уговорить ее пожить здесь. Соглашаясь, она не сомневалась, что только разбередит свои раны. Карен плотнее запахнула халат и украдкой покосилась на сидевшего рядом с ней мужчину.

Как обычно, за рулем он не разговаривал. Голос из радиоприемника сообщил о последней победе тори в парламенте, и Роуэн, что-то пробормотав, выключил радио.

Ей так хотелось прикоснуться к нему — ведь они нужны друг другу, они любят друг друга… Но Роуэн не хочет признаться в том, что любит ее, и следит за тем, чтобы у него оставалась возможность ускользнуть, если он почувствует, что не в силах совладать со своей любовью. И все же Карен с трудом сдерживалась, чтобы не протянуть к нему руку.

Хватит ли у нее сил сопротивляться его обаянию, если она будет жить в доме его родителей, совсем рядом с ним? Она едет туда только для того, чтобы провести курс лечения, и ни для чего больше. Карен оставила всякую надежду на то, что Роуэн когда-нибудь изменится.

Их отношения зашли в тупик, и при мысли о встрече с его родителями Карен чувствовала себя крайне неловко. С какой стати они должны принимать ее в своем доме? Она не была другом их семьи, и уж определенно не могла считаться невестой Роуэна. К тому же после аварии Карен не могла считаться и его подчиненной. В каком же качестве она туда приедет?

Мистер и миссис Марсден встретили их на площадке перед домом.

— Дорогая, — засуетилась миссис Марсден, — мы так надеялись снова вас увидеть, но, конечно, при других обстоятельствах. — Она бросила взгляд на забинтованную ногу Карен. — Роуэн поступил совершенно правильно. Не сомневаюсь, что доктор Гросс быстро поставит вас на ноги.

Она крепко стиснула ладонь своего мужа и вскинула на него глаза, полные нежности:

— Он сотворил настоящее чудо, вылечив Артуру спину.

Мистер Марсден лучезарно улыбнулся:

— Это чистая правда. Теперь, юная леди, перебирайтесь в дом и устраивайтесь. Болтать мы будем после.

— Мэри проводит вас в Голубую комнату, — добавила миссис Марсден. — Мы решили, что на первом этаже вам будет удобнее. Комната выходит в чудесный внутренний дворик. Роуэн, ты поможешь отнести сумки?

Роуэн сложил вещи Карен на кровать в ее комнате. В полном соответствии со своим названием Голубая комната была выдержана в синей гамме, включающей все разнообразие оттенков этого цвета, будь то тисненые обои на стенах или ковры и парчовые шторы на окнах. Даже кровать была застелена бледно-голубым парчовым покрывалом. В комнате имелась отдельная мраморная ванна и маленькая гостиная. Французское окно выходило в вымощенный кирпичом внутренний дворик и огороженный стеной сад, залитый лучами позднего осеннего солнца, в которых нежились громадные золотые хризантемы и пунцовые георгины.

— Ты останешься на чай? — обратилась миссис Марсден к сыну.

— Извини, мама, мне нужно вернуться на участок. — В дверях Роуэн обернулся. — В выходные я вас навещу.

У Карен сжалось сердце. Ей было невыносимо тяжело при мысли о том, что она снова увидит его. Знать, что он привез ее в дом своих родителей для лечения, было для нее и без того нелегким испытанием.

— Спасибо, но это не обязательно. Со мной все будет в порядке.

— Не сомневаюсь, — Роуэн нахмурился, — но все равно я загляну к вам. — И он, не оборачиваясь, вышел.

Карен смотрела на закрывшуюся за ним дверь. Его приезд только усилит ее тоску по нему. И все же при мысли о том, что он приедет, у нее потеплело на сердце.

Опасения Карен не оправдались, у Марсденов она чувствовала себя абсолютно непринужденно. Утром и в полдень Мэри приносила ей накрытый поднос, а мистер Марсден настоял на том, чтобы она пользовалась книгами, которые он отобрал для нее в своей библиотеке. Миссис Дэвис, с незапамятных лет служившая у Марсденов кухаркой, превосходила самое себя, стряпая самые вкусные блюда английской кухни. Несколько раз в неделю Карен навещал молодой доктор Гросс, а в промежутках между его визитами она отдыхала.

Вчера Карен впервые отважилась подняться на второй этаж. На верхней площадке лестницы она наткнулась на открытую дверь комнаты, расположенной прямо над ее спальней. Карен успела заметить, что убранство дома как нельзя лучше отражает особенности четы Марсденов и в особенности художественные наклонности миссис Марсден, поэтому, сгорая от любопытства, заглянула в дверь. Под вешалкой стояла дорожная сумка Роуэна. Это была его комната.

Карен осмотрелась по сторонам. Никого. Решив, что только глянет одним глазком, Карен вошла внутрь.

Комната была в точности такой, как она себе и представляла — массивная кровать из резного дуба с белоснежным бельем, застланным теплым одеялом. Стеньг уставлены книжными полками, а в углу раскинулся необъятный письменный стол красного дерева. Бледно-зеленый оттенок стен подчеркивали подобранные в тон шторы, платяной шкаф темного дерева и кресла, расставленные перед камином. Это была такая же сдержанная и красноречивая комната, как и сам Роуэн.

Потихоньку закрыв дверь, Карен спустилась к себе, поражаясь разительному контрасту между комнатой, где Роуэн провел свою юность, и спартанской обстановкой вагончика на участке. Жизнь заставила его пойти на компромисс. Но ведь и ее тоже.

Карен сидела в саду и ждала доктора Гросса. Справа от нее протянулось крыло главного здания усадьбы. Серый камень оживляли пунцовые сполохи виргинского вьюнка. Нежась под солнечными лучами, Карен наблюдала за тем, как в долине стайка певчих птиц бесчинствует в зарослях тисовых деревьев, усыпанных красными плодами. Она не вспоминала о работе, все ее мысли были только о том, как чудесно было бы поселиться здесь вместе с Роуэном.

У нее глухо заныло сердце. Скоро она уедет домой. Как жаль, что ей нельзя остаться! С каждым днем Карен все тяжелее было думать об отъезде.

Накануне вечером приехал Роуэн, он собирался провести выходные с родителями. Карен еще не виделась с ним, но при мысли о том, как она встретится с только что вышедшим из душа и чисто выбритым Роуэном, у нее захватывало дух.

Она бросила взгляд на свои золотые часики. Десять часов. Доктор Гросс прибудет с минуты на минуту. На родине Карен субботние визиты врачей были невероятным событием. Очевидно, физиотерапевт был давним другом семьи, или же решил сделать исключение для Роуэна. В дверь позвонили, и через мгновение косматая голова доктора просунулась в открытое французское окно.

— Вот вы где, — блеснув белозубой улыбкой, Гросс шагнул через порог и поставил на стул сумку с инструментами.