25 ноября
Пушкинские Горы
Юля – Марине
Ой, Марина, цирк – это здорово! У нас тоже был снег, растаял. Сейчас только ветер и дожди. Свиристели носятся по окрестностям, едят рябину. Видела щеглов на репейниках. Ирма слушает дятлов. В полях свистят снегири. Еще недавно видели рядом диких гусей, остановились поесть на поле травку.
Хиддинк стал мощным парнем и взял меня под свое крыло. Когда он распахивает крылья, то он как огромная сосна или ель, всех нас, Марина, и защитит и собой укроет.
У меня появился новый воспитанник – Кутузов, по прозванию догадываетесь, что с ним произошло. Это гусенок, очень слабенький; огромный лебедь, сволочь, его побил и дал в глаз. Теперь у меня Кутузов и одновременно адмирал Нельсон.
Журавли так кричат хорошо, Марина. Приезжало псковское телевидение и снимало, как журавлик ест с моих рук, идет на мой голос, как мчится навстречу Андрею лось Лосось.
Утром туманы, иногда иней.
Кстати, что интересно – у меня уже есть новая книга Дины Рубиной. Абсолютно случайно на сельском рынке среди ревущих, гогочущих поросят и гусей, на сельской ярмарке в честь урожая я ее разглядела на прилавке. Купила мед и шерстяные носки.
Купила себе еще тельняшку.
Случайно у Марика с Олей нашла книжку старшего брата Лёни про Канаду.
Пожалуй, все.
Еще. У нас появилась лошадь. Огромная, отказная (из-за лет), выше всех нас намного ростом, ганноверская кобыла Громуша. Черная, как ночь.
Верхом на ней иногда неспешно прогуливаемся.
Любим вас. Тихо идем по лесу.
Мы.
28 ноября
Пушкинские Горы
Юля – Марине
Привет, Марин! Я вам уже рассказывала, что нам часто привозят больных или найденных животных, подраненных и сбитых машинами, а иногда и просто «отказников».
Из дикой природы много сов, много аистов, а тут недавно отдали нам шиншиллу. Никогда такого зверька не видела и не интересовалась им. Ну, крыса крысой. Серенькая, с большими ушами, толстенькая (то есть он толстый, это мальчик), и ножки худенькие и маленькие. Зовут Шушей. Он сейчас живет в туалете.
Кто, Марина, у нас только не жил в туалете! В туалете перезимовала и выросла косуля.
Марик однажды у нас чуть не умер, когда в унитазе увидел маскового неразлучника, оранжево-красной морфы, который туда случайно упал и ждал, кто же его достанет. В туалете ночевала и практически тоже выросла наша дикая свинья Чуня. Там ночевала вислобрюхая вьетнамская свинья Мазута, будущая жена кабанчика Уголька.
И вот – Шуша. А в туалете стиральная машина. Мы заложили туда белье стирать, и в самый-самый последний момент, когда вода уже стала, как в последних кадрах «Титаника», захлестывать «иллюминатор», показались отчаянные глаза Шуши, растопыренные и прижатые к стеклу уши и ладошки.
Слава богу, все выключили, спасли. А то стал бы в начале подводником, а когда бы машинка завертелась, почувствовал себя Гагариным на старте.
Теперь к его имени прибавилась фамилия:
Шуша Гагарин.
1 декабря
Пушкинские Горы
Юля – Марине
Привет моей дорогой и любимой Марине – из лесов!
Побыла я в Москве недолго, приезжали меняться птицами, по делам. Привезли красивых, Марина, гусей – казарок, канадских казарок белощеких. Канада, о которой я часто думаю, все ближе. Это дикие гуси, просто разведенные в домашних условиях. Гусь Квебек с гусыней Монреаль.
Какие они голосистые! Если некоторые гуси гогочут, то эти, дорогая моя Марина, трубят. Как оркестр перед началом концерта, когда продувают духовые. Густо, басисто, низко. И еще привезли красавцев – тульских гусей.
Хидька уже мосты наводит.
Ирма встретила меня нежно, но не как собака, они ведь обычно припадают к ногам и бьют хвостом, а просто прижималась ко мне с достоинством и с любовью, подставляла бока.
