Принял шеф его не так, как ожидалось. Майор с сомнением осмотрел находку.

– Слишком длинные, слишком толстые – это волосы из лошадиной гривы. В этих краях многие ездят верхом. Ладно, раз уж нашел их здесь, передай в лабораторию. Расскажешь, что из них выудят, если хоть что-то можно выудить.

Обескураженный словами шефа, но полагающийся на святого Антония, Милош направился к эксперту криминалистической лаборатории.

Никто не пропустил церемонию.

Явились все, одетые в черное, с розой в руке.

Корсиканцы с юга, с севера, с континента, из Марселя, Гренобля, прочих мест.

К ним добавились и представители других народов – с физиономиями участников боев без правил.

Антония насчитала две сотни пришедших показать скорбными лицами Тино, что разделяют его горе. И разделят будущие дела, коли новый глава клана поручит что подоходнее.

Серое утро. Кладбище Луайас представляло собой унылое зрелище. В погожий день оно похоже на висячий итальянский сад, весь в цветах. Холмы напротив напоминают Тоскану.

Идя в траурном кортеже, комиссар едва удерживала смех: в голову пришла идиотская мысль. Кладбище разделено на две части. Верхняя, со стороны улицы Кардинал-Герлье, начинается от памятника полицейским, погибшим при исполнении служебного долга. Было бы неуместно похоронить там Бонелли, подумала Арсан. И в то же время потешно: понаблюдать за членами мафии, шагающими перед монументом представителям закона – согбенная спина, приниженные, смертельно уязвленные – такое зрелище она бы оценила.

Но Корсиканца предавали земле в нижней части.

Справа, у входа, за посетителями наблюдал бюст Эдуара Эррио [32]. Захоронение по центру, округлая могила, заметная со всех уголков кладбища. При жизни великий человек служил жителям Лиона. И после кончины, казалось, продолжал охранять их покой.

Главная аллея, обсаженная пирамидальными кустами. Почетный строй красиво подстриженных деревцов, ведущий к внушительней колонне. Памятник погибшим пожарным – будто маяк над вечным морем.

Последнее пристанище Бонелли находилось неподалеку.

К этому соседству Антония относилась спокойнее. На праздничных мероприятиях пожарных Бонелли бывал щедр. Подписывая чеки с несколькими нулями, заручался признательностью спасательных служб. Не без задней мысли: конкуренты спали и видели, как бы испепелить заведения Корсиканца.

Длинный похоронный кортеж подтягивался к могиле. Пока ни одной плиты на ней – Бонелли ляжет здесь первым. За ним последуют другие члены семейства. Иоланда, само собой, только много позже мужа. С сыном, вероятно, произойдет иначе – к гадалке не ходи. Гораздо более явно, чем скорбь, лицо Тино искажала ярость. Наследник мог ничего не говорить – его мысли о возмездии услышал бы и глухой. Но жажда мести – неважный советчик. Когда действуют, не подумав, ошибка не заставит себя ждать.

«Жак говорит: наследник дошел до кондиции. После упокоения разразится буря. И очень скоро. Тино бросит полки на убийцу отца. Вот только решит вопрос о виновнике: Рефик или Вайнштейн? Кого из двух оскопить? Проявим чуть милосердия, поможем сделать выбор».

Погребение не считается таинством: смерть – сволочная штука. Церемония может обойтись и без священника. К тому же в эпоху, когда время столь ценно, слуги божии с места не двинутся по такому ничтожному поводу. Вместо пастыря прощальные слова произнесут и дамы-прихожанки. Если только дорогой усопший не заслуживает молитв святого отца.

Бонелли входил в число избранных. Кюре сопровождал похоронную процессию – нечасто теперь такое увидишь. И – знак особого уважения – службу помогали вести два мальчика из хора. Белые стихари, епитрахиль и кадило. Действо с большой пышностью. Тино определенно не посчитался с расходами. У церкви будет новая черепица на кровле.

