– Да, – мрачно сказал Роджер, – это была ошибка с их стороны. Ошибка, на исправление которой им понадобится столько времени, что может и не хватить.

– Ой! – вскричала Фрэнки. – Мне только что пришло в голову. Понимаете, до сих пор я предполагала, что фотография миссис Кеймен подложена вместо фотографии Мойры Николсон.

– Могу заверить вас, – торжественно сказал Роджер, – что я никогда не носил у сердца образ какой-то там миссис Кеймен. Эко сокровище! Судя по всему, она довольно противное создание.

– Она по-своему симпатичная, – сказала Фрэнки. – В том смысле, что она вела себя дерзко и была способна увлечь. Но суть вот в чем: у Карстэрса, наверное, была при себе и ее фотография, а не только снимок миссис Николсон.

Роджер кивнул.

– И вы думаете… – начал он.

– Я думаю, что одну женщину он любил, а фото другой было нужно ему для дела. Он носил его при себе с какой-то целью. Возможно, хотел показать кому-то для опознания. И вот что произошло: кто-то, вероятно сам Кеймен, отправился следом за Карстэрсом и, улучив минуту, подкрался к нему в тумане и толкнул в спину. Карстэрс с испуганным криком летит вниз. Кеймен спешно смывается: он ведь не знает, кто может оказаться поблизости. Можно предположить, что ему неизвестно о лежащей в кармане Карстэрса фотографии. Что же происходит потом? Фотографию публикуют в газетах…

– Клан Кейменов в панике, – подбросил Роджер.

– Вот именно. Что делать? Храбрый уже наполовину спасен. Кто знает, что Карстэрс – это Карстэрс? В Англии, наверное, никто. Появляется миссис Кеймен, льет крокодиловы слезы и признает в усопшем брата, выдуманного для собственной выгоды. Они также проделывают небольшой фокус-покус с отправкой посылок, чтобы подтвердить заявление о туристском походе Причарда.

– Вы знаете, Фрэнки, по-моему, это просто блестяще, – с восхищением сказал Роджер.

– Я и сама считаю, что замысел хорош, – сказала Фрэнки. – И вы совершенно правы: нам надо пойти по следу Кейменов. Не знаю даже, почему мы не занялись этим раньше.

Это было не совсем так, поскольку Фрэнки знала почему. Потому что они выслеживали самого Роджера. Но она чувствовала, что признаваться в этом сейчас было бы бестактно.

– А как нам быть с миссис Николсон? – вдруг спросила она.

– Что вы имеете в виду?

– Ведь бедняжка напугана до смерти. Я и впрямь думаю, что он жесток с ней, Роджер.

– А я, право же, нет. Но люди, которые не в состоянии сами позаботиться о себе, всегда раздражали меня. Окажись на ее месте вы, Фрэнки, уж наверняка что-нибудь придумали бы, – неожиданно добавил Роджер.

– О-о! – Фрэнки была явно застигнута врасплох.

– Да, придумали бы. Если бы вы действительно знали, что вас собираются убить, вы не сидели бы и не ждали трусливо, когда это случится. Вы бы убежали и как-нибудь устроились в жизни или сами первая убили бы этого человека. Уж вы-то знали бы, что делать!

Фрэнки попыталась представить себе, что бы она сделала.

– Да, я бы уж наверняка не сидела сложа руки.

– Дело в том, что вы храбрая, а она нет, – твердо сказал Роджер.

Фрэнки почувствовала себя польщенной. Мойра Николсон не принадлежала к тому типу женщин, которым она восхищалась. К тому же она чувствовала себя несколько задетой тем интересом, который проявлял к Мойре Бобби. «Бобби, – подумала она, – нравятся беспомощные». Ей на память пришло то непонятное восхищение, которое с самого начала вызывала у него эта фотография. «Ну что ж, – подумала Фрэнки, – во всяком случае, Роджер не такой». Ему беспомощные не нравятся, это ясно. Мойра, в свою очередь, тоже была явно невысокого мнения о Роджере. Она называла его слабаком и с презрением заметила, что у него кишка тонка кого-то там убить. Возможно, он и слаб, но уж в обаянии ему не откажешь. Это Фрэнки почувствовала, едва прибыв в Мерроуэй-Корт.

Роджер тихо сказал:

– Вы могли бы из мужчин веревки вить, пожелай вы этого, Фрэнки.