Приезжаешь и всех обходишь сразу, ведь все, Марина, ждут твоего внимания. Кого ты хоть раз рукой коснулся, все ждут продолжения с надеждой, что ты о них не забыл и сам никуда не делся.
Хидька неожиданно сильно заскучал, ходит за мной, воркует.
В Москве появлюсь в конце декабря – поработать.
Каждый день мне что-то дает здесь – для сердца и для работы.
В декабре приеду вспомнить Люсю (о которой, Марина, помню, и вы знаете).
3 декабря
Пушкинские Горы
Юля – Марине
Sms: Марин все
никак не могу
подумать и
поверить что у
меня в жизни
есть настоящий
верный
красивый волк
5 декабря
Пушкинские Горы
Юля – Марине
Решила написать на минутку.
Вернулась от Ирмы с еловых веток в ее вольере, на которых сейчас сидели вместе, Ирма по-новогоднему, из детства пахла елкой. Вылизала мне лицо, разгрызла рукав. Тихо сидели, смотрели в глаза друг другу. А сейчас вспомнила так о вас, о наших встречах на семинаре.
Любим и помним,
8 декабря
Пушкинские Горы
Юля – Марине
Чудесная и дорогая моя Марина!
У нас зима, да. Вспомнила почему-то парк Царицынский. Зимний вечер, когда светло от снега. Деревенские огоньки горят. На окнах иней. Попрятали всех животных: аистов, пеликана, журавлей. По снегу гуляют только гуси, лоси, косули.
И мы с Ирмой.
11 декабря
Пушкинские Горы
Юля – Марине
Когда мы познакомились, Валентине Ефимовне было семьдесят. А первая наша встреча, когда я пришла за земляникой! Вокруг кордона Валентины Ефимовны земляники… Я собирала, а она наблюдала из окна в накрахмаленной белой ночной рубашке (было утро).
В заповеднике Терешкова работала музейным смотрителем, и Семён Степанович Гейченко ее ценил. Она собирала для комнаты Пушкина полевые букеты, и ей доверяли украшать кабинет поэта.
Незадолго до расставания Валентина Ефимовна отдала мне все свои фотографии. Знаете, эти стопочки фотографий на резинке, с праздничными открытками, в конвертах?
В деревне они обычно лежат в шкафу, шкаф пахнет мышами, зимой мандариновыми корками, одеколоном.
«Забирай, – говорит, – поскорее, а то выкину!»
Строительство заповедника, как сплавляют бревна по Сороти, Валентина Ефимовна молодая… Некоторые фотографии подписаны. Например, вид на деревню Зимари.
Надпись такая (чернилами, пером, а не ручкой!):
«Ты расти, ленок высокий, синим пламенем гори, река Сороть недалеко и деревня Зимари!»
Валентина Ефимовна сочинила.
Все, что связывало ее с землей, с ее пребыванием на этой земле, собрала, перехватила резинкой и отдала.
Недаром ее прозвали Терешковой – одиночный космический полет: кордон, зима…
А на одной фотографии, как раз зимней, Валентина Ефимовна в телогрейке и в пуховом платке сидит за рабочим столом поэта, в пушкинском кресле, которое все мы знаем по картине художника Ге, где нарисовано, как приехал к Пушкину Пущин, и они читают вдвоем «Горе от ума».
По столу, за которым сидела тогда Валентина Ефимовна, разбросаны рукописи, раскрыта черная пушкинская (для стихов) тетрадь…
Когда-то Алексей позировал в кресле Пушкина.
(«Только что отбыл отсюда художник Бальзамов. Позировал ему Лёнька – сын Александра Петровича из Савкина»).
Но что меня удивило: Валентина Ефимовна не позирует, а очень просто и спокойно сидит. Достойно.
Она заслужила это. Ее космический полет продолжается – в кресле поэта…
И еще, Марин. Обязательно напишу об ожидании.
Ирма иногда увлекается на прогулке, убегает. По следу куда-то в лес. Я жду. Это долгие бывают минуты. Я вслушиваюсь. Как падают капли в туман и дождь, как снег шуршит. Стою, не зову. Думаю только о хорошем (она обычно идет по следу, что-то нюхает, слушает птиц, подняв голову к деревьям).
