Она проснулась от того, что её дверь кто-то открывает. Резко села в постели – даже голова закружилась. Перед ней стоял граф Пален.

– В чём дело? – отрывисто проговорила она.

– Фрау Шарлотта. Государь только что скончался, – проговорил спокойно граф.

– Апоплексическим ударом, – добавил он наскоро, предвидя её расспросы. – Надо бы государыне сообщить.

Женщина встала с постели, выпрямившись во весь свой рост, позволявший ей смотреть графу прямо в глаза. Она поняла, что произошло, по его лицу, по несколько растрёпанному виду, по странному блеску в глазах. И он узнал, что эта старуха его раскусила и отпираться перед ней нынче не имеет смысла.

– Его же убили! – бросила графиня в лицо Палену.

– Конечно, – с ухмылочкой подтвердил он. – Теперь мы избавились от тирана.

Он приблизился к ней с намерением пожать ей руку, но фрау Шарлотта оттолкнула его от себя резким, сильным движением и, наскоро одевшись, вышла из комнаты.

– Куда же вы? Там повсюду часовые! – воскликнул он ей вслед.

– Я знаю свои обязанности, – сухо проронила пожилая дама, не глядя на цареубийцу.

Внизу лестницы и в самом деле стояли солдаты. При виде графини они сомкнули штыки. “Нашли чем напугать”, – усмехнулась она про себя.

– Ребята, я графиня Ливен, семнадцать лет служу государыне и иду к ней с докладом о состоянии её больного сына, – проговорила она по-русски. – Пропустите меня.

Штыки разомкнулись. Ей отдали честь и пропустили. Графиня несколько раз натыкалась на препятствия в виде стражи, но ружьями, шпагами и саблями её, жену генерала, мать четырёх офицеров, с ранней юности умеющую управляться с оружием, было не испугать. Судя по количеству находящихся в замке солдат, в перевороте участвовала вся Гвардия. “Что же они с ним сделали?” – подумала фрау Шарлотта. В последнем зале, справа от которого находились двери в покои государыни, а слева – в покои императора, собрался, казалось, целый батальон.

– Дайте дорогу, – спокойно произнесла женщина.

Солдат на карауле заколебался, кто-то сказал: “Это что ещё за баба? Гони её в шею!” и присовокупил что-то матерное.

– Вы не смеете меня задерживать! – возвысила она голос. – Я отвечаю за детей императора и иду с докладом к государыне о великом князе Михаиле, которому нездоровится. Не мешайте мне исполнять мои обязанности!

Не предвидя такой отпор от старушки, дежурный офицер поклонился и уступил ей дорогу в апартаменты, пробормотав “Excusez-moi, madame…”

Мария Фёдоровна сладко спала, прихрапывая во сне. Графиня потрясла её за плечо легонько.

– Mein Gott, Лотта, как же ты меня напугала! – испуганно пробормотала государыня спросонья. – Что случилось? Беда? С Мишелем?

Она вскочила с постели, растрёпанная, как ведьма.

– Нет, Ваше Величество. Его Высочеству лучше, он спокойно спит.

– Кто-то другой заболел? Из детей? – не унималась Мария, которую охватили самые страшные предчувствия, тем более, лицо её верной служанки, прибежавшей к ней посреди ночи, было торжественным и скорбным.

– Все здоровы, государыня, – отвечала фрау Шарлотта, стараясь не глядеть на неё.

– Ты что-то скрываешь от меня, – прошептала её повелительница. – Иначе зачем бы ты пришла ко мне в пол-третьего ночи?

– Дети здоровы, Ваше Величество, это истинная правда. Вот только Его Величество чувствует себя очень нехорошо, – тихо произнесла пожилая дама.

– Странно, что с ним? Вечером же был здоров? И как это вдруг… – Мария Фёдоровна села на кровати, немного успокоившись. – А доктор был? Что говорит?

Графиня села рядом со своей госпожой и позволила себе такую вольность, как взять её за руку.

– Государя больше нет с нами, – произнесла женщина, опустив глаза.

– Как это нет? Так значит, он… – перед глазами государыни всё плыло. – Он…

– Он скончался, – подтвердила графиня, чуть было не добавив: “И не своей смертью”.

