Подтверждающие это истории можно встретить везде. Я где-то читал, что Стивен Спилберг, снимая «Челюсти», хотел построить гигантскую, реалистичную, механическую акулу и с ней снимать сцены, в которых страшное чудище нападает на людей. Но производство полноразмерной акулы превратилось в настоящий кошмар для бюджета, тогда Спилберг пришел к низкобюджетному решению. Он решил снимать с акульей точки зрения: из воды, смотря голодными глазами на аппетитные ноги ни о чем не подозревающих пловцов. И знаете что? Это было намного страшнее. Эти съемки получились, потому что режиссер был ограничен в средствах. The New York Times недавно шутила по поводу того, как выглядели бы сегодняшние «Челюсти» с Шайа Лабафом в роли рок-звезды и его женой супермоделью: «Мы максимально приближаемся к огромным, нарисованным на компьютере зубам акулы и смотрим, как людей перекусывают пополам – в 3D». Скукотища.

Еще одна история о Спилберге. «В поисках утраченного ковчега» снимали в Тунисе в течение трех месяцев, Харрисон Форд за это время заработал жуткое расстройство желудка. Когда подошло время съемок затяжной битвы на мечах, Форд, не надеясь справиться с такой сценой, предложил, что, столкнувшись с размахивающим мечом врагом, он просто достанет пистолет и застрелит этого парня. Благодаря этой импровизации появилась одна из лучших и самых смешных сцен в кинематографе.

Когда я был ребенком, наша семья по особым случаям ходила в ресторан The Chateau («Шато») в Уолтеме, штат Массачусетс. Там на стенах были бархатные изображения Фрэнка Синатры, а меню было напечатано на бумажных салфетках, которые клались под приборы. Чтобы развлечь меня во время ожидания заказа, мама переворачивала эту салфетку и давала мне ручку, чтобы я мог рисовать.

– Что мне нарисовать? – спрашивал я.

– Нарисуй что-нибудь, – отвечала мама.

Но я долго смотрел на чистый лист и снова спрашивал:

– Что мне нарисовать?

Наконец она говорила: «Нарисуй самосвал». Это срабатывало. Я сразу же начинал рисовать. В общем-то это не обязательно был грузовик. Но ограничение моих возможностей давало повод к началу. Точно так же я чувствовал себя, когда начал делать обложки для книг. Мне нравилось, когда мне говорили, что эта должна быть двуцветной или что для этой мы не можем позволить себе купить иллюстрацию. Или что, какой бы ни была обложка, на ней должен быть самосвал.

Однажды за ужином я сидел рядом с Херманном Хаусером (Hermann Hauser), человеком, чья компания создала ARM – архитектуру чипов, присутствующих практически во всех сотовых телефонах. Он миллиардер из Силиконового болота – региона высокотехнологичного бизнеса недалеко от Кембриджа, Англия. Херманн сказал мне: «Я расскажу тебе, как мы пришли к идеальному процессору для мобильника. Случайно. Знаешь, что я дал своей команде? Ничего: ни денег, ни времени и ни ресурсов».

При таких ограничениях инженеры предложили маломощный чип, который не вполне подходил для персонального компьютера. Но оказался идеальным для мобильных телефонов. Сегодня эти процессоры преобладают на рынке.

Цените свои ограничения, будь они творческие, физические, экономические или возложенные на себя добровольно. Они провоцируют. Они бросают вызов. Они будят вас. Они учат вас творчески мыслить. Они делают вас лучше.

Мой любимый художник – это скульптор Энди Голдзуорти. Для своих созданных в конкретном месте, как правило в дикой природе, скульптур он использует исключительно природные материалы. Каждое его произведение – это очень трудная, напряженная задача, упражнение на выносливость. Он будет использовать голые руки, чтобы сломать трехсантиметровый лед на озере, потом будет безостановочно работать, чтобы собрать из полученных кусков сферу выше человеческого роста. Или будет строить извивающуюся каменную стену через шотландский лес, начинающуюся крошечным камешком, подрастающую по пути и заканчивающуюся почти неподъемным валуном. Или же он будет собирать красные листья, связывать их стебельки и продевать через деревья. Его проекты качает ветер, они тают на солнце или крошатся в пыль. Их эфемерность делает их только красивее.

