альных отношений названной эпохи (т. е. Темных веков): господство

мелких царьков и знати, частное аристократическое хозяйство (ойкос)

как основу их влияния и силы, простоту политического быта, обхо╜

дящегося без бюрократического аппарата, без формализованной пра╜

вовой системы и т . п., наконец, неразвитость социальной структуры,

отсутствие четких категорий свободы и кабалы, при ясном, впрочем,

различении знати и простого народа.36 Равным образом и в традиции

о Великой колонизации за историями личных распрей, убийств и из╜

гнаний, с которыми позднее связывался вывод той или иной колонии,

скрывается по крайней мере одно общее воспоминание о глубинном

социальном кризисе, характеризовавшем архаическую эпоху и поро╜

дившем колонизационное движение.37

Нам кажется, что этого аналитического обзора достаточно, чтобы

представить логику источниковедческого подхода ученых типа Старра

и Финли, его сильные и слабые стороны. Отталкиваясь от критических

принципов. разработанных еще классической историографией XIX в.

новейшее направление явно преступает разумный предел в своем скеп╜

тическом отношении к античной традиции. Резко противопоставляя

древнему преданию данные, добытые археологией, отказываясь совер╜

шенно от попыток извлечь из традиции указания на вехи событийной,

политической истории, сводя к минимуму также и возможности вос╜

создания истории социальной, оно по существу переходит на позиции

гиперкритицизма.

При этом опасно не то, что в русле этого направления можно, на╜

пример, как это делает Финли, поставить под сомнение достоверность

предания о Троянской войне -- на том именно основании, что, согласно

археологии, гибель Трои V ila (около 1200 г. до н.э.) оказывается ча╜

стью общей катастрофы, постигшей эгейский мир, когда невозможно

было уже никакое крупномасштабное предприятие микенских греков

в сторону Малой Азии.38 Повторяем, опасно не столько разрушение

новейшими скептиками древнейшего пласта античного исторического

предания, которое и в самом деле в большой степени пропитано ми╜

36 Ibid. Р 81-87.

37Ibid. Р 93-99.

38Ibid. Р. 62-63. -- В острой дискуссионной форме этот взгляд бы л развит Финли

еще в 1964 г См.: Finley М. J., Caskey J. L., Kirk G . S., Page D. L. T he T rojan W ar / /

JHS. Vol. 84. 1964. P. 1-20.

----------------------- Page 37-----------------------

фологическими и легендарными мотивами, сколько приложение этого

разрушительного скепсиса к материалу более позднему, к тому раз╜

вившемуся уже на новой доку ментальной основе, последовательному

и непрерывному историографическому ряду (ранние городские хрони╜

ки-произведения логографов -- Геродот и развитая историография

классического периода --Аристотель), который лег в основу распро╜

страненной реконструкции архаического времени.

К сожалению, этого опасного увлечения не избежала и наша,

отечественная историография. Примерами могут служить работы

К. К. Зельина и В. П. Яйленко, где, вослед западным авторитетам, ста╜

вится под сомнение принятая версия исторического развития в век ар╜

хаики, и делается это под тем именно девизом, что позднейшая грече╜

ская традиция -- в конечном счете и более всего Аристотель -- не имела

точных и достоверных сведений о раннем времени, а потому и модер╜

низировала его сверх всякой меры. Зельин, критикуя свидетельства

Аристотеля и Плутарха, отвергает для Аттики VI в. до н.э. возмож╜

ность принципиальной политической борьбы, порожденной разностью

социально-экономических интересов, и сводит истоки тирании к сопер╜

ничеству знатных вождей и их кланов.39 В свою очередь Яйленко из

недоверия к традиции сначала отказывается от реконструкции соци╜

альных отношений в раннюю архаику по Гомеру, а затем для поздней

архаики отвергает всю концепцию социальных противоречий, кризи╜

са и революции как базирующуюся исключительно на представлениях

позднейших модернизаторов -- сначала античных, а затем и новейшего

40

времени.

Но вернемся к основному предмету нашего обзора и посмотрим те╜

перь, как новейшее направление в англо-американской историографии

решает другую, собственно уже историческую проблему -- проблему

рождения полиса. И здесь, на примере работ все тех же Ч. Старра и

М. Финли, можно без труда выявить ряд таких характерных особен╜

ностей, которые должны предостеречь против некритического следо╜

вания этим новейшим авторитетам. Первая такая особенность, зако╜

номерно вытекающая из охарактеризованной выше методологической

позиции, -- отвержение распространенного взгляда на рождение поли╜

са уже в VIII в. до н. э. как основанного на модернизаторских пред╜

ставлениях и соответственное снижение этой даты по крайней мере на

столетие. Старр посвятил этому вопросу специальный этюд, где дал

обзор различных сторон и черт раннегреческого полиса, подчеркнув

в качестве главного вывода, что эта важнейшая ячейка классическо╜

З9 3ельин К. К. Борьба политических группировок в Аттике в VI в. до н.э. М.,

1964.

40 Яйленко В . П . Архаическая Греция / / Античная Греция. T. I. М., 1983. С. 128-

193.

----------------------- Page 38-----------------------

го общества поначалу была весьма примитивным и рыхлым образова-

41

нием.

С точки зрения физического своего существования (physically),

указывает Старр, греческий полис первоначально являл собою, скорее,

некую завязь из нескольких деревень, нежели подлинное урбанисти╜

ческое единство.42 Не было ни стен, ни строгой планировки, ни отчет╜

ливо обозначенной центральной площади -- агоры, ни основательных

каменных святилищ (в древнейшую эпоху храмы строились из дерева

или кирпича-сырца), и даже некрополь долго оставался в черте скла╜

дывающегося городского центра.

Равным образом и в духовном плане (spiritually), т. е. в качестве

политического и идеологического единства, ранний полис весьма еще

был далек от классической модели.43 Не было ни развитых норм граж╜

данской справедливости, а соответственно и точных законов, ни пра╜

вильной структуры управления в лице характерной для позднейшего

времени взаимосвязанной системы: народное собрание -- совет -- маги╜

стратуры.

Политическое лидерство долго носило личный характер (цари, а

по их устранении -- тираны как своего рода рецидив авторитарной

власти). Равным образом долго сохранялось значение аристократиче╜

ских связей, что и внутри общин, из-за блокировки или соперничества

знатных кланов, и вовне, из-за своеобразной повсеместной солидарно╜

сти знати, действовало в ущерб связям гражданским, полисным. Ха╜

рактерным было отсутствие целостной государственной политики, и в

частности правильных, ведомых государством войн (до конца VIII в.).

Наконец, не сразу был достигнут прогресс и в военной организации и

тактике, в создании гоплитской фаланги, где нашел свое воплощение

корпоративный, гражданский дух.

Принципиальным этапом, когда происходит перелом в развитии и

из эмбриональных форм являются более или менее правильные ин╜

ституты, присущие настоящему уже полису, надо, по мнению Стар╜

ра, признать рубеж VIII-VII вв. Причем он подчеркивает быстроту,

взрывной характер свершающейся в этот момент перемены.44

Эти наблюдения и предупреждения против модернизации явлений

глубокой древности по классическим образцам не лишены известного