А потом зазвучал голос. Все звуки, которые только могли породить глотки даол-уразод, сплетались в этот голос. Намного сильнее и ужаснее, чем тела монстров сплетались в колоссальную фигуру.

— КАК ХОРОШО.

Кто-то вскрикнул. Особенно много возгласов поднялось сзади — для тех, кто стоял там и не видел происходящего, прогремевшие слова стали полной неожиданностью.

— КАК ХОРОШО ВЫ ИЗМЕНИЛИ СВОЙ МИР.

Голос тёк и струился. Непознаваемый, неопределяемый, состоящий из множества звуков, он находил путь к каждому.

— НИЧТО НЕ ПОМЕШАЛО МНЕ. ДАЖЕ НЕУДАЧА ВОЗВОДЯЩЕГО. РАНА ЭТОГО МИРА ВЕЛИКА. ОНА ГНОИТСЯ. КРОВОТОЧИТ. ПУТЬ СКВОЗЬ НЕЁ СТОЛЬ ЛЁГОК. СТОЛЬ СЛАДОК. КАК ХОРОШО.

— ТЫ ЕЩЁ КТО, ЧТОБ ТЕБЯ??!! — голос Крондина, усиленный заранее установленными устройствами, разнёсся по пещере. Резкий, звонкий, он гневно боролся с накатывающим на всех ужасом.

— Я — ЖЕЛАНИЕ. Я — ЖАЖДА. Я — ЭТО МЫ. МЫ — МНОЖЕСТВО. Я — МНОЖЕСТВО.

— И ЧЕГО ТЕБЕ НАДО?! — Крондин кричал, не особенно задумываясь над содержанием. Лишь бы говорить, лишь бы мешать этой льющейся в уши скверне.

— Я ЗНАЮ, ЗАЧЕМ ВЫ ЗДЕСЬ. ВАС ПРИВЕЛИ ЕГО СЛОВА. ТОГО, КТО СТОИТ ВПЕРЕДИ. ТОГО, КТО КРИЧИТ. ОН СКАЗАЛ ВАМ, ЧТО ВЕРИТ В УСПЕХ. НО ОН НЕ ЗНАЕТ. ЕМУ НЕОТКУДА ЗНАТЬ. Я ЖЕ — ЗНАЮ. ВЫ ОБРЕЧЕНЫ. ВЫ ТОЖЕ ЗНАЕТЕ ЭТО. ВСЛУШАЙТЕСЬ В СЕБЯ. ВСЛУШАЙТЕСЬ В СВОЙ СТРАХ — ТО, ЧТО ИЗДРЕВЛЕ УКАЗЫВАЛО ВАМ НА ОПАСНОСТЬ. ВСЛУШАЙТЕСЬ. ВАША СУДЬБА НЕИНТЕРЕСНА НИКОМУ ИЗ ВЫСШИХ СУЩНОСТЕЙ. И ВЫБОР У ВАС ТОЛЬКО ОДИН. БЕЖАТЬ. ИЛИ УМЕРЕТЬ. Я ГОВОРЮ ПРАВДУ. МНЕ НЕ НУЖНА ЛОЖЬ. МНЕ ВСЁ РАВНО, ЧТО ВЫ ВЫБЕРЕТЕ. ОСТАНЕТЕСЬ, ПОДДАВШИСЬ ГЛУПОЙ НАДЕЖДЕ — И МОЙ НАРОД НАСЛАДИТСЯ ВАШЕЙ ПЛОТЬЮ И КРОВЬЮ. ВАШЕЙ БОЛЬЮ. ВАШИМ ИСТРЕБЛЕНИЕМ. ПОБЕЖИТЕ — МОЙ НАРОД НАСЛАДИТСЯ ВАШИМ СТРАХОМ И ОТЧАЯНИЕМ. И, ЗАБАВЫ РАДИ, ДАСТ КОМУ-НИБУДЬ УЙТИ. МНЕ ВСЁ РАВНО.

Слова потянулись сквозь пещеру, проникая повсюду тонкими, вездесущими нитями огромной паутины. Неся в себе яд отчаяния и ужаса. Порождая гибельные сомнения. И приправляя всё это надеждой. Мелкой, гнусной, ничтожной, питаемой нерассуждающим животным страхом. И, в свою очередь, питающей этот страх.