Как и ожидалось всеми, священник затянул панегирики усопшему. Примерный муж, хороший отец, достойный гражданин – все эти качества были присущи Бонелли. Послушать оратора, так Господь призвал к себе примерного агнца…

«Волка! Да и волки убивают только, чтобы утолить голод. Бросьте, святой отец, не знаю, сколько вы заработали за вашу чушь, но небесное начальство за нее по головке не погладит, уверена».

Но Антония подальше упрятала возмущение, как бы пылко оно ни кипело. Даже состроила такое же выражение лица, как у тех, кто полностью разделял мнение кюре.

Настало время дипломатии, тонких недосказанностей, молчания с лже-признанием в придачу, плетения сетей-ловушек для противника.

Чтобы поставить его на колени, комиссар шла вместе с траурной процессией.

А враг двигался во главе кортежа.

Могила окроплена святой водой, теперь каждый подходил обнять Иоланду и сына. Так присутствующие выказывали преданность, дружбу и участие. Чувства, приправленные многократно повторенными сожалениями: «Какая потеря для диаспоры, Матье был лучшим, гением, выдающимся человеком…».

Слушая хвалебные речи, Антония в глубине души метала громы и молнии.

«Кучка притворщиков, настоящая стая тли, я же знаю, что вы радуетесь его кончине! И надеетесь лишь, что сынок окажется слабаком – и удастся поглотить его империю. Если бы могли, разорвали наследника, не сходя с места. Нет Тино – и не надо платить дань, давать отчет. И личинки тли сожрали бы игорный бизнес, ночные заведения, рестораны и трафик контрабанды».

Соболезнованиям не было конца. Как умудренный тактик, комиссар подошла к родным последней. Когда настал ее черед, произошло то, чего Антония и ожидала: Иоланда «сломалась», губы ее задрожали, слеза блеснула на щеке.

– Благодарю тебя, хорошо, что пришла.

– Не хватало, чтобы я бросила тебя, мы же всегда поддерживали друг друга в тяжелые минуты.

Женщины обнялись под оторопелым взглядом Тино. Эти сердечные излияния плохо стыковались с его убеждениями: в их кругу полицейские считались персонами нон-грата.

– Что это значит – всегда поддерживали?

Иоланда высвободилась из объятий Антонии.

– Я никогда тебе не рассказывала, сынок, пора это исправить: наши отцы родом из одной деревни. Два калабрийца, отправившихся во Францию в поисках работы.

– Не может быть! И почему ты раньше об этом не говорила?

– Наши отношения ставили отца в неловкое положение.

Продолжения не потребовалось, Тино понял подоплеку.

– Ясно… Меня и раньше удивило, что вы общаетесь на «ты».

– И не со вчерашнего дня, – вмешалась в разговор Антония. – Мне было семь, когда родилась твоя мать. Я качала ее в колыбели, присматривала, меняла пеленки come una grande sorella, как старшая сестра.

– Пеленки?! Почему вы?

– Потому что моему отцу нашел работу твой дед. Благодаря ему мы и приехали в Эн. Наши семьи жили бок о бок, помогали одна другой.

– L’unione fa la forza [33].Ты не представляешь, как тесно мы были связаны. Потом Антония уехала, я встретила Матье, жизнь круто поменялась.

– Но когда одна из нас хоронила близкого человека, другая являлась по велению долга. Каковы бы ни были разногласия, мы всегда оказывали поддержку друг другу. L’amicizia e una cosa sacra, il mio piccolo [34].

Этими словами Антония и закончила разговор. Было бы неуместно дольше вспоминать прошлое. Стоя позади могилы, за всеми тремя настороженно наблюдал один человек. В его обязанности входила охрана семьи Бонелли. Беседа затянулась, и это его беспокоило. Он подошел, готовый вмешаться.

– Здравствуйте, комиссар, я должен радоваться вашему присутствию?

Тино знаком велел ему успокоиться.

– Все хорошо, Батист, мы просто беседуем… По-дружески.

Старику-корсиканцу уточнение не понравилось.