- Нет! – кричу я и опускаю флоггер к полу, вместе с силой, заключенной в его хвостах. – Нет, я не могу этого делать, – я начинаю рыдать. – Твоя бедная спина, она кровоточит.

Без сил я опускаюсь на колени, плеть выскальзывает из моей руки, голова склоняется, и я реву. Как все могло дойти до этого? Я стегаю любимого мужчину до крови.

Доминик вздрагивает и медленно приподнимается. Он весь одеревенел от боли, и, когда оборачивается, чтобы взглянуть на меня, его глаза тоже влажные.

- Бет, не плачь. Разве ты не понимаешь? Я не хочу причинить тебе боль.

Это кажется таким горько-ироничным, что я плачу еще сильнее.

- Эй, моя девчонка, девочка моя, - он сползает с сиденья и подходит ко мне, опускается рядом на колени и берет меня за руки. – Не плачь.

Но у него самого печальное лицо, глаза поблескивают от слез. Я не могу даже обнять Доминика – его спина слишком воспаленная для этого. Вместо этого я тянусь и прижимаю ладони к его такому любимому лицу.

- Как все дошло до такого? – шепчу я. Затем медленно встаю. – Я больше не могу этого делать. Я знаю, тебе нужно пройти через чувство вины или какую бы там ни было гребаную хрень, которую ты испытываешь, но я больше не могу выступать твоим инструментом. Это причиняет слишком много боли, Доминик. Прости.

Я разворачиваюсь к двери и выхожу из квартиры. Я не хочу покидать его, но знаю, что если не уйду сейчас - мое сердце разорвется.

На работе Джеймс со мной ласков. Он видит, что мои эмоции в полном беспорядке, и у меня сейчас происходит что-то серьезное. Должно быть, он сожалеет, что взял меня, как мне кажется, с тех пор как я стала у него работать от меня не особо много пользы.

Но мне удается сфокусироваться на работе – вообще-то, это помогло, ведь пока я занимаюсь организацией выставки, я могу забыть про вчерашнюю отвратительную сцену. Я вспоминаю о ней с чуть притупленным ужасом. Такое чувство, что я попала в капкан какого-то кошмара, где любовь и боль глубоко и неразрывно переплетены, и впервые я не знаю, смогу ли выдержать это.

Я думаю об Адаме – спокойном, предсказуемом Адаме – который ждет моего возвращения домой. Возможно, это и есть ответ. Возможно, мир великих страстей и высокой драмы – не для меня.

Но, похоже, решения не существует: сердце у меня будет разбито в любом случае – продолжу я или нет.

Днем Джеймс приносит чашечку чая со словами:

- У меня есть новости от Салема.

Салем – это постоянный ассистент Джеймса, и – как я могу судить по его файлам – невероятно организованный и эффективный.

- На следующей неделе он выписывается из больницы, - продолжает Джеймс чуть робко. – После чего вернется к работе.

- Я всегда это знала, - отвечаю я. – Вы никогда не притворялись, что будет иначе.

Джеймс вздыхает и снимает свои очки в золотистой оправе.

- Знаю, но мне нравится твое присутствие здесь, Бет. К тому же ты добавила в мою жизнь пряности и специй. Как бы мне хотелось быть в состоянии найти способ, чтобы сохранить в штате и тебя.

- Не переживайте, - говорю с улыбкой. – На следующей неделе я должна съехать с квартиры Селии. Я всегда знала, что это была лишь временная жизнь.

- О, Бет, - он кладет руку поверх моей. – Я буду по тебе скучать. Надеюсь, ты всегда будешь считать меня своим другом.

- Конечно, буду. Вам так легко от меня не отделаться! – я очень стараюсь, чтобы мой голос звучал как обычно, но внутри все скручивает от неопределенности. Что, Бога ради, мне теперь делать? Даже если осенью Лора захочет разделить со мной аренду квартиры, до тех пор мне придется поехать домой. Без работы и без жилья, что может удерживать меня тут?

Доминик?

Я отгораживаюсь от этой мысли. Слишком тяжело думать об обеих альтернативах: быть с ним или быть без него кажется одинаково болезненным.

- Если появится что-то подходящее для тебя, я дам знать, - говорит Джеймс.

- Спасибо, Джеймс. Буду очень признательна.

- Как дела с Домиником? – спрашивает он неуверенно. – Есть изменения?

Секунду я медлю, обдумывая, сколько могу ему поведать. Затем произношу: - Не думаю, что что-то получится. Мы слишком разные.