Это сочетание разрасталось, крепло, его рост казался неостановимым, безнадёжно разрушающим всё…

— ЕСЛИ ТЕБЕ ВСЁ РАВНО, ТО ПОЧЕМУ ТЫ ВООБЩЕ ЗАВЁЛ ЭТИ РЕЧИ?! НЕТ, ТЕБЕ НЕ ВСЁ РАВНО! ТОТ, КТО БЫЛ ДО ТЕБЯ, ТОЖЕ ГОВОРИЛ, ЧТО ВАМ ВСЁ РАВНО, ЧТО ВЫ НЕ ЗНАЕТЕ СТРАХА, СТРАДАНИЯ, ЧТО ВЫ ЛИШЬ ЖАЖДЕТЕ. НО Я ВИДЕЛ ВАШ СТРАХ!! ТОГДА, ПЕРЕД АТАКОЙ ВОЛШЕБНЫХ РАСТЕНИЙ, КОГДА ВЫ ПОНЯЛИ, ЧТО ПОРАЖЕНИЯ НЕ МИНОВАТЬ! Я ВИДЕЛ ВАШ СТРАХ, ВАШ БЕШЕНЫЙ УЖАС! И СЕЙЧАС ВЫ ТОЖЕ БОИТЕСЬ! ВЫ ВИДИТЕ, ЧТО МЫ МОЖЕМ ПОБЕДИТЬ. И БОИТЕСЬ!! ПРОСТО ВАША ЖАЛКАЯ НАТУРА НЕ ДАЁТ ВАМ УЙТИ! КАК ЖИВОТНЫЕ, ВЫ ИДЁТЕ НА ЗАПАХ КРОВИ. ДАЖЕ ЗНАЯ, ЧТО ИДЁТЕ В ЛОВУШКУ! ВЫ НЕ МОЖЕТЕ ОСТАНОВИТЬСЯ! ВЫ МОЖЕТЕ ЛИШЬ ИСПУСКАТЬ ЭТУ ЗЛОВОННУЮ, ЖАЛКУЮ, ГНУСНУЮ ЛОЖЬ! ЭТА ЛОЖЬ — НИЧТО, ПО СРАВНЕНИЮ С ТОЙ, В КОТОРУЮ МЫ ВТРАВИЛИ СЕБЯ САМИ! И РАЗ МЫ ПОБЕДИЛИ СВОЮ — ВАШУ ПОБЕДИМ И ПОДАВНО.

Раздался крик. Потом ещё один. И ещё. И ещё. Тысячи голосов, десятки и сотни тысяч слились в мощнейшем, громоподобном единении — и разогнали страшное наваждение в один миг. Как будто его никогда и не было.

Даол-уразод затихли. Ничего нельзя было понять по их силуэтам, и уж подавно ничего нельзя было понять по огромному силуэту, сложенному из сотен тел. Но они молчали. Молчали долго. Так долго, что в их молчании поневоле угадывалось замешательство.

Но вот, окружённый тишиной, огромный силуэт зашевелился. Из верха его «туловища» выделился отросток. И вытянулся, указывая прямо на жителей Рифтрана.

— У НАС НЕТ ДРУГОГО ПУТИ. ДА БУДЕТ ТАК. ВПЕРЁД.

Эбит дун Виладир, бывший даоттар Клана Красного Самоцвета, злился. Он привык злиться. Он любил злость. Такую услужливую, всегда бывшую под рукой, всегда готовую наполнить тело горячей, бурлящей энергией. Такую разную, всегда готовую измениться, подстроиться под окружающие обстоятельства. Холодную, бритвенно-острую, беспощадную — для врагов. Скрипучую, ехидную, подбадривающую — для близких. Неотступную, надоедливую, отрезвляющую — для себя. Злость была преданной спутницей и союзницей Эбита уже много лет. С тех самых пор, когда отец показал ему эту пещеру. И рассказал тайну Семи Самоцветов. Тогда злость явилась во всей красе. Оглушающая, рвущая на части, она изранила, исковеркала его душу. Но и, подобно тяжёлой хирургической операции, спасла, дала новый источник сил и желания жить. И Эбит жил. И злился. День за днём, год за годом. И сейчас, стоя в первом ряду безбрежной массы своего народа, и видя, как полчища чудовищ двинулись в наступление, он чувствовал злость. Но чувство это было совершенно особенным. Будто его вечная спутница наконец-то вышла из тени за спиной, впервые открыто, не таясь, встала рядом. Будто положила ему на плечо свою горячую ладошку. И слегка сжала. А потом улыбнулась, немного грустно. «Прощай». «Прощай». И Эбит улыбнулся ей в ответ.