Что могут сказать принимаемые Голдзуорти на себя ограничения о том, как мы проживаем свои жизни? У него так мало материалов, что из этой простоты рождается нечто грандиозное и прекрасное. Порой нас окружает слишком много вещей. Что вам действительно нужно для жизни? Без чего вы можете обойтись? Люди воспринимают ограничения как отказ от чего-то, а не как приобретение. Но ведь если вы отдадите свой Xbox, получите все те часы, которые приставка высасывала из вашей жизни. Цените ограничения. Взамен вы получаете искусство управлять своей жизнью, отсеивая ненужное.

Именно то ограничение хакатона двумя неделями привело к созданию Twitter. И с первого дня длина твита была ограничена, хотя вначале и не было предела в 140 знаков.

Когда мы начинали, то знали, что международный стандарт текстовых сообщений – 160 знаков. Это ограничение действовало везде и для всех носителей и было связано с ограничением пропускаемых сигналов или с другими подобными техническими причинами. Это означало, что и нам придется придерживаться уже существующего ограничения в 160 знаков для текста. Сначала мы сразу дали пользователю 160 символов, но автоматически добавили туда пробел, двоеточие и имя пользователя. Люди получили то, что осталось.

Однажды мы подняли этот вопрос с Джеком. «Минуточку, – сказал я. – Это нечестно. Некоторые получат для твита больше места – в зависимости от длины их имени».

ЦЕНИТЕ СВОИ

ОГРАНИЧЕНИЯ, БУДЬ ОНИ

ТВОРЧЕСКИЕ, ФИЗИЧЕСКИЕ,

ЭКОНОМИЧЕСКИЕ

ИЛИ ВОЗЛОЖЕННЫЕ

НА СЕБЯ ДОБРОВОЛЬНО.

ОНИ ПРОВОЦИРУЮТ.

ОНИ БРОСАЮТ ВЫЗОВ.

ОНИ БУДЯТ ВАС. ОНИ УЧАТ

ВАС ТВОРЧЕСКИ МЫСЛИТЬ.

ОНИ ДЕЛАЮТ ВАС ЛУЧШЕ.

Джек ответил: «Верно подмечено. Мы должны создать собственный стандарт». И решили, что для имени пользователя будет достаточно пятнадцати символов. А затем, вместо того чтобы отдать людям оставшиеся 145 знаков, мы отдали им 140. Просто выбрали это число. Никакой нумерологической магии. Стандартом запросто могли стать и 145 символов. Просто легче было сделать 140. На следующий день Джек разослал всем электронное письмо, в котором сообщил, что мы остановились на стандарте в 140 символов.

Ограничение в 140 символов с самого начала стало хоть и случайным, но отличным рекламным ходом. Почему 140? Было ли это число, в котором люди наиболее полно проявляют свою креативность? Журналисты всегда шутили: «Я очень рад брать у вас интервью. Но возможно, мне придется выйти за пределы ста сорока символов». Эта новость была отличным информационным поводом, но наши ответы, вероятно, были даже интереснее, чем ожидали журналисты. Мы говорили о простоте, ограниченности, универсальном подходе и о том, что были техническими агностиками. Это была ниточка, за которую стоило потянуть.

Я верю, что помимо того, что оно имело практическое значение, ограничение длины твита во многом способствовало успеху Twitter. С самого начала длина сообщения была самой любимой, самой ненавистной и самой обсуждаемой опцией Twitter. В первые полгода мы видели появление твиттер-хокку и того, что люди называли «твуш» (twoosh[8]), и все они состояли строго из 140 символов. Ограничение вдохновляло. Они придавали сервису ритм и поэтичность. А для тех, кому и этих ограничений было мало, в 2006 году мы в партнерстве с журналом Smith запустили в Twitter проект «Шесть слов на память» (Six-Word Memoir):

Знак с характером создает ваш характер.

Биз Стоун

Сто сорок не магическое число. Но навязанные ограничения объединили людей. Это был вызов. Вы пишете историю своей жизни. Редактируете ее по ходу дела. Что стоит уместить ее в 140 знаков? Как бы мы могли рассказать о себе другим в этом диапазоне? Что стоит написать, а что стоит оставить за рамками высказывания? Twitter был не местом обличительных речей и монологов, так для чего же его придумали? Что стоит сказать? Что нам не нужно? Этот формат позволяет каждому из нас загадывать загадки и быть поэтом.