– Просите Господа Бога принять усопшего в лоно Своё и благодарите Господа за то, что он вам так многое оставил, – вместо откровений произнесла набожная фрау Шарлотта и первая перекрестилась, начав вслух читать Vater Unser.

Государыня посмотрела на неё расширившимися голубыми глазами и тоже встала на колени перед образами, молясь по-русски, но крестясь так, как крестятся лютеране – всей пятернёй, а не тремя перстами. Она была не в себе, путала слова, а потом, произнеся “Аминь”, встала с колен и, вперившись взглядом в погасшие серо-голубые глаза своей служанки, прошептала:

– И что же теперь, я императрица? Надо всем объявить! – и решительным шагом направилась из покоев, даже не удосужившись одеться и причесаться.

– Постойте, Ваше Величество! Там всюду стража! – воскликнула Шарлотта Карловна. – У них ружья заряжены боевыми патронами!

– Лотта, – торжественно воскликнула Мария Фёдоровна, накидывая на себя поданный ею халат. – Ich Will Regieren! Я выйду к Гвардии! Они присягнут мне! Я коронована… О Господи… – простонала она и лишилась чувств.

На шум сбежались все слуги и домочадцы императрицы, и доктор был тут как тут, вместе с ланцетом, которым распорол вену на пухлой белой руке государыни, чтобы привести её в чувства.

Графиня Ливен сама пошла запирать двери, пока все возились над несчастной вдовой, казалось, обезумевшей от потери. За дверью женщина услышала голос великого князя:

– Мама, откройте, – умолял он, перемежая свои слова рыданиями. – Мама, это какая-то ужасная ошибка, этого не должно было случиться.. Откройте мне, кто-нибудь!

– Ваше… – фрау Шарлотта не знала, как теперь называть Александра – “Величеством” или “Высочеством. – Государь. Вашей матери не хорошо. Она без сознания. Не стоит пока с ней видеться…

На её слова ответили рыданием, а потом, судя по голосам, явилась великая княгиня Елизавета и начала что-то тихо, но настойчиво говорить – что именно, графиня не разобрала. Александр Павлович дал себя увести.

Когда государыня наконец-то пришла в чувства, она стала требовать, чтобы её провели к покойному мужу.

– Я должна сама увидеть, что с ним произошло, – твердила она сквозь слёзы. – Мой милый Paulchen, как же так… Ведь не может быть, чтобы так сразу…

Добрая половина её окружения знала, что же на самом деле стряслось с “милым Паульхеном” и не хотела её пускать в спальню мужа, наперебой уговаривая её потерпеть.

– Он убит, – прошептала она. – И вы все знаете об этом. И не смеете меня долее задерживать!

Мария Фёдоровна оттолкнула от себя фрейлин и статс-дам, предлагавших ей питьё, холодное полотенце на лоб, хватающих её за руки и направилась к двери.

– Это невозможно, Ваше Величество, там очень опасно, все вооружены, – отчаялась уговаривать её Шарлотта Карловна, которая и сама чувствовала себя на грани обморока.

– Пусть меня убьют! Пусть! Я должна его видеть! – патетически воскликнула женщина и открыла дверь сама.

Стража её не пускала, и тогда императрица рухнула на колени в истерике, заклиная открыть дверь, за которой два часа назад свершилось цареубийство. Офицеры умоляли её встать, но она лишь отрицательно мотала головой и говорила: “Откройте, тогда встану”. Какой-то лейб-гренадёр подошёл с ней со стаканом воды. Она оттолкнула солдата и выпрямилась. Закричали: “Матушка, не боись, мы все тебя любим!” А графиня продолжала, используя весь свой дар убеждения, уговаривать свою повелительницу вернуться к себе, отдышаться, успокоиться. Шарлотта примерно представляла, что может твориться в этой спальне и в каком виде находится тело государя, и меньше всего ей бы хотелось, чтобы Мария Фёдоровна своими глазами увидела обезображенный труп мужа.

– А потом-то меня к нему пустят? – умоляюще спросила императрица.

Все офицеры поклялись, что да, только надо подождать хотя бы полчаса. Успокоившись, государыня ушла к себе в покои. Графиня подумала, что надо бежать к детям, отвезти их из дворца, где убили их отца, и направилась в покои великих княжон. Поднимаясь по лестнице, она увидела своего среднего сына, при полном параде, при шпаге и Аннинской ленте.