Девушка почувствовала трепетный восторг и смущение. Она поспешно сменила тему разговора:

– Ну так как с вашим братом? Вы по-прежнему считаете, что ему следует лечь в Грейндж?

– Нет, – сказал Роджер, – не считаю. В конце концов, есть уйма других заведений, где его могут вылечить. Что действительно важно, так это добиться согласия Генри.

– Вы думаете, это будет трудно?

– Боюсь, что да. Вы слышали, что он сказал накануне вечером. С другой стороны, если нам удастся застать его в покаянном настроении, это будет совсем другое дело. Ага, вон идет Сильвия.

Миссис Бэссингтон-ффренч вышла из-за угла дома и огляделась по сторонам, затем, заметив Роджера и Фрэнки, зашагала к ним через лужайку. Они увидели, что она в сильной тревоге и волнении.

– Роджер, – заговорила она, – я тебя обыскалась. – Потом, заметив, что Фрэнки порывается уйти, она добавила: – Нет, моя дорогая, останьтесь. Что толку скрывать? Во всяком случае, я полагаю, что вы знаете все, что стоит знать об этом, правда?

Фрэнки кивнула.

– Как же я была слепа, – с горечью сказала Сильвия. – Вы оба видели, что я ничего не подозревала. Я лишь гадала, почему Генри так изменился в своем отношении ко всем нам. Это причиняло мне боль, но я не подозревала, в чем дело. – Она помолчала, потом продолжала немного изменившимся тоном: – Как только доктор Николсон сказал мне правду, я пошла прямо к Генри. Я только что от него. – Она замолчала, подавляя рыдания. – Роджер, все будет в порядке. Он согласился. Завтра он пойдет в Грейндж и вверит себя доктору Николсону.

– О нет! – Это восклицание одновременно вырвалось из уст Роджера и Фрэнки.

Сильвия удивленно посмотрела на них.

– Ты знаешь, Сильвия, – неловко заговорил Роджер, – я все обдумал и считаю, что, в конце концов, Грейндж был бы не лучшим вариантом.

– Ты думаешь, Генри может справиться с болезнью сам? – с сомнением спросила Сильвия.

– Нет, не думаю. Но ведь есть и другие лечебницы, ну… которые не так близко. Я убежден, что оставаться в этом округе было бы ошибкой.

– Я в этом уверена, – сказала Фрэнки, приходя ему на помощь.

– О, я не согласна, – возразила Сильвия. – Я бы не вынесла его отъезда. А доктор Николсон проявил участие и понимание. Я буду рада знать, что Генри на его попечении.

– Я думал, ты недолюбливаешь Николсона, Сильвия, – сказал Роджер.

– Я изменила свое мнение, – просто ответила она. – Никто не мог бы быть любезнее и добрее, чем он сегодня пополудни. Мое глупое предубеждение против него исчезло без следа.

Наступило минутное молчание. Положение было щекотливое. Ни Роджер, ни Фрэнки не знали, что и сказать.

– Бедный Генри, – проговорила Сильвия. – Он сломался. Он ужасно расстроился, когда я все узнала. Он согласился, что ради меня и Томми должен бороться с этой ужасной привычкой, но заявил, что я и понятия не имею, что это значит. Наверное, это действительно так, хотя доктор Николсон объяснил все достаточно полно. Это становится каким-то наваждением; люди не отвечают за свои действия, так он сказал. Ах, Роджер, это так ужасно. Но доктор Николсон был очень добр. Я ему доверяю.

– И все равно, я думаю, было бы лучше… – начал Роджер.

Сильвия повернулась к нему.

– Я тебя не понимаю, Роджер. Почему ты передумал? Полчаса назад ты обеими руками был за то, чтобы Генри лег в Грейндж.

– Ну, я… С тех пор у меня было время как следует обдумать это дело.

Сильвия снова прервала его:

– Во всяком случае, я приняла решение. Генри ляжет только в Грейндж и никуда больше.

Они молча смотрели на нее, потом Роджер сказал:

– Делай как знаешь. Пожалуй, я позвоню Николсону. Он сейчас должен быть дома. Я хотел бы… просто поговорить с ним о делах.

Не дожидаясь ее ответа, он повернулся и быстро вошел в дом. Две женщины стояли, глядя ему вслед.

– Не могу понять Роджера, – сердито сказала Сильвия. – С четверть часа назад он чуть ли не уговаривал меня положить Генри в Грейндж. – В ее тоне слышалась отчетливая гневная нотка.