- Эх, - вздыхает он с пониманием. – Боюсь, это похоже на ситуацию, когда женщина влюбляется в парня-гея. Ты думаешь, что его можно изменить, но реальность такова, что это невозможно. – Он вновь поглаживает мою руку в утешении. – Мне жаль, дорогая. Ты найдешь кого-то другого, уверен.

Я сомневаюсь, что смогу что-то произнести, поэтому просто киваю. После чего склоняю голову и продолжаю вносить изменения в клиентскую базу, пока он не заметил, что мои глаза полны слез.

Когда я иду домой, Лондон взрывается радостью пятничного вечера, хотя солнце полностью скрылось под густой серой дымкой облаков. Все еще тепло, но отчасти душно и воздух более разряженный, чем обычно.

Уже направляясь к лифту, я ощущаю, что что-то изменилось. К тому моменту, как я открываю дверь в квартиру, я уверена, что в окружающей атмосфере произошли изменения. Впервые де Хэвилленд не выскочил ко мне на встречу, вскинув хвост. Затем я вижу два больших чемодана в прихожей.

- Приве-е-ет, - доносится до меня голос, и мгновение спустя в дверях гостиной появляется изящная пожилая дама. Она высокая и элегантная, на ней с голубым принтом шелковое платье с запахом. Ее кожа с морщинами, но мягкая как у младенца, а серебристые волосы уложены в шикарную стрижку. Это Селия.

Я таращусь на нее в изумлении, разинув рот.

- Знаю, знаю, - заявляет она, подходя ко мне с раскинутыми в стороны руками. – Мне нужно было позвонить! Я планировала, но когда собралась звонить, мой телефон не работал, а когда заработал, то я была слишком утомлена всеми этими паспортными процедурами, аэропортами и всем прочим.

Я все еще пытаюсь переварить происходящее, когда она стискивает мои руки и целует в обе щеки.

- Я что, неправильно поняла? – спрашиваю я. – Я думала, вы возвращаетесь на следующей неделе.

- Нет, все верно, но я больше ни секунды не могла выносить этого ужасного «дома престарелых»! Мне никогда не приходилось так надолго быть запертой с таким количеством страшных зануд. Не могу поверить, что выдержала так долго. А еда… - она подняла глаза к небу. – Я, должно быть, испорчена, дорогая, но считаю, что нет никакого нравственного оправдания тому, чтобы еда была на вкус отвратительной! Вообще-то, я веду себя гораздо лучше, когда могу трижды в день вкусно питаться. Не расстраивайся моему раннему возвращению домой.

- Конечно же, нет, - убеждаю я, хотя на самом деле это так. Ужасно.

- Тебе не нужно съезжать, ты можешь оставаться тут до оговоренного срока, но мне придется попросить освободить мою кровать. Боюсь, что семидесятидвухлетним маленьким пожилым дамам полагается иметь их роскошные матрасы и поддерживающие подушки. Но мне говорили, что мой диван более удобный, чем кровати во многих отелях. Так что ты можешь спать на нем.

Она улыбается мне. У нее и впрямь самая удивительная кожа: на вид она такая же мягкая, как ткань.

- Ну, если Вы не против, - говорю я нерешительно. В конце концов, мне некуда идти и мне еще неделю работать на Джеймса. Пожалуй, я бы могла поискать другие варианты на следующей неделе, хотя не знаю какие.

- Конечно же, нет. Квартира выглядит прекрасно, а довольный де Хэвилленд аж светится. Ты явно хорошо заботилась о моем маленьком ангеле. Ну а сейчас, есть ли у тебя планы на вечер, или я могу пригласить тебя поужинать где-нибудь?

У меня нет особых планов, разве что посмотреть, удастся ли увидеть Доминика в его квартире напротив. Но, полагаю, сейчас это может подождать.

- Было бы здорово поужинать, Селия. Спасибо, - говорю я с воодушевлением.

- Превосходно. Мы сходим в бар «У Монти». У них прекрасно готовят, и я чувствую, что действительно заслужила это после всего, что мне пришлось пережить.

Бар «У Монти», как и ужин, который купила мне Селия – чудесные, но я не могу удержаться от желания быть сейчас дома, в одиночестве, в ее тихой квартире, чтобы выяснить дома или нет Доминик. Она очень интересная и забавная, много спрашивает о времени, проведенном мной в Лондоне и о работе в галерее. Но я чувствую, будто мне следует быть где-то в другом месте. Этим вечером мы возвращаемся домой поздно, и когда у меня, наконец-то, появляется возможность взглянуть из окна гостиной на противоположную квартиру – в ней темно.