Багряно-красная палка, нечто несуразное в декоре.

– Гляди-ка, не белая, – усмехнулась Антония.

– «Слепая» – так прозвали богиню правосудия, комиссар. Я достаточно долго служил ей, теперь могу отплатить ее же цветом – хотя белый нельзя назвать цветом. И потом, мне отказываются служить ноги, а не глаза.

Сбитая с толку, Антония вцепилась в тему разговора, как кошка в мышь.

– Могу задать вам вопрос?

– Попробуйте, если иск может быть принят к рассмотрению.

– Почему вокруг все белое? Однородного белого цвета?

Канонье затянулся сигарой, изучающе оглядел Арсан, забавляясь, склонился в ее сторону:

– Вечность, комиссар – вот что я видел в конце туннеля.

– То есть?

– Я подошел к ней очень близко, впав в кому. – В глазах заплясали искорки. – Ослепительная граница, ее охраняет неземное существо, сияние его улыбки озаряло мир до небес. Волшебная картина, все страдания испарились, я был свободен, безмятежен, исцелен от всякой муки… В память об этом миге я и живу в белизне, подобной свечению звездного путешествия… – Мэтр выпрямился, вновь заговорил шутовским тоном: – Мы прояснили загадку, можете теперь считать меня помешанным, не буду на вас в претензии.

Антония заговорщицки подмигнула – не тот случай.

– О нет, мэтр, с головой у вас все в порядке. Я читала статьи на эту тему. Люди, пережившие клиническую смерть, называют это явление «белым светом».

– Очень точно. Или «сияющее пространство». Но, если не ошибаюсь, вы пришли не затем, чтобы получить мое свидетельство об этом феномене. Хотите поговорить о деле «421»?

– Спасибо, что напомнили… На самом деле, мэтр, надеюсь получить от вас сведения.

Клубы дыма, задумчивое молчание. Канонье вздохнул, стряхнув пепел.

– Хм… Крайне удивлен, не скрою: вы, глава БРБ, лично ведете расследование закрытого дела?

Адвоката беспокоили действия Антонии. Ярко выраженные паузы в разговоре показывали недоверие.

– Я не расследую, мэтр, а исследую.

– В зале заседания, комиссар, мне не составит труда объединить эти два глагола в одно выражение – «рыться в давно похороненном». Так чего же вы добиваетесь, эксгумируя эту драму?

– Пытаюсь понять настоящее, мэтр, и пришла я как друг. И в этом качестве рассчитываю на соблюдение вами тайны.

– Можете довериться, если хоть немного введете меня в курс дела.

– Матье Бонелли убит.

– Я узнал об этом из сегодняшней газеты.

– Но вы пока не знаете, что Брибаль и Йозевич последовали за ним. Они тоже убиты… Вот поэтому мы и задаемся вопросом: есть ли связь между их смертями и трагедией «421»? Сомнения и заслуживают нашего внимания…

Оглушенный новостью, Канонье чуть не откусил кончик сигары.

Юбер просил ее зайти побыстрее.

Но стоит ли ехать в Калюир? Так ли необходимо ее присутствие? Она знала, о чем пойдет разговор с полицейскими. И меньше всего хотела с ними беседовать на эту тему. Где им понять ее страдания. Сколько потребовалось лет, чтобы заглушить кошмары.

Она смотрела на фотографию Рашель.

Как смотрят, ожидая ответа.

Выйти? Остаться?

Потерянная – будто комар, бьющийся о стекло.

А всего и надо – толкнуть дверь и перешагнуть порог.

Проще некуда.

И так мучительно: решиться шагнуть наружу значит вскрыть старые раны.

Так недавно зарубцевавшиеся.

Жизнь стала ясной, и она обрела покой.

Так выйти? Остаться?

Юбер ее ждал, а она не привыкла подводить. Он помогал ей с такой преданностью, больно его разочаровывать.

Но он знал, что делает, принимая полицейских. Зачем они вернулись на десять лет назад – выяснить это небезынтересно. Чего ищут? Откопали новые факты?

Руки прижаты к стеклу витрины, мысли кружат.

