И Ласки бросился разыгрывать из себя европейского чаровника с напором старого сердцееда, граничившим с вульгарностью. Он отодвигал для нее стул за столом, подзывал официанта, чтобы пополнить ее бокал вином, прикасаясь к ней украдкой, но зато очень часто: к плечу, к руке, к пальцам, к бедру. Ему сразу стало понятно, что особая утонченность приемов не требовалась. Если она хотела, чтобы ее соблазнили, он был не прочь предельно ясно продемонстрировать свою готовность и решимость. Если же она не желала впадать в соблазн, то не помогли бы никакие самые изощренные ухищрения с его стороны.

Когда она закончила есть клубнику – Ласки к ягодам не прикоснулся, считая отказ от возбуждавшей аппетит пищи признаком класса, – он стал постепенно уводить ее в сторону от дома. Они перемещались от одной группы гостей к другой, задерживаясь там, где шла интересная беседа, и быстро покидая обычных сплетников. Она представила его нескольким своим друзьям, а он сумел отыскать среди присутствовавших пару биржевых маклеров, с которыми был поверхностно знаком, чтобы представить им ее. Потом они наблюдали, как плещутся в воде дети, и Ласки шепнул ей на ухо: «Вы захватили с собой бикини?» Она захихикала в ответ. Они сидели в тени старого раскидистого дуба и смотрели на игру теннисистов, но их почти профессиональный уровень не давал пищи для шуток. Затем побрели по выложенной гравием дорожке, вившейся через небольшой парк, усилиями садовников превращенный в подобие настоящего леска. Когда же они оказались вне поля зрения остальных, он зажал ее лицо между своими ладонями и поцеловал. Она ответила на поцелуй, приоткрыв губы, и запустила руки ему под пиджак, впившись кончиками пальцев ему в грудь с удивившей его силой. Но почти тут же Эллен отстранилась и бросила быстрые взгляды в обе стороны тропинки.

– Поужинаешь со мной? Я хочу, чтобы это произошло как можно скорее, – поспешно прошептал он.

– Я тоже хочу этого.

Они вернулись к гостям и расстались. Она уехала, даже не попрощавшись с ним. Но уже на следующий день он снял апартаменты в одном из дорогих отелей на Парк-лейн, где устроил ужин с шампанским, после чего уложил ее в свою постель. Именно в спальне он понял, насколько ошибался в своем мнении о ней. Ему представлялось, что она окажется стосковавшейся по чувственной любви, но ее голод легко будет насытить. В реальности же ее сексуальные наклонности оказались еще более прихотливыми и изобретательными, чем его собственные. В течение следующих нескольких недель они проделали все, что двое людей могут проделать друг с другом, а когда запас новых идей иссяк, Ласки позвонил по телефону, и к ним присоединилась другая женщина, после чего стала возможной еще целая серия разнообразных сексуальных забав. Эллен наслаждалась всем этим с радостной тщательностью ребенка, который попал на детскую площадку и вдруг обнаружил, что все аттракционы свободны.

Он смотрел на нее сейчас, сидевшую рядом с ним на диване в его кабинете, вспоминал и ощущал, как его охватывает чувство, которое, по его мнению, люди и называли любовью.

– Что тебе особенно нравится во мне? – спросил он.

– На редкость эгоцентричный вопрос!

– Но я же сказал, что сам ценю в тебе. Давай же, удовлетвори мой эгоизм. Что именно?

Она опустила взгляд на известное место пониже его живота.

– Угадай с трех раз!

Он рассмеялся.

– Кофе выпьешь?

– Нет, спасибо. Я отправляюсь по магазинам. Заскочила на секунду, чтобы твои желания не иссякали.

– Ах ты, бесстыжая развратница!

– Не смеши меня.

– Как поживает твой Дерек?

– Еще один повод для смеха. У него, оказывается, может случиться депрессия. А почему ты спросил?

Ласки пожал плечами:

– Мне интересен твой муж. И знаешь чем? Как он мог держать в руках такую драгоценность, как Эллен Хэмилтон, и бездарно потерять ее?

Она отвела взгляд:

– Давай сменим тему.

– Хорошо. Ты счастлива?

Она улыбнулась:

– Да. Мне только остается надеяться, что это продлится как можно дольше.

– А почему бы и нет? – небрежно спросил он.

– Не знаю. Я встречаюсь с тобой и трахаюсь как… Как…

– Как крольчиха.

– Что?

– Они трахаются как кролики. Это совершенно правильное, распространенное в Англии выражение.

Она не удержалась от смеха.