Нигвадар дун Нигвар, бывший даоттар Клана Жёлтого Самоцвета, ждал. Он был трусом. Никогда не испытывал ни упоения, ни даже азарта от власти, которой обладал. Не испытывал почти ничего, кроме страха. Нигвадар и не ждал иного, не требовал от себя большего, лишь отыгрывая выточенный десятилетиями образ. Он знал, что был трусом. Знал, наверное, с раннего детства, но окончательно понял в конце юности. В тот же день, когда выяснил, что трусом был и его отец. Когда выслушивал сбивчивый рассказ, наполненный придушенным стыдом, липким страхом и рвущейся изо всех сил наружу радостью переложить этот груз на чьи-то ещё плечи. Тогда Нигвадар плакал. Всю ночь. И день после. И ещё одну ночь. А на второй день к нему пришёл новый страх. Этот страх сказал Нигвадару, что его отец тоже боится. Боится, что Нигвадар не справится с грузом тайны. И, если страх отца будет возрастать… Больше Нигвадар никогда не плакал. И никогда не позволял себе открытой слабости. Спокойная, сдержанная уверенность стала маской, которую страх намертво приклеил к лицу. С тех пор прошла целая жизнь. Нигвадар узнал себя. Поэтому, сейчас, стоя в первом ряду безбрежной массы своего народа, и видя, как полчища чудовищ двинулись в наступление, просто ждал. Не ожидая никаких высоких переживаний и героических эмоций. Их и не было. Как не было и страха. Нигвадар понял это не сразу, но в итоге ощутил, как надвигающаяся лавина смерти и ужаса смела всю мрачную неизвестность, вечно таившуюся где-то впереди. Это ощущение пронеслось внутри сильным, освежающим порывом ветра. Того самого ветра, что Нигвадар чувствовал, прогуливаясь по полям, разведённым его кланом среди бесплодных скал. Ветра, что кружил меж трав и колосьев, недоумённо радуясь этой появившейся ниоткуда жизни. Ветра, что даровал свободу. И выдувал страх. Ощутив его, Нигвадар почувствовал, как спадает с лица вечная маска. И продолжил ждать.

Трандир дун Магвур, бывший даоттар Клана Оранжевого Самоцвета, вспоминал. Ему, старейшему среди бывших правителей Лиги, было, что вспомнить. Например, начало. Когда он, молодой гном, почти юноша, унаследовал огромное состояние и, вопреки ожиданиям многих, не только не растратил, но и приумножил его. Когда присоединился к группе таких же — смотревших вперёд, в будущее, стремившихся устроить мир по-новому, изобильнее и справедливее. Когда без страха восстал против старых порядков и отправился в долгое, тяжёлое, опасное путешествие. И когда очутился в этой пещере. Среди яркой, оглушающей, беспощадной красоты. Красоты невероятных, совершенных форм и цветов, пришедшей на смену разочарованию, страху и тупому, давящему отчаянию. Красоты, которая застила всё, сожгла, уничтожила остальные варианты. Тогда выбор, которого не осталось, был сделан. И начало закончилось. И началось продолжение. Бесчисленные дни, наполненные ожиданием. Годы сладостного забытья, когда текущие проблемы, даже самые тяжёлые, становились желанным лекарством, отвращавшим разум от страшного предчувствия. Приступы паники, длившиеся неделями, когда окружающие инстинктивно старались не попадаться на глаза, и лишь последние крохи воли удерживали от самоубийства. Всё это текло, менялось, бурлило, смешивалось. Превращалось в жизнь. И длилось. Длилось. Длилось. Пока не закончилось. Трандир спрашивал себя, когда же это произошло? Когда закончилось продолжение и начался конец? В тот момент, когда Птичий Карниз превратился в пыль? В тот момент, когда Дабнур дун Сваральтар решил уничтожить проклятие вместе со всей Лигой? Трандир спрашивал лишь для проформы. Он знал ответ. Он видел конец. В изменившемся взгляде своего сына, когда привёл его в потаённую пещеру. С тех пор Трандир начал извиняться. «Простите, простите, простите, простите…» — это слово метрономом стучало в голове. Оно не слишком беспокоило. Оно было слабым. Жалким, беспомощным рефлексом разума, пытающегося хоть как-то примириться с происходящим. Оно было слабым. И оно было. Было. Было. Пока не исчезло. Сейчас, стоя в первом ряду безбрежной массы своего народа, и видя, как полчища чудовищ двинулись в наступление, Трандир больше не слышал этого слова. Поэтому произнёс его вслух. В последний и единственный раз. «Простите». Конец заканчивался.