Какое решение принять?

Выйти? Или остаться?

Пусть решит судьба. Амели, служащая ее магазина, запаздывает – никогда такого не случалось прежде. Не появится через пять минут – вот и знак не двигаться с места. Положиться на жребий – не веря в приметы.

Выйти? Остаться?

Истекли две минуты, продавщицы не видать – отсюда до конца улицы.

Три… Четыре…

Черное мешковатое пальто, прихрамывающая походка, седой узел на голове.

Амели направляется на службу.

И, значит, надо выходить…

После первого минутного удивления Канонье вновь обрел способность рассуждать.

– Брибаль… Йозевич… Франция потеряла два потрясающих образчика гомо легалус – в шутовском варианте.

– Гомо легалус… Не поясните?

– Весьма охотно, комиссар. Юридические справочники «Даллоз» [23] – пунктик Брибаля, только именем уголовного кодекса он и клялся. Между нами, я всерьез думал, что судья поглощал страницы свода законов на завтрак. Йозевич – дело другое, такого комедианта увидишь нечасто. И его показания на процессе наилучшим образом подкрепляли выкладки законников. Он даже цитировал наизусть уголовные статьи, причем ни в одной не ошибся и в запятой. Брибаль был на седьмом небе, так же как мой собрат – адвокат серба, который, уверен, и написал текст речи.

– И чего ж такого прекрасного поведал голубчик, чтобы очаровать нашу парочку?

Клубы дыма, Канонье сортирует байты памяти.

– Если попроще: что официальная комиссия гарантировала безопасность клуба. Это была правда, увы: Антон с управляющим присутствовали при инспекции. В подтверждение был представлен положительный отчет.

– Не подкопаешься.

– Это и ужасно! «Уполномоченными экспертами» выступали местные спасатели. Они не имели представления о современных материалах. А в «421» большинство принадлежало к четвертому классу – по меньшей мере сто двадцать восемь легковоспламеняющихся элементов. Проверяющие же ограничились осмотром электропроводки, убедились в отсутствии полиуретана и, совершенно удовлетворенные, подмахнули необходимые бумажки… К великому счастью мэра! Для него открытие клуба означало наполнение бюджета.

Невеселое молчание подытожило речь. Из-за мерзавцев и горе-специалистов два десятка молодых людей, полных надежд, погибли в пламени. Клуб «421» был разделен надвое, пожар занялся над главной танцплощадкой в передней половине помещения. Из первого зала посетителям удалось спастись. Но не тем, кто танцевал в дальней части. Подвесные потолочные конструкции, софиты, прожекторы обрушились мгновенно. Эвакуация из одного зала в другой стала невозможна. А пожарные выходы в задней части клуба отсутствовали.

Милош нарушил затянувшееся удрученное молчание:

– Я читал, что решение суда сочли жалким.

Канонье кашлянул, поперхнувшись нервным смешком:

– Ха-ха! Приговор совсем не был умеренным – по закону, который Брибаль применил, не видя дальше своей судейской шапчонки.

– Извините, плохо вас понимаю.

– Поясню: для этого типа правонарушений законодательство того времени предусматривало два года тюремного заключения и штраф в размере двадцати тысяч франков.

– Этот тариф и применили?

– Нет. Мэр Сильвен Жуфлю получил десять месяцев условно и небольшой штраф. Управляющий клубом выплатил смехотворную сумму родным погибших и провел за решеткой шесть месяцев, прежде чем уехать в Марокко. Остальных проходивших по делу лишь отстранили от должностей.

– И все?!

– Dura lex, sed lex… Закон суров, но это закон.

Милош изобразил, как рухнул, потрясенный мягкосердечием решения.

– Знаю, лейтенант, приговор просто вопиет о несправедливости. Я и сейчас киплю от негодования. Но что поделаешь? Кассационная жалоба была обречена заранее, Брибаль провел процесс без сучка и задоринки. – Адвокат затянулся – оживить сигару. – Вот еще одна латинская сентенция, которая кажется подходящей к моей профессии: in cauda venenum.