– Старый дуралей! Я так люблю тебя, когда ты стараешься быть по-немецки правильным и корректным, словно только что из Пруссии. Впрочем, я догадываюсь, что ты всего лишь хочешь позабавить меня.

– Лучше вернемся к нашему разговору. Мы встречаемся, трахаемся как кролики, но ты почему-то считаешь, что это не продлится долго.

– Но ты же не будешь отрицать наличие в наших отношениях непременного элемента случайности и непостоянства?

– А ты хотела бы все изменить? – спросил он уже гораздо более осторожно.

– Даже не знаю.

Он понял, что только так она и могла ответить на его вопрос.

– А ты сам? – теперь уже поинтересовалась она.

Феликс тщательно подбирал слова:

– Знаешь, а ведь я впервые задумался о постоянстве наших отношений. О том, как долго они могут продолжаться.

– Перестань разговаривать со мной, словно зачитываешь ежегодный доклад председателя совета директоров.

– Только если ты перестанешь использовать язык героинь романтических новелл. Кстати, о докладах председателя совета директоров. Как я полагаю, именно нечто подобное стало причиной депрессии Дерека?

– Да. Сам он считает всему виной свою язву желудка, но мне-то виднее.

– Как ты думаешь, он пойдет на продажу своей корпорации?

– Мне бы очень хотелось этого, – она вдруг пристально посмотрела на Ласки. – А ты бы купил ее?

– Мог бы.

Эллен долго вглядывалась в него. Он знал, что она обдумывает его слова, оценивает возможности, пытается разобраться в мотивах, которыми он руководствуется. Она была исключительно умной женщиной.

Но на этот раз решила дать разговору на этом иссякнуть.

– Мне нужно ехать, – сказала она. – Хочу вернуться к обеду домой.

Они поднялись с дивана. Он поцеловал ее в губы и снова пробежал руками по ее телу с чувственной фамильярностью. Она положила палец ему в рот, и он охотно принялся сосать его.

– До встречи, – сказала она.

– Я тебе позвоню, – кивнул Ласки.

Потом она исчезла. Ласки подошел к книжной полке и уставил невидящий взгляд в корешок толстенного тома справочника «Директора предприятий и компаний». Она сказала: «Мне только остается надеяться, что это продлится как можно дольше», и он ощущал потребность обдумать ее фразу. Она часто говорила вещи, повергавшие его в состояние задумчивости. Утонченная женщина. Чего же она все-таки хотела? Выйти за него замуж? Но, по ее словам, она сама не знала, что ей требовалось, и хотя от нее едва ли стоило ожидать чего-то другого, у Ласки возникло ощущение полной искренности с ее стороны. А чего хочет он сам? Стремится ли он к тому, чтобы сделать ее своей женой?

Он сел за письменный стол. Сегодня предстояло основательно поработать. Он нажал на кнопку системы внутренней связи и сказал Кэрол:

– Позвони от моего имени в министерство энергетики и узнай точно – я имею в виду конкретное время, – когда они планируют объявить название компании, которая получит лицензию на разработку нефтяного месторождения «Щит».

– Сделаю, – отозвалась секретарша.

– Потом свяжись с «Феттом и компанией». Мне нужно переговорить с Натаниэлем Феттом, их боссом.

– Хорошо.

Он отпустил кнопку. И снова подумал: хочет ли он жениться на Эллен Хэмилтон?

И внезапно понял, что знает ответ на этот вопрос. Ответ, совершенно ошеломивший его.

Главный редактор «Ивнинг пост» питал иллюзию, что принадлежит к правящему классу общества. Сын простого железнодорожного служащего, он очень быстро взобрался по социальной лестнице за двадцать лет после окончания школы. И когда его уверенность в себе нуждалась в подпитке, мысленно перечислял несомненные факты: он являлся одним из директоров компании «Ивнинг пост лимитед», формировал общественное мнение, а заработная плата включала его имя в список девяти процентов наиболее обеспеченных людей страны. До него как-то не доходило, что он никогда не стал бы формировать общественное мнение, если бы его собственные взгляды не совпадали в точности с точкой зрения владельца газеты, его символическое место в совете директоров стало подарком от того же хозяина, а материальная принадлежность к правящему классу определялась размерами состояния, но никак не суммой еженедельного жалованья. И он понятия не имел, что готовые костюмы от Кардена, не слишком уверенное произношение, свойственное представителям высшего света, и служебный дом на четыре спальни в Чизлхерсте рисовали его в глазах таких желчных циников, как Артур Коул, добившимся скромного успеха мальчиком из бедной семьи. Причем выдавали его истинную классовую принадлежность даже отчетливее, чем если бы он носил матерчатую кепку и велосипедные прищепки на брюках.